Дом Наркомфина — планировка. Блогер Антон Носик показал Houzz свою квартиру
Пожалуй, это один из самых знаменитых конструктивистских московских домов, авторства Моисея Гинзбурга. Последние сорок лет он живет в ожидании реконструкции, масштабы и необходимость которой с каждым годом растут в объемах и степени срочности. Правда, это не мешает творческой московской интеллигенции снимать в доме Наркомфина квартиры, стартапам и дизайн-бюро открывать офисы, а всем желающим — с мая по начало осени заниматься йогой на плоской эксплуатируемой крыше дома, где изначально, по замыслу архитектора, должен был функционировать солярий для жильцов.Известный блогер, журналист и основатель нескольких стартапов Антон Носик показал нам, как устроена четная квартира-ячейка типа F, кто его соседи и как живет дом «переходного типа» сегодня.
Анастасия ЖелезноваАнастасия ЖелезноваО проекте
Место: Дом Наркомата Финансов, Москва, Новинский бульвар
Размер: 36 кв.
м, высота потолков в спальне 2,30, в гостиной — 3,70
Кто здесь живет: Антон Носик, блогер, журналист, учредитель благотворительного фонда Помоги.Орг
Фото: Юрий Гришко
Расположенный на территории парка городской усадьбы Федора Ивановича Шаляпина, дом должен был служить крытой трассой и не мешать прогулкам горожан по Садовому кольцу, которое в конце 1920-х годов только становилось большой транспортной магистралью. Американского посольства в то время еще не было, были только роскошные особняки и огороды, в которых в 1930-м году и нашлось место советскому эксперименту.
Анастасия ЖелезноваАрхитектор Моисей Гинзбург проектировал в то время, когда советской стране необходимо было в короткие сроки обеспечить жильем растущие города.
Ресурсов не хватало, поэтому важна была не только площадь, но и пространственный объем жилого помещения. Все квартиры в доме двухуровневые и расположены попарно — этим объясняются интересные конструкции лестниц и тот факт, что на шесть этажей в здании всего два общих коридора.
Двери выкрашены в разные цвета. Нижние квартиры типа F — это белая дверь, верхние — черная. Такое решение было максимально компактным, разный уровень потолков в квартире позволял сэкономить на пространстве спальни, но сделать гостиные очень светлыми. Второй и третий этажи дома занимают ячейки К — двухуровневые квартиры площадью 78 кв.м. 4, 5 и 6 этажи — ячейки типа F площадью 37 квадратов, которые состояли из двух помещений одноэтажного и полутороэтажного объема.
Анастасия ЖелезноваБольшие общественные пространства компенсировали небольшую площадь квартир: светлый коридор был местом для социализации жильцов, а в так называемом коммунальном блоке, куда каждый из обитателей дома мог попасть по воздушному переходу, были расположены столовая, детский сад, прачечная, клуб, спортзал и технические службы домакоммуны.
«У этого дома богатая новейшая история, здесь живут и работают самые разные люди, — рассказывает Антон. — Я въехал летом 2014 года: сначала здесь располагался мой офис. Квартиру мне сдали по рекомендации моего друга Демьяна Кудрявцева, агентство которого размещается по соседству. Потом мое бюро съехало, а квартира осталась, и я стал тут жить. Половину своего времени я провожу в поездках, так что здесь нет ничего лишнего и практически ничего — моего, кроме чемоданов».
Анастасия Железнова«Многие, кто снимают здесь помещения, сами делают ремонт. Я же очень попросил владельца здания, чтобы мне сдали квартиру, в которой не нужно было бы делать ничего. Тот момент моей жизни был очень напряженным и заниматься обустройством мне было совершенно некогда. Так что все, что вы здесь видите — от стула до пледа на диване — принадлежит не мне, а дому, что во многом согласуется с идеями Гинзбурга», — объясняет хозяин.
Маленькая кухня — одна из главных примет квартир-ячеек.
По плану Гинзбурга, новый советский человек не должен был тратить время на приготовление пищи, а мог зайти на фабрику-кухню в соседнем блоке, чтобы отужинать с товарищами. Или же после совместной утренней зарядки в широком коридоре или на крыше — отправиться по воздушному переходу на завтрак.
Правда, по наблюдениям самого Гинзбурга, жильцы в то время еще не готовы были менять свой быт. А потому отказывались от совместных трапез на фабрике-кухне, предпочитал брать ужин с собой.
Анастасия ЖелезноваАнастасия ЖелезноваЕстественно, что дом с такой судьбой обрастает историями, которыми щедро делится Антон: «У Гинзбурга все крыши были эксплуатируемыми, нашей была уготована судьба солярия. Архитектору казалось, что советские люди — дети солнца — должны три месяца в году общаться со своим небесным отцом. Однако этим планам не суждено было осуществиться. Милютин — нарком финансов и однокашник Гинзбурга по архитектурному факультету, попросил сделать ему здесь квартиру, хотя вся номенклатурная элита селилась в то время в Доме на набережной.
Так появился первый в Москве пентхаус.В результате крыша стала местом жизни наркома, и загорать в голом виде под его окнами никому и в голову не приходило. Чтобы корабль получил свою законченную форму, а также стремясь уравновесить образовавшийся «курок», Гинзбург пристроил на этаже Милютина комнаты для аспирантов и стажеров — сейчас там находится детская художественной студия. Вообще этот дом был местом обитания многих известных людей. В конце нашего этажа расположена двухэтажная квартира Дейнеки, где он жил с 1931-го по 1959 год, а над ней — рабочий кабинет самого Гинзбурга».
Анастасия ЖелезноваВсего Моисей Гинзбург разработал пять типов ячеек, плюс несколько нестандартных. Экспериментальных домов было построено всего шесть: четыре в Москве, один в Екатеринбурге и один — в Саратове. Брат-близнец дома Наркомфина — дом на Гоголевском бульваре (строился под руководством ученика Гинзбурга — Михаила Барща) сегодня выглядит значительно лучше и тоже является местом жизни московской богемы.
Этот дом — образец архитектурного авангарда. В нем задумка Гинзбурга была реализована полностью: с полноценным коммунальным корпусом и гаражом, который в доме Наркомфина построен не был.
«Брежнев ремонтировать дом Наркомфина не планировал, а наследникам советской номенклатуры выдавал квартиры улучшенной планировки, в которые они и переезжали. Со временем дом опустел. Заниматься муниципальным жильем было особенно некому, поэтому сюда понабились сквоттеры. Постепенно квартиры в этом доме начал покупать Александр Сенаторов — глава группы «Коперник». Он надеялся, что как только станет собственником всех квартир в здании, в нем можно будет провести капремонт. Однако со временем иллюзия у него пропала, и и он стал сдавать квартиры в аренду».
Анастасия ЖелезноваПо мнению Антона, это место идеально для работы — здесь большие окна, хороший свет и минималистичный интерьер.
Анастасия ЖелезноваПортрет Фрейда над столом — работа Павла Пепперштейна, его подарок Антону.
Рядом висит акварель Антона Тотибадзе, который снимает студию на этом же этаже.
«До того, как начали строить американское посольство, из окон квартиры было видно высотку МГУ, сейчас видно стройку», — замечает Антон. — А вот с крыши дома по-прежнему открывается вид на Министерство иностранных дел, высотку на Баррикадной и гостиницу «Украина».
Анастасия Железнова«Летом на крыше периодически бывают концерты, открывается кафе. Секция йоги работает в три смены. Правда, все другие проекты с наивной идеей заработать что-то на жильцах дома и его арендаторах «горят синим пламенем». Кафе или рестораны здесь просто нерентабельны. Я, например, работаю дома, могу выйти пообедать в «Новинский пассаж» или провести встречу где-то в городе, а так можно и на своей мини-кухне что-то приготовить», — объясняет Антон.
Анастасия Железнова«Кипы я иногда покупаю в путешествиях, есть одна тюбетейка из казанского Кремля. Золотой батон я привез из сувенирной лавки резиденции господина Януковича в Межигорье, где был найден тот самый золотой батон, что изумил интернет-сообщество».
«Расписанный слон — подарок фонда Любови Аркус «Антон тут рядом», их делают дети с аутизмом. Книги мне в основном дарят авторы, это больше сувениры. Я не читаю ничего на бумаге, ведь все, что было написано за последние 20 лет, есть в электронном виде. Современная полиграфия — это распечатка файлов, то есть их всегда можно найти или попросить у авторов», — рассказывает про детали своего быта Антон.
Анастасия ЖелезноваНа перилах лестницы — еще одна большая работа Пепперштейна.
Анастасия ЖелезноваЕлена Игумнова«Дом выполняет свою функцию — все жильцы друг друга знают и ходят в гости, что очень удивительно, — замечает Антон. — Гинзбург настаивал на том, что это не дом-коммуна, а дом «переходного типа». Дом-коммуна не разделен на квартиры — это один сплошной коридор, где женщина каждый вечер выбирает, где она останется ночевать, а дети точно не знают, чьи они.
Анастасия ЖелезноваНаш дом имел задачей подготовить людей к новому быту.
Тут есть свои социалистические заскоки и глупости: например, высота потолков в спальне и уборной — 2,30 м, ведь там ты занимаешься своим мещанским буржуазным бытом. А вот в гостиной, куда выходишь общаться с товарищами, высота потолков — 3,70. Эта метафора Гинзбурга совершенно четко была про социализм и везде сохранялась, даже в пентхаусе у Милютина. На втором этаже его квартиры, где человек ведет презренный быт — четыре комнаты с низкими потолками, а в большом зале их высота 4,80, если я не ошибаюсь».
«Во время своего пребывания в Москве, Ле Корбюзье видел этот проект и при строительстве жилого здания в Марселе использовал идеи Гинзбурга. Единственное, что он добавил, это мебель, позволив на ней сэкономить жильцам. Он сделал столы, кровати и сидения из выступов стены, а в остальном применил все те же идеи, — рассказывает блогер.— Здание Наркомфина — наверное, самый интересный и оригинальный дом в Москве. Оценить эту красоту и лаконичность может не каждый, но мне эта квартира кажется прекрасной».
Квартира в доме Наркомфина: проект Натальи Белоноговой
Квартиры
Квартира площадью 81 кв. м находится в знаменитом доме Наркомфина, памятнике архитектуры конструктивизма. В 2017–2020 годах здесь была проведена масштабная реставрация по проекту мастерской Алексея Гинзбурга, внука автора здания Моисея Гинзбурга.
Кухня и зеркальные стеновые панели, мастерская «Квадраттруба». Светильники, Flos. Кофейный столик, работа Дениса Милованова. Стул, Massproductions. Текстиль, Les Stores.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
Квартиры, а точнее «ячейки», в знаменитом московском доме Наркомфина исторически были очень яркими: с разноцветными потолками и стенами насыщенных лимонных и голубых тонов. «Разумеется, едва переступив порог этого прекрасного двухуровневого пространства, я предложила использовать цвет, — вспоминает архитектор Наталья Белоногова.
— Но заказчики хотели «фирменный бетонный интерьер от NB-studio», так что всем цветам мы предпочли серый, черный и оттенки натурального дерева.
Гостиная. Стол и шкаф работы Дениса Милованова. Пуфы, Gervasoni. Основание дивана отлито из бетона, подушки от Les Stores. Светильник, Flos. Выключатели, PLH.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
«Мы старались максимально подчеркнуть архитектуру самого пространства»
Кухня со столешницей, переходящей в подоконник, мастерская «Квадраттруба». Стул, Massproductions. Подвесной светильник, Flos. Текстиль, Les Stores.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
Вопреки расхожему мнению, темные тона не сужают пространство. И даже, наоборот, раскрывают его.
Но есть секрет. Мы никогда не «закатываем» всю стену в один тон, а создаем живописное полотно из десяти слоев краски, благодаря чему поверхность получается воздушной и «зыбкой» и размывает границы пространства». Похожий муаровый эффект создает бархатная обивка дивана, основание которого прямо на месте отлили из бетона — фирменный прием NB-studio, успешно опробованный в интерьерах московских ресторанов.
Спальня. Кровать, Gervasoni. Лавка, работа Дениса Милованова. Текстиль, Les Stores. Светильники Nautic от Tekna.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
«Темные тона не сужают пространство. И даже, наоборот, раскрывают его. Но есть один секрет…»
Ванная комната. Тумба под раковину, работа Дениса Милованова. Раковина, «Мрамор.ру». Ванна входила в изначальную комплектацию квартиры. Жалюзи, Les Stores.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
К слову, владельцы квартиры занимаются ресторанным бизнесом. Поэтому, например, им потребовалась прекрасно оборудованная большая кухня, ради чего ее перенесли к другой стене, чем было предусмотрено изначально. Саму кухню, подоконник и диван объединили в непрерывную бетонную ленту, опоясывающую гостиную. А когда кухонный фартук от столешницы до самого потолка, который в этом месте имеет высоту пять метров, облицевали панелями из состаренного зеркала, случилось чудо. «Мы словно вынули угол и продлили вид на улицу, что происходит, если зеркало расположено под прямым углом к окну, — уточняет архитектор. — Получившийся эффект превзошел даже мои ожидания. Квартира общей площадью 81 кв. м стала казаться ровно в два раза больше».
Детская. Стол и табурет, Moonk. Стульчики в виде олененка и овечки, EO (Elements Optimal). Шкаф, работа Дениса Милованова.
Полки, ИКЕА. Светильники Nautic от Tekna.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
Второй этаж, где исторически высота потолков такая маленькая, что можно менять лампочки, не вставая на стул, отдали под детскую, спальню и ванную комнату. Собственно, такая планировка была здесь всегда. «Мы старались максимально подчеркнуть архитектуру самого пространства, — говорит Наталья. — И несмотря на то, что заказчики предпочли современную стилистику интерьера, пару элементов все-таки сделали с учетом года и стиля постройки. Это черная колонна, которую „вынули“ из стены в духе идей конструктивизма и „Баухауcа“, и круглые вентиляционные гильзы, которые, как и почти все в этом проекте, выполнили на заказ». Архитектор Наталья Белоногова, «НБ-студия», www.nb-studio.ru, @belonogovan
Вид с галереи второго этажа. Гильзы для вентиляции и зеркала, мастерская «Квадраттруба».
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
Жильцы дома Наркомфина пользуются общим балконом: стол и стул InOut, дизайн Паолы Навоне для Gervasoni.
- Фото
- МИХАИЛ ЛОСКУТОВ
Чесова Полина
Теги
- Москва
- Наталья Белоногова
- 60-120 квм
- современный
- серый
- минималистичный
Долгий путь к восстановлению советской модели коллективной жизни – Искусство и культура
Анна Мальпас (Agence France-Presse)
Москва, Россия ●
пн, 23 апреля 2018 г.
2018-04-23
14:05
1879 г.
а7124а1е87885б91д244660ф9е011ббе
2
Искусство и культура
Москва,дом,квартира,реставрация,модерн,Алексей-Гинзбург,Россия
Бесплатно
Заброшенный и обиженный многоквартирный дом Наркомфина в Москве, советский шедевр, которым восхищался во всем мире, наконец-то восстанавливается до своего первоначального, новаторского состояния.
Архитектор Алексей Гинзбург руководит проектом и впервые с 1940-х годов, по его словам, выглядит так, как задумал его дед Моисей Гинзбург.
Длинный низкий дом 1930 года, стоящий на рядах элегантных черных колонн, был построен в то время, когда советские архитекторы своим радикальным, но функциональным стилем, известным как конструктивизм, влияли на мировые тенденции.
Наркомфин был спроектирован так, чтобы казаться легким и почти парить над окружающим садом.
Но десятки лет назад городские власти замуровали пространство под зданием и использовали его под офисы.
Для Гинзбург расчистка этих стен, чтобы вернуть здание на опоры, была одним из «исторических дней» в семейном проекте, который разрабатывался 30 лет.
Для любителей московской сокровищницы культовой, но давно забытой авангардной архитектуры, этот реставрационный проект станет испытанием.
«Это то, чего все ждали», — сказала Наталья Меликова, русско-американский фотограф и активистка, создавшая веб-сайт The Constructivist Project, который документирует и отслеживает авангардную архитектуру в различных городах России и ведет хронику бурной недавней истории Наркомфина.
Экспертная реставрация Гинзбурга, финансируемая частными застройщиками, но провозглашаемая городскими властями, дает «проблеск надежды» другим подобным зданиям, сказала она.
Читайте также: Получить «постсоветский» взгляд: как русский стритстайл стал глобальным
— Коммунальная жизнь, социалистический идеал —
Наркомфин — сокращение от русского слова Наркомфин — был построен как жилье для сотрудников министерства финансов, а сам министр занимал пентхаус.
В нем отразились новые идеи коммунальной, социалистической жизни, с общими балконами и садом на крыше, а также столовой и детским садом, к которым можно было добраться по пешеходной дорожке.
Небольшие двухуровневые квартиры со светлыми гостиными и спальнями с низким потолком.
Но поскольку модернизм пришел в упадок у советских властей, здание, расположенное за посольством США, пришло в упадок.
В последнее время он выглядел почти заброшенным, с отвалившимися от фасада кусками штукатурки и граффити на стенах.
Несколько лет назад внутри открылись йога-студия, кафе и магазин винтажной одежды.
«ПВХ (окна), керамическая плитка, деревянные балки и все такое, боже мой!» заявил Гинзбург.
— «Выполнение миссии» —
48-летний мужчина, работающий в Москве и Лондоне, помогал своему отцу-архитектору в кампании по восстановлению здания в 1990-х годах, которая продолжилась после его смерти. Его жена Наталья также работает над проектом.
Наконец, в 2016 году инвестиционная компания «Лига Прав» купила здание и поручила Гинзбургу провести реставрацию, частично профинансированную кредитом в размере 855 миллионов рублей (тогда — 14,5 миллиона долларов) от государственного кредитора Сбербанка.
Реставрация может обойтись в два миллиарда рублей (на тот момент $33,8 млн), сообщил в прошлом году РИА Новости владелец компании Сергей Кириленко.
«На это ушло 30 лет — даже не завершение, а только начало реставрации», — сказал Гинзбург.
«Я выполняю какую-то миссию, какой-то долг — больше перед отцом, чем перед дедом.»
— Другие здания, которые нужно спасти —
Гинзбург надеется, что реставрация Наркомфина поможет спасти другие конструктивистские здания, многие из которых находятся под угрозой сноса.
Московские городские власти дали свое согласие прошлым летом, когда мэр Сергей Собянин забрался на крышу Наркомфина.
До недавнего времени официальные лица утверждали, что такие модернистские здания не имеют исторической ценности.
Заместитель мэра Марат Хуснуллин в 2016 году даже предлагал сохранить несколько в качестве примеров «как не надо строить».
Но теперь в моде отличительные геометрические формы авангарда, которые даже использовались на плакате чемпионата мира по футболу, который пройдет этим летом в России.
Александра Селиванова, руководитель Московского центра «Авангард», который проводит пешеходные экскурсии по районам 1920-х и 1930-х годов, предупреждает, что чиновники, приписывающие реставрацию одного здания, не означают, что они спасут другие.
«Демонстративная позиция «спасителей» Наркомфина не гарантирует, что чиновники изменили свое отношение к архитектурному наследию ХХ века», — сказала она AFP .
Читайте также: «Советский Диор» обещает сохранить российскую моду красочной «нанесли еще один удар по этому наследию», — сказала она.
Несмотря на протесты, в настоящее время неизбежен снос группы конструктивистских многоквартирных домов 1920-х годов.
Тем не менее, настроения в обществе, похоже, меняются.
Поворотным моментом для Гинзбург стало впервые услышать русскоязычные гастроли Наркомфина, так как раньше это привлекало только жителей Запада.
Инженер и экскурсовод Арсений Аредов признается, что пять лет назад даже не слышал о нем.
«Глядя на Наркомфина, я всегда поражаюсь тому состоянию, в которое должно прийти здание, прежде чем о нем начнут беспокоиться», — говорит он.
«Здорово, что здание сохранилось… Думаю, это здание увидят наши дети и внуки.»
Возрождения, присвоения, предательства – архитекторы для социального жилья
Дом Наркомфина
Как третьеразрядная интеллектуальная нация с самым деполитизированным рабочим классом в Европе, Великобритания потратила в этом 100-летнем юбилейном году удовлетворительно рассказывая о русской революции все, что только можно, и одновременно закрывая глаза на необычайное творчество, которое она породила, пусть и недолговечное, в поэзии, литературе, живописи, скульптуре, музыке, театре, текстиле, графическом дизайне, фотографии.
, фотомонтаж, кино и архитектура, с которыми в наше время может сравниться только итальянский Ренессанс. Пишу о знаменитом творении Ле Корбюзье Марсельский ЖК недавно привел меня к зданию, о котором я, не будучи ни архитектором, ни архитектурным деятелем, никогда не слышал: жилой дом Наркомфина в Москве по проекту архитектора-конструктивиста Моисея. Гинзбург и его ученик Игнатий Милинис. Ле Корбюзье взял некоторые из своих самых влиятельных идей из этого здания, предварительно лишив их большей части социалистического содержания; но в то время как Марсельский жилой комплекс 1952 года отмечен сотнями книг и ежегодно посещается тысячами студентов-архитекторов, дом Наркомфина, который был завершен в 1930, когда большинство британских рабочих жили в террасных викторианских трущобах, был брошен гнить, заселен московскими бездомными, скуплен спекулянтом недвижимостью, а теперь находится под угрозой «регенерации» в виде роскошных апартаментов или отеля в «Дивном новом» Владимира Путина.
Меня поразило, как много общего у «Жилища» Ле Корбюзье с домом Наркомфина: пилоты, освободившие землю под домом; железобетонные колонны, освободившие фасад и размещение внутренних стен; плоская крыша, освободившая место для отдыха; ленточные окна, пропускающие максимальное количество света; модульные квартиры, соединяющиеся между собой над и под внутренними улицами; жилое пространство двойной высоты; оборудованные кухни в больших квартирах; и удобства на территории — но не общая кухня и столовая: демонтаж буржуазной семьи был слишком далекой революцией! Ле Корбюзье открыто говорил о своем долге, и, справедливости ради, он сформулировал некоторые из его принципов в 
Это, однако, не означало, что советское правительство приветствовало его — как раз наоборот. К 1930 году власть Иосифа Сталина в Политбюро была почти тотальной, и как продукт конструктивизма здание Наркомфина пахло бунтом, авангардом, утопической левизной и перманентной революцией — всем тем, что первоначально принимала русская революция, но что Сталин теперь осуждал с резкой критикой. единственное убийственное слово: «троцкизм». Гинзбург назвал дом Наркомфина «жильем переходного типа». В то время как мезонеты с двумя спальнями (тип K) для семей на первом и втором этажах были автономными, с собственной кухней и ванными комнатами, смежные двухуровневые апартаменты с одной спальней (тип F) на третьем , четвертый и пятый этажи, предназначенные для одиноких жителей и бездетных пар, имели собственный туалет и душевую кабину, но жители должны были пользоваться общей кухней и столовой в примыкающей пристройке, куда можно попасть по закрытому переходу с первого этажа. Таким образом, здание было революционным не только по форме и структуре, но и по функциям, что повлияло на переход его жителей от домашней жизни, основанной на буржуазной семье, к собственно коллективному образу жизни.
Это безошибочно связывало дом Наркомфина с троцкизмом. В 1923 году Лев Троцкий опубликовал сборник эссе под названием « Проблемы повседневной жизни: создание основ нового общества в революционной России», , в котором он писал: «Людей нельзя заставить перейти к новым привычкам жизни — они должны врастать в них постепенно, по мере того, как они врастали в свой старый образ жизни». Другими словами, переход к социализму должен был осуществляться не политикой, проводимой Центральным только что вышедших из полуфеодального общества. В 1927 этот сборник был расширен и переиздан в составе серии под названием Культура переходного периода ; но когда в ноябре того же года Троцкого исключили из коммунистической партии, его книги были изъяты из библиотек по всему Советскому Союзу. Отныне не должно было быть «переходного периода»; при товарище Сталине революция была полной, и не было необходимости в переходном жилье, когда каждый член советского общества уже жил в коммунистической утопии.
В 1930-го года здание Наркомфина было достроено, а через год после того, как Троцкого окончательно выслали из Советского Союза, Организация современных архитекторов была распущена, и вскоре здание начало страдать. На смену динамичным подъездам и ландшафтному парку, спроектированному Гинзбургом, пришла асфальтированная дорога между регулярными садами в соответствии с неоклассической эстетикой сталинизма; плоская крыша, предназначенная для прогулок и принятия солнечных ванн, привлекла внимание наркома финансов Николая Милютина, архитектора-любителя, заказавшего здание и превратившего предназначенные коммунальные помещения в пентхаус для себя; жильцы квартир типа «Ф» стали устанавливать собственные кухни, кухонные принадлежности которых подключали к газовой магистрали; а освобожденная земля между пилотами была объявлена пустой тратой места на фоне нехватки жилья и заполнена дополнительными квартирами (точно так же, как сегодня во многих муниципальных поместьях Великобритании). Стоит также отметить, что позже Гинзбург признал, что наиболее популярными среди жильцов были квартиры третьей типологии, типа 2-Ф, которая представляла собой более традиционную планировку с собственным санузлом и кухней, расположенными по обе стороны от третьей.
четвертый и пятый этажи, и доступ к ним осуществляется по внутренней лестнице.
В 1960-х многоквартирный дом отошёл к Мосжилуправлению, а коммунальная пристройка осталась за СНК. Оба блока пришли в упадок, а строительство посольства США по соседству в 1981 году уничтожило последние остатки парка, в котором оно когда-то стояло. К распаду Советского Союза в 1991 году в здании царил беспорядок, и только половина квартир была заселена. Выставленные на «свободу» рынка, они теперь были куплены оставшимися жителями, в то время как остальная часть здания, включая подвал и первый этаж, осталась под контролем города. Вскоре после этого, когда стоимость земли резко возросла, контрольный пакет квартир был куплен агентством недвижимости МИАН. Это означало, что жители не могли создать жилищный кооператив и управлять зданием независимо от муниципальных властей. Однако планы агентства превратить здание в гостиницу встретили резкое сопротивление как жителей, так и поклонников архитектуры. Совсем недавно пустующие квартиры сдавали в аренду художникам, которые нашли в здании не только дешевое жилье среди стремительно растущей московской арендной платы, но и пережиток того времени, когда искусство находилось на службе у революции, а не у государства.
Однако, как и в Великобритании, артисты привлекли хипстерскую клиентуру, и ряд квартир были превращены в коммерческие заведения, включая магазин фалафелей, кальянную и студию йоги.
Затем, в прошлом году, 95 процентов здания было куплено ООО «Лига Прав», которое в качестве рекламного жеста, который признал бы любой из лондонских советов по труду, наняло внука первоначального архитектора Алексея Гинзбурга для надзора за реставрацией и приспособление. В этом году компания Ginzburg Architects опубликовала серию архитектурных визуализаций того, как будет выглядеть готовое здание. Дом Наркомфина числится в списке, а значит, вернуть ему былую, слегка потрепанную славу придется немалыми расходами. Был выбран современный легкий цемент, чтобы имитировать внешний вид некачественных материалов, использованных в оригинальном здании; необходимо демонтировать точечный корпус на первом этаже, обнажив пилоты; лифт для жильцов – 19Дополнение 50-х годов к оригинальной версии — будет заменено на менее навязчивую версию; воссозданы даже оригинальные экспериментальные цветовые схемы отдельных квартир; и пристройка для общественных помещений должна быть восстановлена, а застекленная стена возвращена в ее полное пространство, хотя кухня, столовая, детская, прачечная и библиотека, содержащиеся в первоначальном блоке, будут заменены на коммерческое кафе и другие объекты, открытые для посещения.
публика. Ходят слухи, что одну из квартир превратят в музей для посетителей.
Вопрос, конечно, в том, кто за все это будет платить. Реставрацию финансирует Сбербанк, государственная российская компания, предоставляющая банковские и финансовые услуги, штаб-квартира которой находится в Москве; и « Лига Прав» заявили, что самая быстрая окупаемость их инвестиций заключается в том, чтобы превратить жилой блок в роскошные апартаменты для лиц, демографический состав которых аналогичен тому, который сегодня проживает в марсельском жилом комплексе . Но есть вероятность, что это здание станет отелем для многих архитекторов и туристов, которые, как и здание Ле Корбюзье, посетят его в рамках того, что сейчас позиционируется как тур по «Конструктивистской Москве». ‘. Как видно из названия, дом Наркомфина строился не для советского пролетариата; но он был спроектирован как модель коллективного жилья, которое предполагалось экспортировать по Москве и Советскому Союзу. Однако к тому времени, когда он был построен, было уже слишком поздно.
Политика формализма
Нечто подобное происходит сегодня в Великобритании, где шедевры архитектурного модернизма застряли между бульдозерами местных советов и кошельками застройщиков. Поместье Park Hill в Шеффилде, спроектированное Айвором Смитом и Джеком Линном, выселенное из его жителей и оставленное пустовать в течение 13 лет, превращается в смесь коммерческих единиц, мастерских художников и дорогих квартир для ценителей брутализма с помощью архитектурных практик. Хокинс\Браун и Михаил Ричес; Балфрон-тауэр Эрно Голдфингера в Лондоне, выселенный из арендаторов и установленный вместе с художниками Общественной ассоциацией жилья и возрождения тополя, выпотрошен и отремонтирован студией Egret West, подходящей для pied-à-terre для банкиров в соседнем Кэнэри-Уорф, в котором его ретро -гламур продается компанией Hawkins\Brown; в то время как в прошлом месяце было объявлено, что соседнее поместье Робин Гуд Гарденс, спроектированное Элисон и Питером Смитсонами, приговоренное к сносу лейбористским советом Тауэр-Хамлетс вопреки широко распространенной оппозиции в архитектурном мире и предназначенное для реконструкции Хавортом Томпкинсом, получило один из своих модули квартир, приобретенные Музеем Виктории и Альберта, которые, предположительно, однажды выставят их на обозрение в качестве примера того, как когда-то жил рабочий класс.
Тем не менее, несмотря на этот добровольный сговор архитекторов в разрушении наследия их предшественников, именно по эстетическим суждениям советников от лейбористов и консервативных политиков модернистские муниципальные поместья послевоенной Британии сносятся как обреченные эксперименты в социализме. это преднамеренно навязало бруталистский «стиль» британским гражданам, предположительно любящим террасы. Прежде чем его уволили с работы, Майкл Хезелтин, бывший глава правительственной Национальной стратегии возрождения поместья, сказал, что снос садов Робин Гуда был оправдан, потому что, как он объяснил в интервью Architects’ Journal март этого года — «Мне не нравится, как он выглядит». Смотреть, конечно, это все, что он когда-либо делал, так как я очень сомневаюсь, что лорд Хезелтайн, несмотря на свои ранние деньги в качестве лондонского застройщика, лично знает любого, кто когда-либо жил в муниципальном поместье или посещал его без свита телохранителей. Но если эстетический вкус является показателем политических изменений, Джереми Корбин и его последователи должны набраться храбрости, поскольку, похоже, на волне ностальгии по тому, что лейбористские советы сносят по всему Лондону, бруталистскую архитектуру, на которую вытеснили несколько поколений политиков, их страхи перед социализмом и ненависть к рабочему классу стали новым взглядом на средний класс, который вытесняет его из наших «возрожденных» городских районов.
«Возвращение домой», как описывает это рекламное видео Hawkins\Brown, означает выселение существующих жителей из их домов.
Ле Корбюзье сформулировал пять пунктов или принципов модернистской архитектуры: пилоты несут структурную нагрузку здания; следовательно, дизайн фасада свободен от конструктивных ограничений; полученное отсутствие несущих стен освобождает внутреннюю планировку; ленточные окна пропускают в интерьер максимальное количество света; и сады на крыше защищают плоскую крышу для отдыха. Но есть и шестой принцип, относящийся не к форме модернистской архитектуры, а к ее функции: куда стекается средний класс, туда следуют и архитекторы. Как и бруталистская архитектура, возникшая из нее, русский конструктивизм уже некоторое время является модным ориентиром для архитекторов, стремящихся продать свою «революцию» самому богатому клиенту; но в год 100-летия русской революции ни одна выставка, насколько мне известно, не рассматривала огромное влияние, которое она оказала на модернистскую архитектуру, или то, как ее социалистические принципы были лишены того, что теперь является чисто формальными присвоениями ‘ стиль’.
Как всегда, Zaha Hadid Architects была в авангарде этого формализма, который является определяющей идеологией искусства при позднем капитализме. Несмотря на стилистические отсылки к нему, которые легко воспринимаются публикой, любящей искусство и архитектуру, ни в художественном музее MAXXI в Риме (2009 г.), ни в правительственном здании Пьера Вивеса в Монпелье (2012 г.) нет ни малейшего элемента конструктивизма. по той простой причине, что конструктивизм — это не стиль. Напротив, архитектура Хадид является антитезой социалистическим принципам конструктивизма. Помимо ее готовности работать на кого угодно, от президента Азербайджана до королевской семьи Саудовской Аравии, в ответ на критику условий труда, при которых ее нереализованный футбольный стадион Аль-Вакра в Катаре был бы построен 1,8 миллионами рабочих-мигрантов, которые держат без оплаты или права на работу в трудовых лагерях с конфискованными паспортами при температуре до 50 градусов по Цельсию, которая, как сообщает Хьюман Райтс Вотч, убивает их со скоростью один раз в два дня, а Международная конфедерация профсоюзов предсказывает, что погибнет 7000 строителей.
рабочих на стройках в рамках подготовки к чемпионату мира по футболу 2022 года, Хадид небрежно заявила: «Я не имею ничего общего с рабочими. Я думаю, что это вопрос, который должно решить правительство. В мои обязанности как архитектора не входит смотреть на это».
Но Zaha Hadid Architects далеко не одиноки, будь то в их формалистских заимствованиях из конструктивизма или в их безразличии к социальному содержанию их архитектуры. Я уже потерял счет статьям, которые я читал в архитектурных журналах, которые лирически восхваляют формальные качества и фетишизируют материалы в еще одном культурном центре, музее, оперном театре, спортивном стадионе, финансовом институте, штаб-квартире корпорации или доме миллионеров. pad, игнорируя при этом его социальный контекст, структуру его финансирования или его идеологическую функцию, построена ли она в Саудовской Аравии или в Лондоне. Громкая кампания Общества двадцатого века по спасению садов Робин Гуда, которую поддержали как Заха Хадид, так и Ричард Роджерс, была основана не на противодействии социальной чистке более чем 700 жителей из их домов, а на возмущении по поводу Потеря шедевра брутализма.
Как и в случае любого фетишизма, навязчивая сосредоточенность архитектурного дискурса и практики на форме и материальности служит для того, чтобы скрыть слишком человеческую цену его психологического, культурного и экономического формирования.
В прошлом месяце книга Моисея Гинзбурга Жилище: пять лет работы над проблемой жилища , впервые опубликованная в 1934 году, была впервые опубликована в английском переводе. В рецензии на книгу в Architectural Review историк архитектуры Алла Вронская написала, что это давно назревшее исправление неправильного понимания конструктивизма как «стиля», который до сих пор доминирует в нашем восприятии искусства и архитектуры, возникших в результате Русская революция. Это поощрялось и пропагандировалось Нью-Йоркским институтом архитектуры и городских исследований, который в 1982 опубликовал то, что стало де-факто манифестом конструктивизма для западных студентов-архитекторов. Это был трактат Гинзбурга 1924 года « Стиль и эпоха», , который появился в серии с одновременным сочинением Ле Корбюзье « На пути к новой архитектуре » и во многом разделял его стилистическую теорию исторического развития в искусстве и дизайне.
35 лет спустя архитектурная профессия продолжает получать похвалы и награды за здания, такие как Школа государственного управления Herzog & de Meuron с соответствующим названием Блаватник в Оксфорде – еще одно здание, которое делает стилистические отсылки к конструктивизму, и, как и пристройка Тейт Модерн, названа в честь Олигарх советского происхождения, пожертвовавший на его строительство 75 миллионов фунтов стерлингов. Его цель, согласно веб-сайту университета, состоит в том, чтобы «развивать инновационное и продуктивное сотрудничество с государственными и неправительственными организациями, включая компании частного сектора, которые могут помочь нам оставаться на связи с реальными проблемами». архитектурная пресса, однако, игнорировала эту связь частного капитала, государственной педагогики и государственной политики, сосредоточившись вместо этого на явно очаровательном факте, что «толстые плиты пола и винтовая лестница, соединяющая каждый из семи этажей, отлиты из бетона, который с заполнителем теплых тонов, чтобы смягчить некоторые из обычно холодных оттенков материала.