«В каждой стране существуют барьеры, которые архитектору сложно преодолеть» » Вcероссийский отраслевой интернет-журнал «Строительство.RU»
Американский архитектор арабского происхождения Хани Рашид — о музее «Эрмитаж», машинной архитектуре, «прямых углах» и свободе творчества
Хани Рашид, известный американский архитектор, автор амбициозных инновационных проектов по всему миру. Свою карьеру начал в 1983 году, окончив университет Карлтон в Оттаве, а затем получив степень магистра архитектуры в Академии искусств Крэнбрук (США). В 1989 году основал архитектурное бюро Asymptote Architecture, вместе с Лиз-Анн Кутюр. Сегодня это ведущее международное бюро, разрабатывающее инновационные, интеллектуальные проекты, включая создание генпланов городов, проекты в виртуальной реальности, а также интерьеры. В последние годы у Хани Рашида появились проектируемые здания и в Москве.
Недавно архитектор стал гостем «Дня инноваций в архитектуре и строительстве», который прошел в московском Центре международной торговли.
Он дал эксклюзивное интервью порталу «Строительство.RU»
Удивительное и из ряда вон выходящее можно создавать и за разумную цену
— Хани, какими архитектурными традициями вы вдохновляетесь в своем творчестве: западными или восточными? (Ваши корни на Востоке, вы родились в Каире)
— Мой отец, египтянин, был художником-абстракционистом: он получил образование в Париже. Мама родом из Великобритании, преподавала английский. Так что я вырос, можно сказать, в разносторонней среде.
А взгляды… Взгляды в большей степени сформированы современным искусством. За это большое спасибо отцу. Хотя в его творчестве присутствует и огромный интерес к древней египетской культуре.
Так что в нашем доме царила современная абстрактная живопись, древняя египетская культура и идеи британской литературы и философии. Потом, уже в университете, я заинтересовался французской и немецкой литературой тоже, поэтому говорю о мультикультурной среде.
— Как вы относитесь к «прямым углам» в архитектуре?
— Вполне нормально отношусь. Проектируя, я не думаю о соотношении углов или кривых, я думаю об организации пространства, о том, как распределяется свет. Для меня форма стен, выступов и ниш – это результат того, что я хочу рассказать своим зданием.
Что касается технологии, то прямые углы – это проще и, соответственно, дешевле. Тем не менее, повторюсь, для меня гораздо важнее «повесть формы и света». Современные технологии позволяют нам не думать о прямых углах, а воплотить идею света и пространства.
Хани Рашид: «Иногда боязливое ожидание суровой экспертизы используется архитектором как аргумент «не делать»: мол, эксперты все равно не допустят инноваций, каких-то нововведений».
— В последнее время вы работали над крупным российским проектом – музеем «Эрмитаж-Москва» в жилом комплексе «ЗИЛарт». На каком этапе находится проект?
— Проект музейного центра современного искусства «Эрмитаж-Москва» сейчас находится на экспертизе, это уже второй этап — мы успешно прошли первый.
Надеюсь, близки к этапу окончательного одобрения строительной конструкции.
Это очень интересная работа. Вначале, каюсь, думал, что будет очень трудно «протолкнуть» проект. Он достаточно креативный. Но экспертиза прошла успешно. Это будет «умное» здание, построенное с применением различных инновационных технологий, красивое, безопасное.
Благодарен, что в процессе экспертизы мы столкнулись с открытым, непредвзятым и очень доброжелательным отношением. Иногда боязливое ожидание суровой экспертизы, что греха таить, используется архитектором как аргумент «не делать»: мол, эксперты все равно не допустят инноваций, каких-то нововведений. В данном случае не было ничего подобного. Экспертное сообщество продемонстрировало очень доброжелательное отношение к новым технологиям, которые мы применили в нашем проекте.
Хани Рашид: «Креативность, творческая составляющая проекта – вот что важно, а не дороговизна проекта».
— Должна ли хорошая архитектура быть дорогой?
— Не обязательно.
Я думаю, хороший архитектор может вполне бюджетно воплотить свои идеи. Дело в том, что это очень относительное понятие: что дорого, а что дешево. Например, мои друзья выполнили ряд проектов жилых домов: это недорогие в проектировании и строительстве, но очень красивые, и главное, удобные здания.
Креативность, творческая составляющая проекта – вот что важно, а не дороговизна проекта. Наша работа заключается в том, чтобы создавать красивые пространства и здания, с одной стороны. А с другой – найти способ реализации своих идей, подобрать такие материалы и технологические решения, чтобы проекты воплотились в жизнь, и это было и красиво, и функционально.
Для меня творческое начало профессии архитектора заключается не только и не столько в том, чтобы создать что-то удивительное, из ряда вон выходящее, но и в том, каким образом это можно сделать за разумную цену – ту, которую готов заплатить клиент. Порой это непросто.
Больше всего нам не хотелось свалиться в историзм
— Если говорить о «ЗИЛАРТе», какой была стратегия проекта? Какую цель вы перед собой ставили? Ведь это очень знаковое место для Москвы, для России – здесь располагался крупный автомобильный завод… Есть такое понятие «гений места»: как Вы в своем проекте учитывали исторические особенности этой знаковой территории?
— Наша первая реакция, когда мы увидели ЗИЛ, была близка к шоку: здания были практически в руинах, завод был сильно разрушен.
Но даже в руинах чувствовалась такая своеобразная мощь!
Знаете, история все равно накладывает свой отпечаток. Мы решили начать с изучения эпохи русского конструктивизма, которая как раз совпала со временем создания этого предприятия. В то время конструктивизм, как архитектурный стиль, широко использовался в промышленном строительстве, и ЗИЛ не стал исключением.
Музей «Эрмитаж» — это современная интерпретация величия и мощи конструктивизма. Очень хочется надеяться, что человек, который туда придет, сможет во всей полноте ощутить дыхание истории, но уже через современное пространство.
Правда, с такими местами всегда есть опасность «свалиться в историзм», когда старое и выглядит старым (старомодным). И тогда это смотрится не очень правдоподобно, как некая декорация.
Я здесь пошел другим путем. Привлек современные формы для отражения духа места. Для меня это как «поэма в архитектуре» или своего рода «архитектурная музыка»: в ней ценно современное звучание, но в исторической классической гармонии.
Словом, важно было сохранить ощущение былой мощи в новой тональности.
Принадлежность к какому-либо стилю порождает скуку
— Хани, скажите, пожалуйста, причисляете ли вы себя к какому-то направлению в архитектуре? Вам по-прежнему интересен деконструктивизм? Или вы за эти годы выработали свой эксклюзивный стиль?
— Во времена своего студенчества я увлекался деконструктивизмом и даже выполнил несколько работ в этом направлении. Тогда я работал с известными архитекторами-деконструктивистами.
Потом я был в первых рядах освоения цифровой архитектуры и проектирования, исследуя 3D-проектирование в Университете Columbia, и первым, кто сделал масштабный цифровой проект в 1990-х. И я тогда понял, что принадлежность к какому-либо стилю порождает скуку.
Что я имею в виду? Когда что-то «бронзовеет», становится стилем, своего рода иконой – оно истощается, исчерпывает самое себя.
Гораздо интереснее заниматься чем-то новым, изучать новые возможности того, что еще не стало стилем.
Потому что именно здесь происходит внедрение инноваций, эксперименты с формой, светом, пространством. И именно здесь случаются открытия.
Как только это сделано, реализовано, надо двигаться дальше. Архитектура все время движется вперед. Поэтому и постмодернизм умер, деконструктивизм тоже – он же основывался на конструктивизме и спорил с ним, относясь к конструктивизму «свысока». Были какие-то искусственные эксперименты с формой, с цветом. Очень наносное, я считаю.
Я рассматриваю конструктивизм как музыку, как философию. Говорят, «мы стоим на плечах гигантов». И для меня большая честь осознавать, что я тоже прикоснулся к этим замечательным архитектурным открытиям.
Конструктивисты пытались делать очень интересные вещи с пространством, но при скудости инструментов, не все могли воплотить в жизнь. Сейчас, в ХХI веке, когда мы обладаем другими технологиями и материалами, очень заманчиво в какой-то мере воплотить те идеи, о которых конструктивисты могли только мечтать.
И в то же время это очень ответственно.
Наша ближайшая цель – не то чтобы возродить конструктивизм как стиль, как течение в архитектуре, но фактически провести глубокое исследование и выйти на новый уровень с использованием инновационных технологий и материалов.
— Ваш брат Карим Рашид – дизайнер с мировым именем. Интересно ли Вам это направление деятельности?
— Я все-таки архитектор. Мне интересен дизайн с точки зрения организации пространства. А вот мой брат – эксперт в области формы различных предметов, мелких архитектурных форм…
Что-то я, конечно, делал. Это ведь из семьи идет, но в общем и целом – нет! Брат унаследовал от отца способность восприятия формы и цвета, а я — скорее, философское отношение к форме, понимание того, как с ее помощью организовать пространство.
Архитектор должен уметь работать внутри конкретной ситуации
— С Вашей точки зрения, с какими сложностями или особенностями сталкивается архитектор в России? И какие у него здесь преимущества?
— Мне кажется, здесь есть некоторые сложности, связанные, главным образом, с правилами в области применения новых технологий.
Есть люди, которые до сих пор искренне не понимают, что в новых проектах необходимо применять новые подходы. Руководствуются старыми правилами.
Думаю, что в России пока еще очень много бюрократии, что, конечно, тормозит архитектурный процесс. Некоторые моменты согласования проектов затягиваются по времени.
Правда, оговорюсь, это не только в России. В каждой стране существуют какие-то барьеры, какие-то уровни, которые сложно преодолеть. Но пример нашего проекта (музей «Эрмитаж-Москва» — прим. авт.) говорит о том, что эти сложности – не столько из-за необходимости преодолевать какие-то «драконовские» правила или условия, а из-за неумения архитектора работать внутри конкретной ситуации. В этом смысле я принадлежу к оптимистам, старающимся в любой ситуации получить желаемый результат.
— В каком направлении, на Ваш взгляд, движется современная архитектура? И как вы видите свое место в этом развитии?
— Я очень надеюсь, что опыт, мастерство нашего архитектурного сообщества, которое, на самом деле, представляет собой некий симбиоз инженерии и искусства, позволят создавать более комфортную, красивую и качественную среду обитания для человека.
Не скрою, на этом пути архитектор может «попасть в ловушку»: идя на поводу у клиента, «свалиться» в некий прагматизм. И этого нужно опасаться.
В целом же, думаю, архитекторы в будущем будут играть двойную роль: с одной стороны, архитектурная практика будет все более общей, с другой – все больше внимания будет уделяться организации среды, использованию новых материалов – словом, строительству «лучшего мира».
С большим оптимизмом смотрю на использование искусственного интеллекта в архитектуре. Большая часть стандартной рутинной работы вполне может выполнять машина, оставляя архитектору свободу творить и в то же время накладывая на архитектора еще большую ответственность – суметь предусмотреть в проекте то, что недоступно машине.
Беседовала Ольга ЭВОЯН, материал подготовила Елена Мацейко
Для справки:
В портфолио Asymptote Architecture такие проекты, как Нью-Йоркская фондовая биржа, американские магазины для Карлоса Миле и Alessi, мировой бизнес-центр в Пусане (Южная Корея), масштабный гостиничный комплекс в Пенанге (Малайзия), небоскреб Strata Tower в Абу-Даби.
Среди последних — два здания в Москве: музейный центр «Эрмитаж-Москва» и высотный жилой дом в ЖК «ЗИЛарт».
Мастерская Хани Рашида имеет определенные заслуги в области инженерных решений, устойчивого строительства, городского планирования. Это позволило компании быть выбранной в качестве «проектного архитектора» Девятой Венецианской архитектурной биеннале.
Бюро завоевало множество наград по всему миру, в том числе Frederic Kiesler Prize (Премию Фредерика Кислера) в 2004 году за вклад в искусство и архитектуру.
ASYMPTOTE architecture — цифровая архитектура будущего
ASYMPTOTE ARCHITECTURE — группа авангардных архитекторов из США, наиболее ярких представителей дигитальной (цифровой) архитектуры. Футуристические проекты этой группы поражают своей неординарностью. Яркие, уникальные, сочетающие, казалось бы, совершенно несочетаемые стили, творения Асимптоты широко известны и во всем мире, и в нашей стране.
Творческое кредо основателей группы — стирание границ между старой и новой архитектурой.
Проекты группы выходят за рамки привычного, раздвигают границы обыденного, оставаясь при этом невероятно гармоничными и изысканными.
Группа ASYMPTOTE ARCHITECTURE — явление междисциплинарное, опережающее время. Их творчество — на стыке виртуального и реального миров. Работы «Асимптоты» представлены в самых известных музеях современного искусства по всему миру.
Изучая движение различных форм с применением самых современных компьютерных технологий и 3D-графики , архитекторы «Асимптоты» создают архитектурные шедевры неповторимого стиля, соединяя пространство реальной материи и цифрового мира.
Создатели «Асимптоты»
Основателей ASYMPTOTE ARCHITECTURE двое: каирец Хани Рашид и жительница Монреаля Лиз Анн Кутюр.
Х.Рашид родился в 1958 году в Каире, в творческой многонациональной семье. Отцом Хани был египетский
художник-абстракционист
, а младший брат — Карим Рашид — стал дизайнером с мировым именем, так что с нестандартной творческой атмосферой Хани знаком с самого детства.
Хани Рашид закончил Карлтонский университет, где и познакомился со своим будущим другом и партнером канадкой Лиз Анн Кутюр.
Уроженка Монреаля, Лиз Анн Кутюр также закончила Карлтон, а затем Архитектурную школу при Йельском университете. Их творческий дуэт, сложившийся еще в стенах университета, перерос в долгосрочное сотрудничество, и в 1989 году была основана архитектурная группа «Асимптота».
Сегодня ASYMPTOTE ARCHITECTURE — одна их лидирующих мировых архитектурных компаний. Ее проекты есть на всех континентах земного шара.
Десять лучших творений, поражающих воображение
1. Жилой комплекс. США, Нью-Йорк , Западный Манхеттен (2007 год)
Удивительно элегантные формы в сочетании с мягкой геометрией и огромными отражающими поверхностями позволили создать необычный и очень органичный синтез исторических зданий и современных модернистских конструкций
на166-й
Перри Стрит в
Нью-Йорке
.
2. Многофункциональный офисный центр. Грузия, Тбилиси (2007 год)
Стильный футуристический дизайн на грани фантастических форм и реальности отличает 40-этажный многофункциональный центр, спроектированный ASYMPTOTE ARCHITECTURE. Удивительно плавные геометрические формы конструкции в сочетании с полупрозрачным ячеистым остеклением придают этому зданию особенную изысканность и невероятную «холодную» красоту.
3. Городской музей. Россия, Пермь (2007 год)
Созданный архитекторами группы «Асимптота» Пермский музей создает невероятный контраст традиционной пермской архитектуре.
Реализация этого проекта могла бы стать новой ступенью в культурном развитии города. Удивительное сюрреалистическое здание сочетает одновременно мягкость и резкость очертаний, а
матово-черный
цвет придает особую драматичность.
4. The Yas Viceroy Hotel. ОАЭ, Абу-Даби (2009 год)
Пожалуй, одно из самых ярких творений Хани Рашида и Лиз Анн Кутюр — футуристический отель, спроектированный для
Абу-Даби
. В ночное время этот невероятный
арт-объект
становится поистине фантастическим. Дело в том, на фасаде отеля расположено 4800
LED-панелей
, переливающихся насыщенными цветами. Красочная цветовая волна создает ощущение движения, делает архитектурный объект динамичным, живым.
5. «Центр Роскоши и Культуры». Италия, Бергамо (2009 год)
Проект ультрасовременного комплекса, разработанный «Асимптотой» для итальянского города Бергамо — это целый крытый город с развитой инфраструктурой. Проект задумывался как связующее звено между городом и аэропортом. Магазины, отели, развлекательные центры, кафе и рестораны соединены целой сетью пешеходных дорожек. Оригинальный белоснежный воздушный купол, накрывающий весь этот комплекс, придает всему центру «Роскоши и культуры» особое очарование.
6. «Мировой бизнес-центр ». Южная Корея, Пусан (2010 год)
Подчеркнуто резкая геометрия грандиозных остроконечных башен
бизнес-центра
выделяет его из окружающего пространства.
Глубинная идея такого архитектурного решения в том, что мировой
бизнес-центр
должен стать новым витком для роста и развития экономики. В основании
560-метрового
здания расположена сеть пешеходных дорожек, с помощью которой центр органично вливается в общее городское пространство.
7. Порт «Морские Врата». Тайвань, Гаосюн (2010 год)
Проект реконструкции порта недаром носит название «Морские врата». Две монументальные башни по обе стороны терминала действительно напоминают огромные врата, а плавно изогнутый горизонтальный купол корпуса, расположенного между ними, — мягкие морские волны. Особое оформление фасада, подчеркнутое
сине-голубым
неоновым светом, символизирует непрерывный круговорот воды в природе. Комплекс «Морские врата» задуман не только как порт, но и как полноценный
культурно-досуговый
центр, призванный стать основой общественной жизни города.
8. Жилой комплекс «Страта Тауэр». ОАЭ, Абу-Даби (2011 год)
Проект 40-этажной башни «Страта Тауэр» поражает своей грандиозностью и одновременно ажурной воздушностью. Очертания башни напоминают смерч, конструктивные особенности создают иллюзию движения и резко контрастируют с окружающим пейзажем. Особое внимание архитекторы ASYMPTOTE ARCHITECTURE уделили проектированию энергоэффективности и экологичности. Система «умных» жалюзи, созданная с применением самых современных технологий, «окутывает» экзоскелет небоскреба и позволяет не только значительно снизить потребление электричества, но и особым образом отражать свет. Каждый раз, в зависимости от погоды и времени суток, «Страта Тауэр» будет выглядеть по-разному .
9.
Жилой комплекс Velo Towers, Южная Корея, Сеул (2024 год)
Проект «Вело Тауэр» — один из самых необычных архитектурных шедевров от «Асимптоты». Отдельные округлые блоки, нанизанные на единое основание под разными углами, создают просто непередаваемый эффект. На высоте 125 метров две башни соединяются мостом, на котором располагаются прогулочные зеленые зоны, террасы и места для отдыха. В самих башнях находится 500 жилых квартир различной площади, а во внутренней части моста — спортивные залы. «Вело Тауэр» — это ультрасовременный многофункциональный жилой комплекс с отелями, ресторанами и бассейнами, созданный с применением последних научных достижений.
10. Многофункциональный жилой комплекс «Пенанг Глобал Сити Центр», Малайзия, Пенанг (2021 год)
Несмотря на внушительные размеры башен этого комплекса (каждая по 60 этажей) смотрятся они изящно, легко и воздушно,
чем-то
напоминая фигурки древнего искусства оригами.
Причудливо изогнутые стеклянные стены башен отражают море и горы, придавая окружающему пейзажу особую сюрреалистичность. Огромная платформа, на которой расположены башни, включает в себя концертные залы, театры и кинотеатры, центры искусств и
конгресс-холл
. Комплекс «Глобал Сити» задумывался как символ стремительного развития Северной Малайзии. Он может стать настоящей эксклюзивной достопримечательностью Пенанга.
Комплекс «Глобал Сити Центр» спроектирован как суперсовременный экологичный архитектурный ансамбль. На фасаде расположены ультратонкие солнечные батареи, здания снабжены ветрогенераторами, а особая высокотехнологичная система позволяет использовать дождевую воду.
«Асимптота» в России
Неподдельный интерес проявляют архитекторы «AA» к нашей стране вообще и к ее столице — в частности. К 2018 году на территории заброшенного завода планируется создание уникального музейного комплекса, который станет филиалом Эрмитажа.
Фантастическое белоснежное здание с подчеркнуто строгими и резкими линиями, по мнению Хани Рашида, олицетворяет будущее нашей страны в ее стремлении к светлому, чистому и прекрасному.
Архитектор видит современную Россию как неповторимое и уникальное сочетание богатейшей древней культуры и суперсовременных междисциплинарных тенденций. В проекте своего Эрмитажа он задумал соединить и классическое, и современное искусство, объединить все многообразие российской культуры и показать путь развития от классики до современных концептуальных инсталляций.
ASYMPTOTE ARCHITECTURE — архитектура будущего
Творчество «Асимптоты» относится к так называемой нелинейной архитектуре. В своей работе архитекторы активно применяют самые современные компьютерные технологии, показывая, как в XXI веке стираются границы между реальным окружающим миров и виртуальной реальностью.
Идея общности форм технического мира и человеческого тела активно исследуется архитекторами с помощью
3D-моделирования
, после чего воплощается в виде реальных архитектурных конструкций.
Отсюда — почти нереальная, чувственная легкость и плавность форм, ощущение движения, тягучести, некоего потока в неподвижных объектах.
«Я никогда не собирался быть архитектором»
«Я никогда не собирался быть архитектором, — говорит Элизабет Диллер. «Я собирался стать художником и снимать фильмы». Изучая искусство в нью-йоркском Cooper Union в середине 1970-х, Диллер оказалась в опьяняющем межкультурном брожении искусства, архитектуры, музыки, танца и перформанса. «В какой-то момент я решила пройти курс архитектуры, — вспоминает она. «Тогда я очень заинтересовался дискурсом. Я думал, что больше ответственности за идеи, порожденные архитектурой, чем искусством. Так что я перевелся и поступил в архитектурную школу, но при этом еще ходил на концерты и в клубы, а моими друзьями были музыканты и художники».
Я думал, что идеи, порожденные архитектурой, несут больше ответственности, чем искусство.
Диллер до сих пор дружит с такими светилами, как композиторы Стив Райх и Филип Гласс, и всегда наслаждался междисциплинарным сотрудничеством.
С ранних лет она работала над постановкой и декорациями; провокации, рассчитанные на то, чтобы подразнить идеи о пространстве, производительности и восприятии. Совсем недавно кинорежиссер Спайк Джонз позвонил ей, когда ему нужно было взглянуть на природу антиутопического города будущего для своего фильма 9.0009 Her , и она участвовала в разработке прошлогодней выставки «Небесные тела» в Метрополитен-музее, которая исследовала плодотворную взаимосвязь между высокой модой и католицизмом. Изюминкой связанного с этим бала Met Gala Ball стала Рианна в полном папском регалии.
Линкольн-центр, фотография Айвана Баана
Источник: Иван Баан
Линкольн-центр, Нью-Йорк
а расторможенность также стимулировала риск и распространение андеграундных и художественных субкультур. «Улицы были полны героина, — говорит Диллер. «Это было немного грубо, но также очень активно и продуктивно. Однако со временем Нью-Йорк полностью изменился, так что то, что было центром художественного производства, стало центром арт-рынка.
Поэтому нам нужно подумать, как вернуть производство».
Advertisement
Сарай, открытие которого запланировано на начало апреля, — явно высококлассный ответ на это затруднительное положение. Построенный на принадлежащей городу земле рядом с застройкой Hudson Yards в Нижнем Вест-Сайде Манхэттена, он задуман как мобильный Кунстхалле с колоссальным ограждением на стальном каркасе, которое можно выдвигать или убирать в соответствии с различными программами и размерами аудитории. Заключенный в стеганые панели ETFE, он был описан как «гигантская сумка Chanel на колесиках», но все же добавляет стимпанковский вес и эксцентричность гладкому корпоративному терраформированию Манхэттена с намеком на бесконечно адаптируемый Fun Palace Седрика Прайса. 9
Источник: Бретт Бейер . «Это пространство, которое сочетает в себе все формы искусства, но также отвечает различным потребностям. Так что он должен быть прочным, он должен иметь огромную грузоподъемность, он должен иметь электроэнергию, он должен иметь театральную сетку и гибкую опору.
Но если вы не используете его, вам не нужно его нагревать или программировать. Это архитектура инфраструктуры и аморфности».
Улицы Нью-Йорка были полны героина. Это было немного грубо, но также очень активно и продуктивно
Диллер и ее коллеги любят играть как с физическими, так и с концептуальными ограничениями архитектуры. Здание Blur для выставки Swiss Expo 2002 на озере Невшатель было буквальным и метафорическим стиранием границ, легкой структурой, постоянно окутанной парящим прозрачным облаком тумана, создаваемым тысячами сопел. Каждому посетителю был выдан пластиковый плащ, чтобы он не промок, что добавляло сюрреалистичности и наводящего на размышления характеру мероприятия. Условные обозначения постоянства и прочности были разрушены и переопределены присутствием воды, создавшей архитектуру атмосферы, эфемерный механизм для переосмысления того, как пространство видится и воспринимается. Brasserie, ресторан на подиуме нью-йоркского Seagram Building, представлял собой сценографию другого рода: входы посетителей записывались на видеоэкраны, когда они спускались по конструкции, похожей на подиум, внутрь.
На мгновение вы стали зрелищем, блюдом дня.
Здание Blur by beat widmer
Источник: Beat Widmer
Здание Blur, озеро Невшат, Швейцария 150 сильных. Тем не менее, Диллер недавно был в Лондоне, чтобы обнародовать предложения по созданию Центра музыки стоимостью 288 миллионов фунтов стерлингов, нового концертного зала Барбакан, который будет построен на месте Лондонского музея, который должен переехать в Смитфилд. Это кричащая и отчуждающая городская местность, прорезанная дорогами и окруженная унылыми нагромождениями капитала. Практика направлена на активацию сайта путем перенаправления трафика под зданием и заполнения нового наземного слоя. Сам концертный зал подобен гигантскому акустическому ядру, окруженному пирамидальным панцирем. Лабиринт прогулочных пространств и фойе подчеркивает важность жизни между выступлениями, поэтому люди могут задержаться и пообщаться, оживляя здание, даже если концерта не идет.
В архитектуре гораздо больше, чем создание пространства
«Барбакан не давал мне покоя в течение очень долгого времени, — говорит Диллер.
«Потому что мы потратили 10 лет на переделку нью-йоркского Линкольн-центра, который был похож на городское состояние, с централизованной планировкой середины века, все было разработано для автомобильной культуры, очень сосредоточено на себе и враждебно к окружающей среде. Мы пришли с идеей уважать его ДНК и выявить лучшее в нем, но многие люди просто хотели сгладить его». «Мысль о том, чтобы открыть его и перенести в наше время, была хорошей подготовкой к Барбакану», — отмечает она.
Реклама
01 Highline photo by iwan baan
Источник: Iwan Baan мейнстрима, от периферии к центру, отмечая захватывающую, хотя, возможно, и предсказуемую траекторию. High Line особенно символизирует эту двусмысленность. Восстановив реликвии прошлой индустриальной эпохи и превратив их в надземный бульвар, представляющий новый способ знакомства с городом, High Line стала жертвой собственного успеха. Число посетителей резко возросло, а его близость стала катализатором бума на рынке недвижимости в Челси и Вест-Виллидж, маргинализируя и вытесняя существующие сообщества.
«Изначально мы думали, что сможем принимать 400 000 посетителей в год, — говорит Диллер. «В прошлом году было 8 миллионов. Почти все прогнозы относительно этого проекта были абсолютно неверными. Сначала мы просто хотели сделать отличный парк. Но экономика продолжала меняться, и участки, которые изначально были бесполезными, стали гораздо более ценными, а объекты недвижимости менялись. Сейчас это одна из самых дорогих недвижимостей в городе. Он слишком быстро облагородился, я думаю, мы все можем согласиться, и здесь слишком много людей. Но поступили бы мы иначе? Я так не думаю».
Размышление о конвульсивных изменениях High Line побудило Диллера разработать Опера длиной в милю: биография 7 часов , созданная в сотрудничестве с композитором Дэвидом Лэнгом и поэтами Энн Карсон и Клаудией Рэнкин. Он был поставлен на High Line в прошлом году, и профессиональные певцы и общественные хоры, разбросанные по его длине, выступали перед прогуливающейся публикой.
10 км оперы Айван Баан
Источник: Иван Баан
Опера длиной в милю, биография 7 часов, представленная на High Line
‘Тематически речь шла о скорости изменения города и смещенных ритмах его жителей, но не в дидактическом ключе.
, — объясняет она. «Это должно было быть что-то с эмоциональным содержанием, которое заставляло бы вас видеть, чувствовать и думать об этой трансформации. Частично это связано с чувством ностальгии по безвозвратному прошлому, а частично с опасением потенциально отчуждающего будущего. И как в реальном времени мы можем получить коллективный опыт вокруг этой идеи».
В прошлом Диллер говорил о «глубоком понимании», которое подчеркивает, как DS+R позиционирует себя по отношению к архитектуре, рассматривая ее как тесно связанную с более широкой схемой вещей, своего рода лесами для диалогов и событий, как статических, так и активная, синтезирующая профессиональную практику, академическое исследование и художественное экспериментирование. «Я думаю об архитектуре как о культурной дисциплине, полностью интегрированной, а не автономной», — утверждает она. «Архитектура — это гораздо больше, чем создание пространства».
Центр концептуального дизайна музыки – diller scofidio + renfro
Центр музыки, Лондон, концептуальный дизайн
Ее послужной список привлек внимание журнала Time , который в прошлом году назвал Диллер единственным архитектором в своем ежегодном список самых влиятельных людей мира.
Теперь идет премия Джейн Дрю. Диллер польщен, но по-прежнему воинственен, поскольку он был свидетелем и участником медленной борьбы за гендерное равенство с 70-х годов. «В архитектуре всегда доминировали мужчины, и я благодарный бенефициар женского движения», — заметила она, когда Объявлен список Time . «Это признак кардинальных изменений в том, как выглядит архитектор. Мы больше не видим единственного героического голоса, индивидуального гения, который получает молнию от Бога. Вместо этого мы наблюдаем разного рода сотрудничество, например, коллектив моих собственных партнеров в DS+R». Обед женщин в архитектуре
Лиз Диллер выступит на ежегодном обеде «Женщины в архитектуре» 1 марта.
diller scofidio + renfroЭлизабет ДиллерHigh Linejane получила призNew Yorkwomen in Architecture awards 2019-02-13
Тегиdiller scofidio + renfro Элизабет Диллер High Line Джейн получила приз Женщины Нью-Йорка в архитектуре награды
От высокой моды до Терракотовых воинов, Энн Ши знает, что привлекает посетителей в Музей Бауэрс
Если вам посчастливилось побродить с широко открытыми глазами по недавней выставке Guo Pei в музее Бауэрс, сделанной из пробок, похожей на платье из бамбука ручной работы, которому придана форма лодки и позолота с золотым кружевом, — у вас есть Anne Shih поблагодарить.
Но это был не первый творческий переворот Ши. На самом деле это был 14-й экспонат, который она помогла привезти в Бауэр (в качестве волонтера) с 1997 года, поэтому ее называют «секретным оружием» музея.
Убедить китайских чиновников отправить некоторых из их древних терракотовых воинов в Бауэрс считается самой большой победой Ши.
Выставка 2008 года привлекла полмиллиона посетителей, и журнал Time назвал ее одной из 10 лучших музейных выставок страны в том году.
В этом году Ши организовал возвращение воинов в Бауэрс (в третий раз), но затем мужчина отломил один из терракотовых больших пальцев воина, которому 2200 лет, во время выставки в Филадельфии.
Китайские власти были недовольны и отменили оставшуюся часть тура по США. Чем его заменить?
Ну, если ты Ши, ты копаешься в своем мозгу и пролистываешь свои завидные связи. А потом вы вспоминаете, что дружите со знаменитым дизайнером высокой моды Го Пей.
«Го сказал: «Конечно!»», — рассказал Ши.
«Все, что вы хотите».
В 2017 году Энн Ши была удостоена Почетной медали острова Эллис, награды, присуждаемой Национальной этнической коалицией организаций иммигрантам, которые оказали существенное влияние в США или во всем мире.
(любезно предоставлено Лиз Мэксон)
Она совершила сотни заграничных поездок в поисках произведений искусства, десятки только в Китай, где она может преодолеть культурный разрыв и вернуть ценные предметы старины страны.
При всем ее влиянии и власти (она собрала более 25 миллионов долларов для Бауэрс), она обезоруживающе доступна.
Те, кто знает 72-летнюю Ши, описывают жизнерадостную женщину, которая является солью земли. Она держит спальный мешок в Бауэрс, чтобы вздремнуть после обеда, так как она часто делает трансконтинентальные звонки после полуночи.
Она обнимает доцентов-добровольцев музея, когда видит их, как будто они старые друзья.
Модельер Го Пей и Энн Ши, которые привезли выставку «Го Пей: мода за гранью» в музей Бауэрс.
Ши носит сшитую на заказ куртку Guo Pei, которую она заказала за 10 000 долларов.
(Тони Латтимор, любезно предоставлено музеем Бауэрс)
Когда ее спросили, почему она отдает так много времени и энергии, она рассказала о том, как ее воспитывали.
В детстве Ши была близка со своей бабушкой, у которой в детстве были связаны ноги, а в старости они свернулись. Работа Ши состояла в том, чтобы каждое воскресенье мыть ноги бабушке ватой.
Она и для бабушки готовила. И они спали в одной постели.
«Мы были очень близки, — говорит она.
Дважды в месяц она брала свою ахма в буддийский храм и поднимала ее по многочисленным лестницам, шаг за шагом.
«Это мое детство», — говорит она, улыбаясь. «Мне понравилось.»
До сих пор хранит шкатулку в память о бабушке. В нем ее крошечные туфли и серебряный цветок от черной ленты, которую она носила на голове после того, как овдовела.
Энн и Дэнни Ши на опере Тихоокеанского симфонического оркестра по опере Пуччини «Турандот» в 2016 году.
(Фото Ника Куна)
В молодости Ши изучала банковское дело в Тайваньском университете, а затем вышла замуж за Дэнни Ши, импортера, который держится подальше от ее внимания.
Пара уехала из Тайваня в Нью-Джерси в 1979 году — и тогда впервые увидела, как с неба падает снег.
«Мой муж сказал: «Смотрите, все женщины выходят и лопатят». Я сказала: «Я не могу», — рассказывает она, смеясь.
Пару лет спустя они переехали в Хантингтон-Бич, где вырастили двоих детей, которые теперь подарили им троих внуков.
В следующем году Ши и Пей вместе отправятся в Кению и Танзанию, чтобы увидеть масаи, африканское племя, известное своими изделиями из бисера.
Ши сказала, что Го уже пообещала прислать ей больше своих роскошных творений для второй выставки Го Пей в Бауэрс в 2021 году. Ши сама выберет их.
«У меня страсть к искусству, — говорит она. «Но также и страсть к вкладу в общество. Это моя главная цель».
Для получения дополнительной информации о Bowers и их текущих экспонатах посетите сайт bowers.