Как сделать ремонт в «сталинке» без перепланировки — INMYROOM
Проект неделиИрина Киреева не стала ломать в сталинской квартире стены и менять комнаты местами: оказалось, что ее можно преобразить, используя только декораторские приемы
Место
Москва
Тип дома
Сталинский дом
Метраж
60,5 кв. м
Комнаты
2
Дизайн
dots&points
Фото
Евгений Кулибаба
У этого интерьера необычная история: ориентиром были не практические соображения и даже не стиль, а цвет. Cеро-розовый цвет, который владелица двухкомнатной «сталинки» называет «цветом вялой розы». «Это ее любимый цвет и с самого начала мы создавали интерьер, держа его в голове», – рассказывает дизайнер Ирина Киреева.
Припыленный розовый в сочетании с серыми, серо-зелеными, болотными, винными и песочными оттенками оказался цветом-хамелеоном: меняется на глазах. «Это тот случай, когда при дневном солнечном и вечернем свете интерьер воспринимается по-разному, – комментирует Ирина.
– Днем он романтичный, напоминает летний рассвет, но при вечернем освещении выходят на первый план более насыщенные оттенки и появляется некоторая загадочность».
Планировка в «сталинках» неплохая, поэтому ее решили не менять: ни переносить кухню, ни соединять ее с гостиной хозяйка квартиры не хотела. Изменения коснулись лишь дверных проемов: их немного подвинули. Системы хранения делали на заказ, тщательно продумывая расположение ящичков и полок. В коридоре появились шкафы для верхней одежды, в спальне – для повседневной. В гостиной всю четырехметровую стену занимает библиотека, полностью заполненная книгами.
Ирина вспоминает, с какой любовью хозяйка добавляла очередную вещицу в романтичный розовый интерьер. Настольные лампы, настенные скульптуры, статуэтки, кашпо, шкатулки, вазы подбирали целый год – уже после того, как ремонт был закончен.
Многие предметы были куплены у итальянской фабрики Marchetti – она выпускает мебель из массива, которая выглядит так, будто долго стояла в каком-нибудь старом доме, была побита пылью и поедена жучками.
Заметим, что эффект старения, как правило, создается вручную. «Как от бабушки», – вздохнул прораб, распаковывая пришедший из Италии довольно дорогой комод со следами времени. И в данном случае это был комплимент.
Планировка
Бренды, представленные в проекте
Холл
Отделка: обои, «Ампир декор»
Напольное покрытие: метлахская плитка, Top Cer; керамогранит
Мебель: встроенные гардеробы, изготовлены на заказ; комод, Marchetti; консоль, Аmbella Home
Декор: настенная скульптура, Curtis Jere; картина художника Марии Вишняк Освещение: люстры, Kutek; бра, Visual Comfort
Гостиная
Отделка: обои, «Ампир декор»; краска, Manders
Напольное покрытие: инженерная доска
Мебель: диван и кресло, Roy-bush; панель под ТВ; письменный стол и стул, Marchetti; журнальный столик, винтаж; библиотека, Еbaniteria
Ковер: Iran Сarpets
Освещение: люстра, Visual Comfort; настольные лампы, «Английские интерьеры»
Спальня
Отделка: обои, «Ампир декор»
Мебель: комод, Marchetti; кровать, Ashley; встроенные гардеробы изготовлены на заказ
Освещение: люстра, De Majo; настольные лампы, «Английские интерьеры»
Кухня
Отделка: обои; краска, Manders
Напольное покрытие: керамогранит
Мебель: диванчик, стол и стулья изготовлены на заказ; гарнитур, VIRS Бытовая техника: SMEG
Смесители: Blanco
Освещение: Ferroluce
Ванная комната
Отделка: плитка
Напольное покрытие: керамогранит
Мебель: тумба под раковину и встроенный шкаф изготовлены на заказ Санфаянс: Jacob Delafon
Смесители: Migliori
Полотенцесушитель: Migliori
Освещение: потолочный светильник, Centrsvet, бра, Visual Comfort
Хотите, чтобы ваш проект был опубликован на INMYROOM? Присылайте фотографии интерьера на wow@inmyroom.
ru
Создайте интерьер с товарами из магазина InMyRoom:
Смотреть все товарыОформление двухкомнатной квартиры в сталинском доме | Дизайн интерьера
Автор проекта: дизайнер Александр Кононенко, г. Москва
«Данный проект создан без предварительных эскизов, главное — грамотно и достоверно донести до заказчика свое видение».
Двухкомнатная квартира расположена в сталинском доме, из окон которого открывается вид на набережную и «Москва-Сити». И месторасположение жилья, и царящая здесь атмосфера очень импонировали яркому темпераменту заказчицы. Таким же неординарным и харизматичным дизайнеру предстояло сделать и интерьер.
Общая площадь — 68,2 м². 1, 2 — гостиная; 3 — кухня-столовая; 4 — холл; 5 — спальня; 6 — санузел
Заказчица хотела получить интерьер, похожий на дорогой уютный отель, в котором есть все для комфортного проживания. Она обратилась к дизайнеру по рекомендации, поэтому заранее знала, какие смелые решения он может предложить.
Гостиная. Площадь — 19,6 м². Диваны изготовлены в Италии по спецзаказу. Столики: чайные — Brabbu (Португалия), журнальный — Versace (Италия)
Но начать предстояло с перепланировки, так как квартира была типовой, с узким коридором и проходными комнатами. Продумав каждый сантиметр, автор проекта создал идеальное по эргономике и при этом легкое пространство, визуально создающее впечатление значительно большей площади.
Гостиная. Кресло и кофейный столик — Eichholtz (Нидерланды). Электрокамин испанского производства. В зоне камина оборудована небольшая кладовая
Отделочные материалы выбраны из линейки антивандальных. Так как у хозяйки появился щенок, было принято решение вместо обоев использовать декоративную штукатурку.
Мебель выбирали в Европе. Работа над проектом шла без предварительной визуализации — вживую, поэтому все предметы дизайнер компоновал в шоурумах, где для заказчицы выстраивали целые композиции.
Кухня-столовая. Площадь — 9,5 м². Гарнитур — «Кухонный двор» (Россия). Плитка — Porselanosa, «фартук» — DUNA (Испания). Стол, стулья — Turri (Италия)
Европейские производители меняли габариты мебели под требуемые размеры, а часть обстановки изготавливали на заказ по эскизам автора, согласовывая каждую деталь. Декор и аксессуары искали в салонах и на блошиных рынках Франции, Италии и Австрии.
Спальня. Площадь — 14,7 м². Кровать, тумбы — Fendi, зеркало — Visionnaire, кресло, пуф — Provasi (Италия). Ковер — by Alexander Kononenko Design
В квартире предусмотрено достаточное количество систем хранения, начиная от входной зоны и заканчивая балконом. В санузле, который сделали совмещенным и немного увеличили за счет коридора, смонтировали большой шкаф под коммуникации и бытовую химию. Он встроен в стену, на которой расположен унитаз, а его дверцы декорированы камнем, как и стены в этой части санузла.
Сочетание черного цвета с золотым называют дуэтом на миллион, в данном проекте оно создает баланс светлой части интерьера.
В кухонной зоне этот эффект подчеркнут стеклянной плиткой с поталью из платины.
Коридор квартиры дизайнер разбил на несколько зон: прихожую со встроенными гардеробными системами для одежды и обуви, холл с консолью у зеркального панно и галерею, ведущую к изолированной кухне-столовой.
Холл. Площадь — 12,1 м². Лепной декор — Van-Lepnina, зеркала — ArtZerkal (Россия). Консоль — Versace, пуф — Fendi (Италия). Бра — Delightfull (Португалия)
Расположенная в галерее витрина изготовлена по эскизам автора проекта, она предназначена для хранения посуды, закрытая нижняя часть — для столового серебра. На стене — уникальная картина из золотых нитей, выполненная в единственном экземпляре и приобретенная на выставке в Гонконге. Пол в холле и кухне выложен испанской плиткой Porselanosa со вставками из металла.
Кухонный гарнитур состоит из стандартных модулей и изготовленных на заказ специально для проекта, чтобы разместить всю бытовую технику.
Потолок в квартире высокий, и его не хотелось понижать под вытяжку, поэтому была сделана имитация дымохода.
Санузел. Площадь — 4,8 м². Сантехника — Noken (Испания), Migliore (Италия). Раковина выполнена по индивидуальному дизайну by Alexander Kononenko Design
Стены санузла облицованы мозаикой из мрамора и плиткой с фактурой камня. Ванна и раковина с мраморной столешницей вмонтированы в подиум.
Для оформления стен спальни использовали покрытие с эффектом шелка. Модель кровати от Fendi с подъемным механизмом производители изменили по просьбе дизайнера. В изначальном варианте изголовье оказалось слишком высоким, его уменьшили и перетянули натуральным шелком. При спальне организована большая гардеробная.
Фото: Сергей Кузнецов
Подписывайтесь на наш канал
- Дизайн интерьера | №3 (196) ‘2021
Дыхание Скандинавии
Созданная автором проекта планировка учитывает образ жизни и запросы всех членов семьи.
Чтобы у каждого было личное пространство, кухню разместили в зоне коридора, совместив ее с гостиной и столовой, также предусмотрели отдельную гардеробную, хозяйственное помещение с зонами хранения и постирочным блоком, оборудовали ванную комнату и санузел с душевой кабиной… - Дизайн интерьера | №3 (196) ‘2021
Эстетический код
Архитектор Анна Карпова — основатель и руководитель архитектурного бюро «ЛВА-интерьер», выпускница и преподаватель МАрхИ, на протяжении многих лет предлагает заказчикам нетривиальный взгляд на интерьер как частных, так и общественных пространств…
- Дизайн интерьера | №3 (190) ‘2020
Яркие акценты
Жилплощадь, приобретенная на вторичном рынке, была кардинально преобразована.
Чтобы у каждого было личное пространство, кухню разместили в зоне коридора, совместив ее с гостиной и столовой, также предусмотрели отдельную гардеробную, хозяйственное помещение с зонами хранения и постирочным блоком, оборудовали ванную комнату и санузел с душевой кабиной…
Эмпатия Иосифа Сталина
Один раз книгохранилище — всегда один. В 1899 году многообещающий молодой поэт и потенциальный революционер бросил духовную семинарию в Тбилиси, Грузия. Он взял с собой 18 библиотечных книг, за которые монахи потребовали плату в размере 18 рублей 15 копеек. Когда 54 года спустя тот же ненасытный книжный червь умер, на его забитых полках лежало 72 невозвращенных тома из Ленинской библиотеки в Москве. В то время у библиотекарей, вероятно, было слишком много других проблем с Иосифом Виссарионовичем Джугашвили, он же Сталин, чтобы беспокоиться о взыскании с него неоплаченных штрафов.
Эти библиотечные абонементы составляли крошечную часть обширной коллекции, собранной советским диктатором, которая, по оценке историка Джеффри Робертса, насчитывала 25 000 единиц хранения.
Книги Иосифа Сталина, как рассказывает Робертс в своем новом исследовании «Сталинская библиотека », принадлежали «серьезному интеллектуалу, который ценил идеи не меньше власти». Он всю жизнь был «очень активным, заинтересованным и методичным читателем». Его вкусы и интересы охватывали не только политику, экономику и историю, но и разноплановую литературу. Книголюбивый сын сапожника из Грузии вырос в абсолютного правителя, который использовал свою библиотеку не как украшение престижа, а как «рабочий архив». Его выпуклые полки тянулись через его кабинеты и апартаменты в Кремле, а также вокруг его дач за пределами центра Москвы.
Нравится то, что вы читаете? Получите
бесплатно Ежедневная электронная почта UnHerdУже зарегистрированы? Подпишитесь
Сталин не только читал, быстро и жадно: он утверждал, что проглатывает по 500 страниц каждый день, а в двадцатые годы заказывал 500 новых наименований каждый год, не говоря уже о кучах произведений, которые ему присылали полные надежды или боязливые авторы.
. Он комментировал со страстью и энергией. Сотни томов ползают с его отличительными пометками и маргиналиями (так называемые пометки), страницы их увешаны выразительными междометиями: «ха-ха», «тарабарщина», «сорняк», «дурак», «отморозок»; и, реже, «согласен», «в точку» или уклончивое сомнение, переданное русским « м-да ».
Сталин тоже рисовал, писал и переписывал, живо и неустанно — все, от партийной пропаганды до советских правовых указов и учебников по истории, марксистско-ленинской философии и экономике. Он любил редактировать и, как показывает Робертс, делал это очень хорошо, разрезая словоблудие подхалимов, чтобы добиться большей «ясности и точности». Хотя он и не был оригинальным мыслителем, «его интеллектуальной отличительной чертой было то, что он был блестящим упрощенцем, прояснителем и популяризатором». Роберт Сервис в своей биографии называет диктатора «накопителем и извергателем» идей. Сталин так и не вернулся к своим юношеским стихам, но молодой поэт, известный как «Сосело», завоевал места в антологиях за хрупкую нежность грузинской лирики, такой как «На луну» (перевод Дональда Рэйфилда):
Знай наверняка, что когда-то
Поверженный на землю, угнетенный человек
Стремится снова достичь чистой горы,
Когда возвышается надеждой.
Так, прекрасная луна, как прежде
Сквозь тучи мерцай;
Приятно в лазурном своде
Заиграй лучами.
Позже, будучи бдительным и практичным редактором, Сталин умел пресекать теоретическую болтовню, конкретизировать и рассказывать поразительную историю. В массовых произведениях, таких как Краткий курс истории Коммунистической партии Советского Союза , тиражом 36 миллионов экземпляров за десятилетие после 1938 года, он особенно любил вычеркивать «хвалебные оценки собственной роли». Он настаивал на том, что от надоедливого поклонения героям у него скрутило желудок. «Что люди должны делать?» — саркастически спросил Сталин, смягчив официальную Краткую биографию о себе, опубликованную в 1946 году. «Стань на колени и помолись мне?» Ни один придворный шут не посмел ответить: «Да».
Из всех сбивающих с толку образов деспота как «эмоционально интеллигентного и чувствительного интеллектуала», собранных в Сталинской библиотеке , ни одно не соответствует протоколу заседания ЦК, состоявшегося в сентябре 1940 г.
, о пределах художественного самовыражения. . Генеральный секретарь твердо высказался на стороне свободы. «Нужно дать людям высказаться, — рассуждал товарищ Сталин. Художникам следует избегать сказок, которые соответствуют партийной линии.
Возьмите замечательного Чехова, у которого «героев нет, а есть серые люди». Сталин одобряет. Даже врагов Советского Союза нельзя изображать чудовищами, «лишенными всех человеческих черт». Даже Троцкий — тут вы представляете сдавленные вдохи вокруг прокуренной кремлевской палаты — был «способным человеком», которого нужно показать со всеми его «положительными качествами». Был способным человеком: всего за пару недель до этого Рамон Меркадер по приказу Сталина воткнул ледоруб в череп Троцкого в Мехико. Тем самым положив конец развитию его характера, как положительному, так и отрицательному.
Сколько еще людей убил Сталин? Если историки эпохи холодной войны, такие как Роберт Конквест, приписали ему 15–20 миллионов смертей (в «Большом терроре» ), постсоветские исследования привели таких ученых, как Тимоти Снайдер, к пересмотренной оценке от шести до девяти миллионов человек.
( Кровавые земли ). Даже самая низкая цифра леденит воображение. Почти столетие союзники, враги, жертвы и изумленное потомство изо всех сил пытались понять, как это гигантское уничтожение жизни и надежды возникло из идей и поступков не «психопата» — Робертс справедливо отвергает этот термин, — а проницательного, спокойного , начитанный и вдумчивый политик-управленец, научившийся и «рационализировать, и абстрагироваться от своего страшного правления». Троцкий лежит мертвым в мексиканском морге. Позор: такой умный парень…
Сталин, таким образом, бросает вызов любому, кто заявляет об особой связи между глубоким чтением и стремлением к этической или социальной добродетели. Обучение питает мудрость во многих древних традициях. Но годы после тысячелетия ознаменовались небольшим взрывом исследований, пытающихся доказать нетривиальную связь между последовательным чтением и эмпатией, позволяющей нам вселиться в чужие души и пройти верст (или многих) в их ботинках. Если литература не делает вас лучше, гласит рефрен многих экспериментальных работ по психологии и неврологии, то регулярное знакомство с ней — особенно с художественной литературой — улучшит те социальные навыки, которые требуют понимания мира, воспринимаемого другими глазами.
«В частности, взаимодействие с художественной литературой и мысленное моделирование представленного социального опыта может улучшить или сохранить социальные навыки, особенно навыки эмпатии и социального понимания», — сообщается в одной широко цитируемой канадской статье 2009 года, ссылка на которую содержится в резервных материалах для Всемирный день книги (отмечается 3 марта). Писатель-психолог из Торонто Кит Оутли, один из ее авторов, стал ведущим сторонником чтения как средства сопереживания. (Интересно, что его соавторами по работе над этой статьей из Университета Торонто был Джордан Б. Петерсон, позже получивший широкую известность в других местах.)
Обзор данных за 2016 год подтверждает, что «Читатели художественной литературы получают более высокие баллы по показателям эмпатии и теории разума (ToM) — способности думать о мыслях и чувствах других — чем те, кто не читает, даже с поправкой на возраст». , пол, интеллект и личностные факторы». Информационно-просветительские проекты Всемирного дня книги направлены на то, чтобы дать книги в руки тем, кто не читает, на том основании, что «Чтение для удовольствия является единственным самым важным показателем будущих успехов ребенка — больше, чем их семейные обстоятельства, образование их родителей или их доход».
». Здесь эмпатия как социальное достояние отходит на второй план, поскольку добровольное чтение становится своего рода образовательной суперсилой.
Сталин, кстати, читал много художественной литературы, драмы, поэзии и повествовательной истории в дополнение к политическому и экономическому анализу. Он любил романы Эмиля Золя, сделал писателя Максима Горького самым уважаемым частным лицом в СССР и получил Сталинскую премию за писательское творчество из собственного кабинета. Дмитрий Шепилов, редактор «Правды » и придворный интеллигент, позже писал, что Сталин «был, вероятно, лучше подготовлен к встречам, чем кто-либо другой». О его жутко пристальном внимании к литературному искусству в Советской России ходит множество зловещих историй.
Один из самых известных, не упомянутых в книге Робертса, касается ареста и преследования поэта Осипа Мандельштама. В 1934 году Сталин позвонил другу задержанного поэта Борису Пастернаку. «Дело Мандельштама разбирается», — успокаивает Пастернака Сталин:
«Все будет отработано.
Почему ко мне не приходят писательские организации? Если бы я был поэтом и мой друг попал в немилость, я бы взобрался на стены, чтобы помочь ему».
Затем Сталин надевает шляпу критика и спрашивает: «А мастер он или не мастер?» Пастернак отвечает: «Не в этом дело!» и просит о встрече. Но Сталин кладет трубку. В случае Кремлевский горец — название знаменитой антисталинской сатиры Мандельштама — вовсе не убило поэта. Ссылка, тюрьма и болезнь убили Мандельштама в 1938 году. Это была не совсем казнь; тоже не освобождение. Более смертоносный « м-да ».
Хотя это выходит за рамки компетенции автора, Библиотека Сталина разрушает утешительное представление о том, что длительное, широкое, обширное чтение дает дар эмпатии — или, скорее, что эмпатия — это ценность, которую нужно лелеять. Однако Робертс утверждает, что, несмотря на то, что у советского самодержца отсутствовали жизненные искры человечности, среди них не было способности постичь независимую жизнь других умов.
Действительно, он приписывает Сталину «слишком много человеческого сочувствия», поскольку великий параноик предвидел, что сердца его соперников кипят несуществующими заговорами и уловками, чтобы вытеснить его. Чего не хватало последнему убийце ученых, так это крупицы «сострадания или сочувствия», которая могла бы удержать его руку, прежде чем он отправит тела этих умов на медленную и холодную судьбу в ГУЛАГ или на более быструю смерть в подвале Лубянки.
В своем чтении Сталин отдавал предпочтение сильным персонажам — реальным или вымышленным — с ярко выраженной личностью и деятельностью, не размытыми цифрами класса или эпохи. «Петр был Петром, Екатерина была Екатериной, — провозгласил он о великих царях в ходе критики надтеоретических советских учебников 1930-х годов, — они опирались на определенные классы… но они действовали, они были историческими фигурами». Сталин, возможно, никогда не говорил ничего вроде «Одна смерть — это трагедия, миллион смертей — это статистика» (хотя немецкий сатирик Курт Тухольский так и сделал).
Но апокрифическая острота, по крайней мере, отражает способность чуткого читателя чувствовать вес отдельных жизней и умов.
Значит, у Сталина не было недостатка в сочувствии к писателям и их произведениям. Он также понял — чего до сих пор не понимают придирчивые охотники за ересями, — что книги приобретают смысл и ценность независимо от убеждений их создателей. Защищая гениальность «реакционера» Николая Гоголя, он призывал к тому, чтобы «мировоззрение писателей не смешивалось с воздействием их произведений на читателей». Ничто в длительном, сложном, а иногда и тонком взаимодействии Сталина с культурой не опровергает сторонников интенсивного чтения как пути к сопереживанию. Недостаток, скорее, заключается в том, что мы относимся к этому качеству как к надежному показателю доброй воли в межличностных отношениях.
Какими бы надежными и надежными они ни были сами по себе, исследование связи чтения и эмпатии исходит из когнитивной науки, которой трудно определить и описать социальный мир, выходящий далеко за рамки исследования разума, стимулируемого историями.
В статье 2016 года, которую я цитировал, «Чтение художественной литературы и чтение мыслей» делается скачок от тщательного изучения «сети по умолчанию» мозга и ее активации при чтении к утверждению, что: «Исторически высокограмотные общества, особенно общества, производившие психологически богатую литературу , действуют более эмпатически и менее жестоко, чем менее грамотные общества».
Покажите мне общество с большей «психологически богатой литературой», чем Россия. А теперь покажите мне кого-нибудь, кто в наше время жестоко обращался со своим народом и соседями с большей жестокостью. Китай, может быть, или Германия? Оба также являются источниками «психологически богатой литературы». Без норм, законов и институтов, способных превратить частное понимание в общественную вежливость, эмпатия одинокого читателя будет в лучшем случае полезным умением. В конце концов, каждый низкосортный мошенник, аферист и мошенник зависит от исправной теории чужих умов и от того, как они работают. И если ваша среда и ваша идеология не налагают вето на массовые преследования и государственные убийства, то возможность возиться с головами ваших жертв просто добавляет еще одно оружие в арсенал угнетателя.
Возможно, эмпатия, которую углубляют книги, может принести коллективную пользу только в том случае, если сообщество — будь то семья или нация — решит вознаградить такое сочувствие, которое приносит помощь, а не вред другим. В то время как в моральной пустыне сталинской России понимание других умов, дарованное некоторыми из этих 25 000 томов, служило еще одним манипулятивным инструментом господства. Одно лишь чтение не могло сделать Сталина менее сталинистом. Во всяком случае, его пожизненные привычки книжного червя, кажется, превратили его — цитируя его собственную формулу роли писателя — в более хитрого и коварного «инженера человеческих душ».
Второй разговор Джиласа со Сталиным
Перед отъездом в Югославию у меня был еще один разговор со Сталиным. Этот был интереснее и важнее, хотя я и не подозревал, что он состоится. В ночь с 5 на 6 июня 1944 года, накануне высадки союзников в Нормандии, меня просто посадили в машину и повезли в Кремль к Молотову. Было девять часов вечера.
Молотов невзначай сказал мне, что мы будем ужинать со Сталиным, и мы поехали на подмосковную дачу Сталина.
По дороге Молотов расспрашивал об опасностях, которые могут возникнуть в результате нападения Германии на Верховный штаб 25 мая 1944 года. Наша миссия находилась в постоянном контакте с советской службой, которая поддерживала связь с советской миссией в Югославии. Они присылали нам ежедневные отчеты о ходе боев после набега на Дрвар и советовались с нами, какая помощь может быть оказана. Молотову удалось получить от меня более ясную картину, чем та, что описана в депеше из Югославии.
Подмосковная дача Сталина, на удивление маленькая, располагалась в роще молодых елей. Мы вошли в маленький вестибюль, и Сталин появился в простой тунике, застегнутой до подбородка, еще меньше и менее официально. Он провел нас в свой кабинет, стены которого были обшиты панелями. Он был загроможден. Тут же он спросил о боях вокруг штаба штаба. Хотя нельзя было определить, было ли это для Молотова более или менее важным, чем другие проблемы, Сталин был полностью поглощен; он задавал вопросы нам и себе и отвечал, не дожидаясь ответов.
Мне как-то удалось его успокоить, что наша армия не умрет с голоду. Молотов вмешался, что советские летчики не были трусами, но такое расстояние делало эффективную помощь невозможной.
Я полностью разделял мнение Сталина о том, что ввиду роста и усложнения наших политических задач Тито и руководство должны иметь постоянную и надежную базу. Действительно, советская миссия уже действовала соответствующим образом; по ее настоянию Тито и часть руководства были переведены 3—4 июня в Италию и должны были проследовать оттуда на югославский остров Вис. Но Сталин еще не получил подробных отчетов, когда я был у него, а только о том, что Тито временно уехал в Италию.
Сталин подчеркивал, что не надо пугать англичан красными звездами.
Но я был непреклонен в том, что мы не можем отказаться от звезд, ведь мы так долго сражались под ними. Он остался при своем мнении, но без гнева, как поступают с капризными детьми.
Сталин ходил взад-вперед, а мы с Молотовым стояли на месте. Сталин полусидел на столе и говорил, иногда с тревогой, а иногда с сарказмом: «Может быть, вы думаете, что только потому, что мы союзники англичан, мы забыли, кто они такие и кто такой Черчилль. Они не находят ничего слаще, чем обмануть своих союзников. Во время Первой мировой войны они постоянно обманывали русских и французов. А Черчилль? Черчилль из тех, кто, если его не смотреть, высунет копейку из кармана. Да копейка из кармана! Ей-богу, ни копейки из кармана! А Рузвельт? Рузвельт не такой. Он опускает руку только для более крупных монет. Но Черчилль? Черчилль — хоть за копейку. Это англичане убили генерала Сикорского в самолете, а потом аккуратно сбили самолет — никаких доказательств, никаких свидетелей, и они не остановятся на Тито! Что им до того, чтобы пожертвовать двумя или тремя людьми ради Тито? У них нет жалости к своим! Что касается Сикорского, я этого не говорю, сказал мне Бенеш».
В течение вечера Сталин несколько раз повторял эти предупреждения. Вскоре после этого я передал их Тито и руководству; позже они сыграли роль в заговорщическом бегстве Тито с острова Вис на оккупированную Советским Союзом территорию в ночь на 18 сентября 1944 года. предшественники, обещал соглашение с Тито и признание Национально-освободительной армии. Сталин настаивал. «Не отказывайтесь от бесед с Субасичем — ни в коем случае не делайте этого. Не нападайте на него сразу. Давайте посмотрим, что он хочет. Поговорите с ним. Вас не узнают сразу. Переход к этому должен быть найден. Тебе следует поговорить с Субашичем и посмотреть, не сможешь ли ты каким-то образом прийти к компромиссу. Эту позицию я также передал Тито. Подобную позицию уже занимал Тито, поэтому рекомендация Сталина просто утвердила его в договоре с Шубашичем.
Я спросил Сталина, есть ли у него замечания по поводу нашей политики и нашей работы, на что он ответил, почти застигнутый врасплох: «Нет, не имею.
Вы сами лучше знаете, что там нужно делать».
По пути в столовую Сталин остановился перед картой мира, на которой Советский Союз был выделен красным цветом. Помахав рукой над Советским Союзом, он вспомнил свои предыдущие замечания об британцах и американцах, воскликнув: «Они никогда не примут мысль, что такое огромное пространство должно быть красным, никогда, никогда!»
Мой взгляд упал на круг, нарисованный синим карандашом вокруг пространства к западу от Сталинграда. Я чувствую, что этот взгляд ему понравился, хотя он и не сказал ни слова. Тогда, вероятно, связывая такое глубокое проникновение немцев с роковой Сталинградской битвой, я сказал: «Без индустриализации Советский Союз не смог бы сохранить себя и вести такую войну».
Сталин добавил: «Именно из-за этого мы поссорились с Троцким и Бухариным».
В столовой ждали двое-трое высоких чиновников, но никого из Политбюро, кроме Молотова. Каждый обслуживал себя из подогретых серебряных блюд, выставленных вдоль верхней половины длинного стола.
Каждый сидел где хотел в нижней половине; было зафиксировано только место Сталина, хотя во главе он не сидел. Хорошей еды было много, но только в отношении питья были уговоры и уговоры — в виде частых тостов, как это принято у русских.
Нас никто не обслуживал. Мы ели во время разговора, который длился часов пять-шесть, до рассвета. Соратники Сталина, видимо, привыкли к таким обедам. Именно здесь и таким образом во многом формировалась советская политическая стена, обычно в присутствии тех, кто имел какое-то отношение к обсуждаемым темам. Сталин ел с аппетитом, но не жадно; количество потребляемой им пищи было огромным даже для крупного человека. Он пил умеренно, медленно и осторожно, в отличие от Молотова и особенно Берии.
Он остановился в основном на славянской теме: Имели ли албанцы славянские корни? Был ли сербский похож на русский? А какие грехи царизм совершил против южных славян? Были анекдоты; Я сказал два или три. Сталин ревел, а Молотов смеялся сдержанно, беззвучно.
По поводу роспуска Коминтерна он сказал: «Они, западники, так лукавят, что ничего об этом не упоминали. Ситуация с Коминтерном становилась все более и более ненормальной. что-то ненормальное, что-то противоестественное в самом существовании общекоммунистического форума в то время, когда коммунистические партии должны были искать национальный язык и бороться в условиях, сложившихся в их собственных странах».
Офицер принес депешу. У меня сложилось впечатление, что депеша пришла некоторое время назад, но ее принесли мне для ознакомления в присутствии Сталина. В нем содержалась беседа Шубашича с госдепом: Субашич подчеркнул, что югославы не могут выступить против Советского Союза, потому что среди них очень сильны славянские и пророссийские традиции. Сталин заметил: «Это Субашич пугает американцев. Но почему он их пугает? Да, пугает! Но зачем, зачем?»
Затем он заметил мне: «Они воруют наши депеши, мы воруем их».
Как раз в этот момент была доставлена вторая депеша.
Оно было от Черчилля. Он объявил, что высадка во Франции начнется на следующий день. Сталин начал подтрунивать над депешей: «Да, посадка будет, если не будет тумана. До сих пор всегда что-то мешало. Подозреваю, что завтра будет что-то другое. какие-то немцы! А вдруг встретятся с какими-нибудь немцами! Может быть, тогда и не будет десанта, а только обещания, как обычно».
Запинаясь, Молотов начал объяснять, что посадка действительно состоится. Сталин тоже в этом не сомневался; он просто хотел высмеять союзников.
Сталин подарил мне Тито самую красивую саблю: подарок Верховного Совета.
Из зарослей елей вокруг дачи Сталина поднялся туман и заря. Усталые и заботливые Сталин и Молотов проводили меня до входа. Я был преисполнен восхищения безжалостной, неисчерпаемой волей советских руководителей. И с ужасом перед бесконечностью коварства и зла, окружавшего Россию и мою страну. И с мыслью, что выжили только сильные и мудрые, а с ними и мы, маленькие, — по-своему.