Гид по инсталляциям Александра Бродского
Хедлайнер «Архстояния» этого года — Александр Бродский, который впервые за десять последних лет построил в парке масштабный объект. «Афиша Daily» собрала для желающих отправиться в паломничество по его инсталляциям гид с картой и комментариями куратора и художника.
Художник-архитектор (так сам он себя и называет) Александр Бродский не любит давать интервью, и его можно понять: о том, что он делает, трудно рассказывать словами.
Формально говоря, он создает нестабильные во времени и пространстве композиции из выбеленного — или, напротив, черного — дерева, найденных материалов, фрагментов домов, глины. Его объекты могут напоминать сараи или детские игрушки, деревенский туалет или глиняный город. Но часто они существуют в формате временной архитектуры, которую, как солнечный ветер, можно застать, только если точно знаешь, где и когда именно это происходит.
«Тепляки» во дворе «Стрелки» простояли всего одну зиму 2011 года, в том же году случилось главное (по мнению жюри премии «Инновация») событие в отечественном искусстве — с помощью простых подсвеченных полотнищ заброшенная фабричная цистерна для воды превратилась в совсем другое пространство.
По приглашению Марины Лошак Александр Бродский поделил исторический кабинет директора музея на две комнаты — там, где заканчивается люстра, появился пол — и чистое и просторное верхнее пространство. Под ним, в нижней комнате, в сумраке теснятся витрины, шкафы и экспонаты.
© Музей изобразительных искусств им. Пушкина
1 из 8Дурацкий ночник с попугаем и аудиодорожка с грозой и шумом волн в потайной комнате «Пролива» (инсталляция «Чайка-ласточка») в правильной компании создают ощущение корабельного трюма.
© «Пролив»
2 из 8Возможно, самый романтичный ресторан в мире у воды — с фирменным наклоном архитектора.
© «Причал 95º»
3 из 8Премию «Инновация-2012» вручили за совсем простую, казалось бы, инсталляцию: по кругу развешаны подсвеченные изнутри полотнища белой ткани, слегка напоминая построенную ранее «Ротонду». Заброшенная фабричная цистерна глубиной 16 метров сразу изменилась до неузнаваемости — и приобрела неожиданный строй торжественного зала.
© ГЦСИ
4 из 8Ткань, свет и выстроенные в линию домашние тапочки по замыслу архитектора должны были создать пронзительное ощущение пустоты.
© Галерея «Триумф»
5 из 8«Павильон для водочных церемоний», напоминающий небольшой японский домик, сложен из оконных рам, спасенных во время сноса фабрики Бутикова на Остоженке.
Внутри — небольшой стол и люстра-шар. Часть форточек открывается.
Три укрытых полиэтиленом тамбура («Тепляки») зимой 2011 года выросли во дворе «Стрелки» — с импровизированными небольшими кострами внутри, как некий символ зимней жизни.
© Антон Акимов/«Афиша»
7 из 8«Приют одинокого шахматиста» на Венецианской биеннале-2016 был приятным контрастом к помпезному и несуразному Русскому павильону, почему‑то показавшему тогда развитие ВДНХ. Опять фирменный сарай Бродского с фирменным же чуть пьяным наклоном, как писали критики, создает щемящее чувство узнавания и как будто содержит в себе прототип всей русской архитектуры.
© Юлия Тарабарина/Архи.ру
8 из 8Этой весной Александр Бродский переделал душный советский кабинет директора Пушкинского музея в двухэтажное пространство, наверху которого — пустой белый зал с люстрой и столом, напоминающий то ли рай, то ли чистилище, а внизу — лабиринт из витрин и музейных экспонатов, среди которых была, например, собственная коллекция плавательных рыбьих пузырей.
В «Проливе» он придумал секретный зал, где после пары настоек серьезно штормит, на Венецианской биеннале-2016 — покосившийся сарай под названием «Приют одинокого шахматиста», а в «Триумфе» недавно показывал забавную инсталляцию с ковровой дорожкой и сотней тапочек — тоже о загробной жизни.
Все его объекты, скульптуры, инсталляции, дома созданы как будто бы очень просто. Из отживших свое вещей и материалов при помощи незамысловатого решения света или звука ему удается создать фирменную атмосферу «бодрого уныния». Кто‑то говорит, что он единственный сражается за русскую архитектуру, показывает человеческую душу, работает с воспоминаниями, руинами (что интересно, и игрушки, и детали советской жизни, и античные руины — все для него одного порядка археология) и памятью.
Все критики наделяют работы архитектора экзистенциальными отсылками, но факт остается фактом: Александр Бродский — архитектор из бывших «бумажников» (так называют группу позднесоветских архитекторов, которым не удалось встроиться в индустрию, но их бумажные конкурсные проекты произвели сенсацию во всем мире), любимый всеми и бесспорно культовый, который не построил пока ни одного городского дома (впереди, правда, его первый большой дом на новом «ЗИЛе»).
В этом смысле «Архстояние» превратилось не только в архитектурный парк, направление которому задает большой художник Николай Полисский вместе с командой фестиваля, но и в уникальное пространство, где собраны сразу три объекта Бродского, которые можно увидеть в любое время года, в любую погоду — и поразмышлять о том, как он, великий архитектор, менялся вместе с парком.
Подробности по теме
Заклятие смехом, деревенская свадьба и похороны мухи: гид по фестивалю «Архстояние-2018»
Кроватка (2006)
пугающая местных инсталляция около кладбища
© Никола-Ленивец
К 2006 году Никола-Ленивец уже заработал вполне себе репутацию огромной фабрики искусства благодаря чуду, которое сотворил Николай Полисский: вместе с местными жителями он здесь слепил толпу снеговиков, сложил огромный зиккурат из сена, построил на излучине реки плетеный маяк.
Постепенно появилась идея фестиваля, и в 2006 году наконец все сложилось. Построить собственные объекты Полисский вместе с неизменными кураторами фестиваля — Антоном Кочуркиным и Юлией Бычковой — позвал своих друзей, у многих из которых за годы работы над так называемой «бумажной» архитектурой скопилось много непостроенных объектов. Поэтому строить каждому предложили свою мечту. Одним из этих архитекторов стал Александр Бродский.
Его «Кроватка» в окружении забора с калиткой усилиями Николая Полисского сохранилась до сих пор. Она стоит на спуске холма и смотрит в сторону реки, совсем недалеко от кладбища рядом с Троицкой церковью. Называют ее иногда «могилкой».
Александр Бродский
Художник и архитектор
«Я долго искал подходящее место под эту деревянную кроватку с оградой и в итоге расположил на склоне реки рядом с местным деревенским кладбищем. Хотелось, чтобы место не бросалось в глаза, а было укромным, для тихого и спокойного созерцания природы.
Поэтому и находят ее не сразу — именно так и было задумано. Здесь можно лежать и наслаждаться видом».
Юлия Бычкова
Продюсер «Архстояния»
«Александра Бродского мы пригласили на самый первый фестиваль среди самых тонко чувствующих архитекторов. Мы принципиально не формулировали для них общую тему — нам было важно, чтобы художники отреагировали на место и стали инициаторами нового художественного подхода на территории.
Мы предложили им воплотить свою мечту. Единственным ограничением было строить без бетона. Каждый придумывал что‑то свое, у каждого вышел достаточно острый проект, а Саша Бродский был удивлен главным пасторальным видом Никола-Ленивца — от Троицкого храма к изгибу Угры. Около церкви есть как раз старое кладбище, и оно вдохновило архитектора на первый его объект в парке, который был сделан как абсолютно могильное ограждение, где в центре ты видел не могильный камень, но почему‑то реальную кровать с деревянной подушкой.
Тот, кто отважится в нее прилечь, мог представить себя в разных мирах — и живым, и мертвым. Это было такое сильное и очень сакральное высказывание с его стороны
На тот момент Никола-Ленивец был еще девственным — без развитой инфраструктуры, проложенных дорог. По сути для художников и архитекторов это была поездка на творческую дачу. Никого из них Никола-Ленивец не оставлял равнодушным — благодаря и творчеству Николая Полисского, и богатой истории самого места. Все тогда казалось очень хрупким и трогательным, и поразительно, что выросло в нечто большее».
Ротонда (2009)
Камин в окружении окон и дверей
© Мария Гильманова
За стенами, собранными из десятка с лишним найденных по деревням старых дверей, ничего нет, кроме камина и лестницы на крышу. Наверху — возможно, лучший вид на парк. В «Коммерсанте» тогда пошутили, что получился гибрид русской избы с печкой, павильона-бельведера и коммунальной квартиры — из‑за уймы разномастных закрытых дверей.
Юлия Бычкова
Продюсер «Архстояния»
«Саша Бродский — один из тех, с кем работать очень непросто. Но вся наша команда ни при каких условиях не сомневается в его гениальности: он один из немногих художников, которым абсолютно точно удается почувствовать суть русской архитектуры в современном контексте.
Эскиз «Ротонды»
В 2008 году мы работали над очередным фестивалем — на деньги гранта Евросоюза, чем выделялись на фоне кризиса вокруг. Одной из наших задач было выйти на новую территорию, и мы предложили Саше Бродскому создать знаковый объект на середине поля. На уровне интуиции мы почувствовали, что ему удастся угадать дух этого места, и он действительно смог: нарисовал на салфетке «Ротонду». Я думаю, что настоящее мастерство архитектора заключается в том, что тебе удается попасть не только в идею, но также в бюджет и срок — с тем грантом мы получили строго отчетные деньги, которые не могли превышать.
А Саше удалось как‑то все поженить между собой, и буквально за полтора месяца на поле появился новый объект.
Интересно, что в «Кроватке» местные боятся лежать — они считают, что это плохая примета. Но для многих наших посетителей это приятные ощущения и шикарный вид. В «Ротонде», конечно, царит совсем другое настроение: ветер дует, пока ты прогуливаешься по галерее, и наступает внутреннее ощущение торжества. С верхней площадки весь Никола-Ленивец как на ладони, и в этом доме намного больше функции. Я бы не побоялась сказать, что если анализировать творчество Бродского на нашей территории, то можно увидеть, как он развивается благодаря Никола-Ленивцу как архитектор — от чисто художественного высказывания до фундаментального строительства. В конце концов, как говорит он сам, где еще сегодня возможно построить такой невероятный дом, как не в Никола-Ленивце?»
Вилла ПО-2 (2018)
Напоминание о стране заборов
© Никола-Ленивец
Еще одна инсталляция из найденных объектов: дом из знакомых каждому бетонных заборов, перегородивших половину страны.
В прошлом году можно было увидеть эскиз будущего дома (на фото), в этом показывают уже возведенный дворец со световым фонарем и всеми удобствами внутри (возможно, благодаря последнему это будет самое комфортное место, чтобы остановиться в Никола-Ленивце).
Юлия Бычкова
Продюсер «Архстояния»
«Три года назад мы задумали новую стратегию „Архстояния“, которое идет по пути художественного девелопмента: мы увеличиваем жилой фонд вместе с художниками. В прошлом году мы предложили им поразмыслить над темой „Как жить“, и у нас появилось четыре новых дома, которые позиционируются как арт-объекты и гостиничная инфраструктура одновременно. Мы этому очень рады: одновременно мы убиваем двух зайцев: присутствуем в художественной среде и обеспечиваем парку стабильный заработок.
Саша два года назад предложил нам сделать такую виллу, идеей которой очень загорелся сам. Придумал ее он по просьбе куратора Антона Кочуркина, и все вместе мы полтора года ее разрабатывали, потому что бетонные советские плиты — как и все у Бродского — обязательно должны были быть найденными, случайными, старыми.
Мы их искали полгода, выкупали и обменивали у самых разных людей. В наших руках они начинали рассыпаться, и восстанавливали их мы не менее кропотливо, чем реставраторы древностей. Для наших строителей это тоже был новый уровень задач: они умеют строить избу и каркасный дом, но как построить здание из забора, для них было совершенно непонятно. Так что весь этот год мы изобретали новые системы крепления, которые могут позволить этой идее стать функциональным жилым домом. Благодаря этой функциональной кооперации все получилось.
В этом году в Никола-Ленивце к „Архстоянию“ как раз и появится полноценный дом по проекту Александра Бродского, где смогут остановиться порядка пяти человек одновременно. Внутри бетонных стен неожиданно оказывается уютное пространство с камином, световым фонарем и всеми удобствами для жизни — но, как всегда у Саши, оно будет окутано имперским величием, так что внутри чувствуешь себя то ли царицей Нефертити, то ли Тутанхамоном».
Александр Бродский
Художник и архитектор
Эскиз «Виллы ПО-2»
«Еще с юности я обратил внимание на бетонные заборы.
Они окружают нас со всех сторон еще с пятидесятых годов, но никто на них как будто бы не обращает внимания. А я на них всегда смотрел очень внимательно и очень любил.
В какой‑то момент решил, что можно использовать их как строительный материал, построить дом. Оказалось, что из‑за своей обыденности он хорошо сочетается абсолютно со всем, вписывается в любую среду: природа, город, деревня — абсолютно неважно. Так появилась „Вилла ПО-2“. Когда искали место под „Виллу“, мне хотелось, чтобы в одно из окон было хотя бы немного видно другую мою работу, „Ротонду“. Воспринимать „Виллу ПО-2“ нужно как жилой, гостевой дом: приходить туда большой компанией друзей, общаться, проводить время и, конечно, оставаться на ночь».
архитектор и художник Александр Бродский – Москвич Mag – 04.08.2018
О жизни на чердаке и о том, что пешеходные зоны — это дело вкуса.
Я родился…
Когда я родился, мои родители жили в коммуналке в Старосадском переулке.
Это был старинный дом на изломе Старосадского с высокой подпорной стеной и деревьями, прямо напротив Ивановского монастыря. Это место называется «Ивановская горка». Мы жили в комнатке 3х4 метра в коммуналке, нарезанной из пространства огромной старинной квартиры. Когда мы оттуда уехали, мне было 7 лет.
Этот район изменился…
Каким-то чудом этого места не коснулась карающая рука архитектора. Наш дом стоит, где стоял, и вся округа выглядит как в детстве. Это очень странно — весь город изуродован до неузнаваемости, а это место и прилегающий район почти совсем не тронуты. Когда стоишь на Ивановской горке и смотришь по сторонам, глаз ничто не беспокоит, из немногих изменений — отреставрированный монастырь, широкие тротуары и уродские фонари.
Сейчас я живу…
Последние лет тридцать с лишним я живу на чердаке сталинского дома на Студенческой улице. Здесь была мастерская моего отца Саввы Бродского. После коммуналки в Старосадском моя семья два раза меняла адрес: сначала мы переехали на самый край Замоскворечья, на Валовую улицу, где прожили 16 лет, а оттуда — на Кутузовский проспект.
Мастерская на Студенческой была построена в 1959–1960 годах, и отец счастливо работал там до 1982 года. После его смерти я продолжал арендовать это помещение, используя его не только как мастерскую, но и как жилье. Здесь я живу до сих пор, и этот чердак прочно привязывает меня к Москве.
Люблю гулять…
Сам я очень редко просто гуляю по городу, но если надо кому-нибудь показать центр — еду на Покровку и брожу по переулочкам: Старосадский, Подколокольный, Колпачный и так далее. Другой чудесный район — Замоскворечье. Я там прожил десять лет школы и шесть лет института, и, наверное, это и есть моя самая любимая часть города.
Не люблю…
Нелюбимых районов много: в основном это бывшие любимые, подвергшиеся жесткому воздействию инвесторов и архитекторов. Все их описывать слишком долго, упомяну лишь некоторые: до сих пор не могу привыкнуть к Старому Арбату — стараюсь обходить его стороной. Статуя Петра одним махом превратила множество любимых мест в нелюбимые: любой переулок, где он высовывается из-за домов, уже не может приносить былую радость.
И, конечно, Манежная площадь — ее я тоже стараюсь миновать в своих маршрутах, слишком тяжело видеть, во что ее превратили.
В бары и рестораны…
Я почти совсем не хожу. Есть, пожалуй, два места, где я появляюсь более или менее регулярно: кафе «Наби» на Дорогомиловском рынке и задняя комната в кафе «ПроливProliv» на Никитском бульваре, носящая название «Чайка-Ласточка».Места, в которые я никак не могу доехать…
Пару месяцев назад я посетил главное из таких мест в моей жизни — Московский ипподром. Очень много лет, проезжая мимо этого здания, я мечтал туда попасть и никогда не мог собраться. Все-таки успел и не был разочарован!
И еще вот такая история: в начале 1970-х, будучи школьником, я часто проезжал на троллейбусе по улице Димитрова (теперь Якиманка). С правой стороны стоял один дом, который мне ужасно нравился. Это был красивый и крепкий доходный дом этажей в шесть, стоящий в ряду более мелких домиков, построенный явно в начале XX века, со сквозной аркой ровно посередине.
Мне была удивительно приятна его архитектура, но вот что мне в нем особенно нравилось: слева от арки была вывеска «Букинист», а справа — «Пельмени» (или наоборот). Каждый раз, проезжая мимо, я представлял себе, как однажды сойду с троллейбуса и наслажусь сначала старинными книгами, а потом пельменями (или наоборот).
Так прошло года два, и постепенно более мелкие дома, окружавшие тот дом, исчезли один за другим. Это могло бы насторожить, но я продолжал безмятежно проезжать мимо, мечтая о книгах и пельменях. С полгода дом торчал, как одинокий утес, но вот в один прекрасный день я увидел, что его обнесли забором и никто уже не входит и не выходит из дверей. И тут я понял, что опоздал, и никогда мне уже не зайти ни в книжный, ни в пельменную. Когда я проезжал в следующий раз, дома уже не было. А вскорости метрах в 500 от того места построили гигантский красно-белый «Президент Отель», и я понял, что тот дом мешал восприятию отеля с дальних точек, и возненавидел его (отель) на всю оставшуюся жизнь.
Москвичи отличаются от жителей других столиц…
В настоящее время население Москвы трудно назвать словом «москвичи». Так же обстоит дело и с жителями многих других столиц.
В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…
Это очень личное субъективное. Для меня, конечно, многое! Все здесь лучше, чем в Париже, Лондоне, Берлине и Нью-Йорке вместе взятых. Хотя, безусловно, в каждом из этих городов есть куча всего, что гораздо лучше, чем в Москве. Просто Москва — это дом родной, в этом все дело, здесь дышится легче, несмотря на жуткий выхлоп, и можно не говорить на иностранных языках. Ну а сыр вкуснее в Амстердаме.
В Москве за последнее десятилетие изменилось…
Какое-то время назад я прочитал один документ: «Архнадзор» — организация, профессионально следящая за «изменениями», — опубликовал перечень зданий, снесенных в Москве за последние не помню сколько лет. Впечатление было как от «расстрельных списков», ежегодно зачитываемых «Мемориалом».
Только внимание на эти списки мало кто обратил. Вот что мне приходит в голову, когда я слышу слова «изменения в городе». И эти изменения кошмарны как за последние десять лет, так и за последние 50 лет. А широкие тротуары и пешеходные зоны — это дело вкуса. Вот как описал изменения мой великий однофамилец: «Из нового — концерты забесплатно, и башня, чтоб почувствовать: ты — вошь… »
В этом году на «Архстоянии»…
Вместе с архитектором Антоном Тимофеевым мы спроектировали объект под названием «ВИЛЛА ПО-2». Он состоит из бетонных плит, из которых делали заборы. Плиты найденные, настоящие. Из них мы соорудили жилой гостевой дом, в котором можно остановиться и провести время.
«Архстояние» для меня прежде всего — это возможность реализовать идеи, нереализуемые ни в одном другом месте, то есть построить что-то, что по разным причинам нигде больше построить невозможно.
Фото: предоставлено пресс-службой фестиваля «Архстояние»
Точки схода: Александр Бродский в Берлине
0 В особом представлении, даже европейской публике, архитектор и художник не нуждается.
Он – один из самых известных за рубежом российских архитекторов. В 2006 году его работы представляли Россию на Венецианской биеннале, а сейчас хранятся в коллекциях ряда важнейших музеев мира: Немецкого музея архитектуры (Франкфурт), Музея современного искусства MOMA (Нью-Йорк), Музея архитектуры им. А.В. Щусева. В Европе Бродский известен, в первую очередь, своими «бумажными» проектами: многочисленными концепциями, созданными совместно с Ильей Уткиным для японских архитектурных конкурсов. «Сольные» работы Бродского – инсталляции в пограничье между архитектурой и современным искусством, а также ряд реализованных объектов малых форм – интерьеры, рестораны, концептуальные павильоны, также известны на западе.Отобранные к показу работы охватывают период последних тридцати лет и дают представление о разнообразных техниках, в которых работает архитектор. В зале первого выставочного этажа музея – работы Бродского в более традиционных из них. Это карандашный рисунок, офорт, шелкография. Этажом выше – созданные специально для данной выставки новые работы: глиняная «графика» и рисунки тушью на рубероиде.
На выставке. Фотография © Michaela Schöpke, 2015
На выставке. Фотография © Michaela Schöpke, 2015
На выставке. Фотография © Michaela Schöpke, 2015
На выставке. Фотография © Michaela Schöpke, 2015
Несмотря на разнообразие техник, вся экспозиция смотрится как единое высказывание, призванное познакомить посетителей с основными темами и мотивами творчества архитектора.
В центре поэтики Бродского условные, фантасмагоричные миры, преподнесенные, если говорить с определенной степенью условности, в стилистике классической архитектурной подачи: фасад, разрез, перспектива, общий вид. В фокусе художника композиции вне времени, точнее – после времен, следы, оставленные людьми и историей.В камерных залах, или, как предпочитают называть их сами сотрудники музея, «кабинетах» нижнего этажа – работы 1980-х – начала 2000-х годов. Здесь Бродский – продолжатель пиранезианства с его монументальностью и фантасмагоричностью, правда, его взгляд – это всегда взгляд постмодерниста с характерной иронией, наслоением смыслов и открытостью разнообразным трактовкам. Одна из тем – единство хаоса и классической красоты, постмодернистской энтропии и ренессансной образности. Ее выражение – и в хаотических фрактальных перспективах с внедрением архитектурных первоэлементов – пирамид, и в появлении качалки-маятника под фрактальной же классической композицией, и индустриальный хаос, вписанный в пространство купола в продольном разрезе, установленного на фундамент рядом с промышленной трубой.
Ренессансная эстетика и мотив венецианского карнавала звучит и в портретах-аллегориях некоего условного персонажа. На одном из них, словно давая подсказку зрителям, Бродский называет его – это архитектор. Остальные портреты-аллегории напоминают и о героях средневековых мистерий и о «карнавализованной» атмосфере комедии Дель-арте, и являются, в числе прочего, парафразом знаменитых аллегорий первоэлементов Джузеппе Арчимбольдо, которого сюрреалисты считали одним из своих предшественников. У Бродского вместо природных первоэлементов – архитектурные (идеальный город, который держит в руках архитектор, Вавилонская башня, водруженная на головы персонажей), а эстетика сюрреализма – один из ключей для погружения в его миры.
Архитектор. 1984. Офорт © Александр Бродский
Без названия. 1993. Офорт © Александр Бродский
Той же эстетикой проникнуты и индустриальные пейзажи Бродского.
Эти работы – погружение в интроспективный мир подсознательного, в котором логические связи оборваны (или, точнее, кажутся оборванными), а героем становится мир, из которого человек удален. Та же постоянная тема, с которой Бродский работает: человек тут был и оставил следы.Большинство экспонатов оставлены «Без названия». Зритель тем самым оказывается лишен текстовых подсказок, столь принятых в современном искусстве. Конечно, идеальный зритель Бродского – подкованный в истории и визуальном искусстве эрудит, способный считать слои заданных смыслов, уловить постмодернистскую иронию художника, тогда как менее искушенный зритель может испытать легкое чувство дискомфорта, оказавшись заброшенным в мир вне привычных причинно-следственных связей. Два типа зрителя – два типа прочтения, причем интерпретации не-идеального зрителя могут оказаться куда более эмоциональными и ведущими в более свободный поток ассоциаций.
Одно из наиболее близких к книжной иллюстрации произведений на выставке, «Место всеобщего процветания» (1998) – это и прямой привет изображениям Пантеона Пиранези, пропущенным сквозь метафорическое подсознательное автора, и аллюзия на торжественно-возвышенные обозначения объектов городской инфраструктуры, принятые в СССР в 1960-х: библиотека – «Храм знаний», а, к примеру, кинотеатр – «Храм зрелищ».
Здесь Бродский использует прием «реализованной метафоры». Перед нами действительно Храм, причем прообраз всех Храмов, но условный чемоданчик на рисунке выдает условного советского гражданина, представленного в облике мифического существа с хвостом собаки, зашедшего в «Храм всеобщего благоденствия» выпить кружку пива.
Дворец Всеобщего Благоденствия. 1998. Шелкография © Александр Бродский
Точки схода. 1997. Офорт © Александр Бродский
Ландшафт. 1995. Офорт © Александр Бродский
Без названия. 1995. Офорт © Александр Бродский
В том же пространстве представлены и карандашные наброски условных архитектурных фасадов и ряда объектов.
В них также легко угадывается эстетика сюрреализма, а один из наиболее загадочных изображенных объектов, возможно, своеобразный парафраз самого цитируемого произведения Рене Магритта.Выставка организована таким образом, что карандашные наброски оказываются эскизами к арт-объектам Бродского, представленными этажом выше. Это работы 2014 года, большинство из которых было создано специально для экспозиции в музее Чобана. Выполненные в уникальной авторской технике «глиняной графики» фасады отсылают и к монументализму сталинского ампира, и к недосягаемому в рамках человеческой логики кафкианскому Замку. Здесь же и продолжение основной темы Бродского – следы, оставленные временем. Ключом к интерпретации этих произведений, да и, собственно, ключом к выставке в целом становятся два объекта, выполненные черной тушью на строительном рубероиде и напоминающие карту и аксонометрическую модель условного археологического участка. Испещренные трещинами глиняные фасады таким образом не что иное как глиняные артефакты прошлых времен.
Не обошлось и без иронии в духе постмодернизма: строительный рубероид – популярный материал в советском дачном строительстве.
Без названия. 2012. Рисунок на бумаге из серии Sketches / Наброски © Александр Бродский
Без названия. 2012. Рисунок на бумаге из серии Sketches / Наброски © Александр Бродский
Без названия. 2012. Рисунок на бумаге из серии Sketches / Наброски © Александр Бродский
Без названия. 2014. Необожженная глина © Александр Бродский
Без названия. 2014. Необожженная глина © Александр Бродский
В связи с этим интересно вспомнить и реализованные проекты Бродского-архитектора.
Они не представлены на выставке, однако все они точно также подчинены идее концентрации на следах, оставленных предшественниками. Будь то Павильон для водочных церемоний, построенный для фестиваля Арт-Клязьма, «Ротонда» в Никола-Ленивце или подмосковный ресторан на воде «Причал 95*», все они построены с использованием конструкций других, когда-то существовавших объектов: оконных рам, дверей, досок.Примечательно, выставка Александра Бродского в Берлине совпала по времени с идущей в музее Мартин-Гроппиус-Бау другой выставкой архитектурного рисунка: «ВХУТЕМАС – русская лаборатория современности» (действует до 6 апреля), представляющей рисунки-утопии студентов ВХУТЕМАСа 1920-х. Советские проекты-утопии 1920-х и «бумажные» проекты 1980-х – два основных феномена «бумажного» проектирования XX века родом из России. В условиях стремительно разрастающегося экономического кризиса и монополии крупных архитектурных мастерских на проектирование почти всех наиболее значимых объектов, неизбежен новой виток проектирования «в стол».
Возможно, архитектурные рисунки и концептуальные проекты второй половины 2010-х смогут однажды стать основой будущих экспозиций музея.
Выставка открыта до 5 июня 2015 года.
На открытии выставки. Фотография © Michaela Schöpke, 2015
Бродский Александр | ART Узел
Александр Бродский родился в Москве в 1955. 1968–1969 учился в Mосковской Средней Художественной школе
В 1972 г. поступил в Московский Архитектурный институт.
В 1978–1993 гг. в соавторстве с И. Уткиным выполнил ряд интерьеров, проектов и инсталляций для международных художественных и архитектурных конкурсов и выставок
В 1993–2000 гг. занимался станковой графикой, скульптурой, инсталляциями.
В 2000 основал архитектурное бюро «Александр Бродский», которым руководит до настоящего времени. В 2006 представлял Россию на Биеннале Архитектуры в Венеции.
В 2010 За инсталляцию «Дорога» Бродский получил премию Кандинского(номинация «Проект года»). В 2011 Инсталляция «Цистерна» победила в номинации «Произведение визуального искусства» VII Всероссийского конкурса в области современного визуального искусства «Инновация»
Живет и работает в Москве.
Первая известность пришла к Александру Бродскому, когда он со своим другом Ильей Уткиным стал регулярно получать призы на международных архитектурных конкурсах 80-х годов. Их совместные работы этого периода стали образцовыми проектами «бумажной архитектуры» – течения, объединившего молодых талантливых архитекторов, не видевших возможности для практической самореализации в лоне советской архитектуры. В конце 80-х – на заре Перестройки – дуэт Бродский-Уткин с группой друзей спроектировали и построили интерьер ресторана «Атриум», который доказал, что вещи воплощенные всегда меньше чем то, что доступно воображению. Вскоре дуэт распался, Бродский уехал в США, где занялся уже исключительно искусством.
А в начале 2000-х он вернулся в Россию и стал наконец практикующим архитектором, оставаясь в то же время художником. Уже первые работы Бродского по возвращении оказались пограничными. Часто трудно даже определить, что из его работ архитектурные объекты, а что – произведения искусства. Прославленный Павильон для водочных церемоний был сделан для фестиваля АртКлязьма, а оказался самым узнаваемым домом Бродского. А Ледяной бар, построенный на сезон для буеристов Пироговского водохранилища, стал совершенным художественным жестом. Все работы Бродского отмечены этой неготовностью разделить архитектуру и искусство, вернее, полным отказом от различения этих областей. На архитектурной Биеннале 2006 года Бродский заполнил павильон инсталляциями, а свои архитектурные работы показывал в виде слайд-шоу в подвале. Формальный язык Бродского составлен из объектов, стремящихся воспроизвести воспоминания и сновидения. Самой прямолинейной работой на эту тему была еще американская инсталляция «Серое вещество», состоявшая из сотен глиняных бытовых и не очень предметов, слепленных по памяти, воплощенный каталог образов прошлого, роящихся в сознании.
Занявшись реальной архитектурой, Бродский лишь продлил эту одержимость воспоминаниями в архитектурное пространство, и обогатил его образами из своей профессиональной памяти. Эффект оказался потрясающим. Преодолев изоляцию, свойственную территории художественного, этот «метод» (Бродский отчаянно не-методичен) породил объекты, формирующие повседневную реальность. Вместе с тем, присущая памяти избирательность и страсть Бродского к домашнему теплу, простому уюту, делают его дома до крайности жилыми, а художественные работы – домашними. Они всегда оказываются слепками с сознания зрителя, а их метафоричность никогда не загораживает формальных качеств, оставаясь на заднем плане, но вместе с тем незаметно превращая переживание обычного в глубокое чувство. Чувство, неразрывно связывающее банальность повседневного с историей, жизнью и судьбой.
Дорога. Пространство инсталляции погружено в полумрак. 4 ряда полок с полосатыми матрасами по 3 этажа в каждой. Между ними установлены столики, над которыми расположены окна-лайтбоксы, закрытые развевающейся от ветра белой тканью.
На столиках стоят стаканы в подстаканниках с дребезжащими чайными ложками. На полу — пары однотипных мужских тапок. За счет звуковых и динамических эффектов создается иллюзия движения. Как и в других проектах, материалы, выбираемые Бродским для художественных объектов, отсылают к образу жизни среднего «маленького человека». В «Дороге» воплотились лучшие качества этого художника и архитектора: проектное мышление, лаконичность образных решений, умение сотворить эмоциональную ауру и вязь смысловых коннотаций из обыденных материалов. За кажущейся понятностью раскрывается объемное смысловое пространство, в котором отпуск и бегство на волю сплавлены с коммунальным бытом и принуждением. Бродский использует игру звуков, вибрации, света и тени, погружает зрителя в пограничное состояние: вроде ты тут, но еще чуть-чуть и будешь уже «там», «по ту сторону». Так раскрывается важнейшая тема творчества Бродского, тема нестабильного баланса между прошлым и настоящим, коллективным и личным, публичным и приватным, обыденностью и метафизикой.
CISTERNA. «Это попытка выразить и вызвать благоговение перед Большим Городом с его тайными пространствами и бесконечно исчезающим духом». Александр Бродский.
Удивительный парадокс свойственен нашему времени – мы испытываем явный дефицит пространства и в тоже время являемся свидетелями его перепроизводства. Наш город — прекрасный тому пример. Бесконечная стройка стремительно поглощает пустоты, перемалывает прошлое и возводит новые куски реальности, которые мы воспринимаем как навязанные извне. Часто эта реальность подавляет, лишает нас воздуха, свободы и что важней – права на преобразование города, ведь именно пространственные формы составляют основу социальных отношений.
Лефевр говорил, что общество возникает и развивается не только в материальном, но в воображаемом контексте городов. Все мы, по одиночке или сообща в своей повседневной жизни строим свой город через воображение. Мы учимся видеть во множестве существующих пространств потенциальные места, называемые Лефевром и Фуко «гетеротопическими», которые могут служить основой для экспериментов с различными формами городской жизни.
Проект Александра Бродского «CISTERNA” являет собой подобный эксперимент. Художник занимается «производством места» в существующем пространстве цистерны – новым, другим, не трафаретным. Его вмешательство едва ощутимо — несколько белых трепещущих занавесок, развешенных на стенах Collector Gallery. Это место оказывается ничем не заполнено и это дает нам возможность испытать столь редкое сегодня чувство пустоты, пустоты как формы, в которой искусство пытается выйти за пределы идеологий, установленных смыслов, навязанных ограничений. В русском языке пустота – это нечто отпущенное на простор и потому способное в себя впустить, впустить – новые истории, события, значения и, конечно, нас, зрителей, готовых испытать иной пространственный опыт.
Источники:
www.kandinsky-prize.ru
Открытая галерея — www.open-gallery.ru
www.4th.moscowbiennale.ru
Из серии «Фасады»
Александр Бродский — советский и российский архитектор, художник, один из основателей направления русской бумажной архитектуры — проектов, не подлежащих воплощению в жизнь ввиду своей технической сложности, стоимости и масштаба.
Бумажная архитектура возникла во Франции в эпоху Просвещения, в XVIII веке. Ее русский аналог появился в 1980-х годах в СССР как концептуально иная альтернатива официальной советской архитектуре. Бродский представлял Россию на Х Архитектурной биеннале в Венеции в 2006 году, известен своими междисциплинарными проектами на стыке архитектуры и изобразительного искусства. Работает преимущественно с темами исторической памяти и утопии.
Проект «Фасады» был впервые показан в 2013 году в рамках параллельной программы 5-й Московской биеннале современного искусства. Серия графики и работ небольшого формата из необожженной глины представляет фасады городских зданий, созданных художником в виде археологических свидетельств «забытого прошлого». Подразумевая историческую дистанцию, быть может, в тысячи лет, Бродский осмысляет типичную советскую архитектуру общественной и жилой застройки. В свое время она стала решением жилищного вопроса, обойдя вопрос эстетический — ряды домов-коробок монотонно заполнили обширные просторы страны.
Этот унылый паттерн, знакомый и родной для миллионов наших соотечественников, стал нашим культурным кодом. Осмысление городской архитектуры как исторического нарратива — одна из ключевых тем в искусстве Александра Бродского, это неиссякаемый источник размышлений о народе и его коллективной памяти.
Превращение фасадов жилых домов и учреждений в таблички отсылает к туппумам, глиняным табличкам для письма, появившимся более пяти тысяч лет назад в Междуречье, где шумеры и аккадцы основали одну из первых цивилизаций-прародительниц нашей культуры. Обращение Бродского к визуальности исчезнувших цивилизаций — историзм и дань традициям ушедших времен, переосмысление формы для создания высказывания. Сам используемый материал раскрывает эти смыслы, как говорит художник: «Из глины можно слепить все что угодно, и это завораживает. Я почти никогда ее не обжигаю, а только высушиваю. Ощущение, что все это сделано из пыли, и в любой момент может опять обратиться в пыль — вот что важно в этих работах.
Но, если обращаться с этими предметами бережно, они могут жить вечно».
Александр Бродский ломает масштаб утилитарных архитектурных сооружений, низводя их до размера небольших хрупких артефактов. Таким образом он музеефицирует не только городскую среду, но и каждое здание, превращая их в экспонаты, специфические артефакты-носители определенной информации. Эта информация — не что иное, как память в контексте времени, сжимающая огромное пространство до маленькой глиняной таблички. Художник возвращает зрителя к истокам нашей материальной культуры, показывая, что все, что может остаться от нашей высокотехнологичной цивилизации, — хрупкий фрагмент городского фасада без какой-либо инструкции и пояснения, потому что именно так мы относимся к собственной истории, забывая ее уроки. V
«Ротонда» Александра Бродского
на фестивале ландшафтных объектов
«Архстояние». Территория парка
«Никола- Ленивец», Россия, 2009.
Фото: Юрий Пальмин
Дом, который придумали архитектор и художник – КАК ПОТРАТИТЬ
Дом – оболочка человека, его продолжение, его свобода.
Продолжение особенно интригующее, если человек этот – художник, который строит дом, причем для себя.
Художник Ирина Затуловская замышляла зимнюю маленькую мастерскую. Большой дом на ее подмосковном участке уже имелся – дача 1950-х годов, еще родителями купленная. Его бы утеплить, но это сложно. Проще построить новый, теплый. Профессиональный совет дал архитектор Александр Бродский, друг детства.
Ирина Затуловская
Александр Бродский и Ирина Затуловская
До сих пор они никак не могут договориться: Затуловской кажется, что она помнит Бродского с пяти лет, а Бродскому кажется, что он Затуловскую помнит с трех. В остальном, что касается вкусовых и эстетических пристрастий, они единодушны. Причем настолько, что даже удивительно, отчего до сих пор не было совместной выставки Ирины Затуловской и Александра Бродского.
Таким коллективным проектом стал дом. «Это наше совместное детище. Саша спроектировал оболочку, а я создала интерьер», – говорит художница, уже с удовольствием обживающая двухэтажное строение.
Несколько лет назад в соседней деревне Ирина купила разобранную старую дачу. Там сохранились окна, красивые двери и бревна: «Думала, строить будем из бревен. Но Саша сказал, что из бревен не будем. Они теперь стали столбами, поддерживающими уличную галерею. Немного напоминает грузинские дома».
Ирина Затуловская
«Совместное детище» Ирины Затуловской и Александра Бродского
В ход пошли новые доски. Но сделано все возможное, чтобы они выглядели старыми. «Всегда хочется старого и не хочется нового, а с другой стороны, хочется тепла и удобства. Здесь получилось».
Ни одно дерево сада не пострадало. Более того, дом, точно живой организм, «вырос» вокруг дерева, и этому обстоятельству смиренно подчинилось внутреннее пространство, приспособленное для уединенной работы, тихого отдыха. Архитектор предусмотрел даже балкончик, «чтобы выйти и яблочко сорвать».
Бродский использовал старые оконные рамы, как он это любит и умеет.
И дублировал стеклопакетами. Фасад мгновенно приобрел графический рисунок и характер.
«Я хотела больше стен, Саша хотел больше окон. Нашли компромисс», – вспоминает хозяйка дома.
Ирина Затуловская
Веранду украшают работы друзей
За окнами верхнего этажа, большими, в пол, скрывается просторная мастерская художницы. Здесь же ее спальня с камином: «Лежишь на кровати, читаешь Диккенса и смотришь на огонь».
Кроме камина в доме две печки, баня, спальня для гостей, скромная кухня, веранда с дровницей, ванная комната, превращающаяся в башню. На окне ванной маслом Ирина написала занавеску-обманку. Причем написала прямо на стекле: хорошо известно, что холсту Затуловская предпочитает стекло, зеркало, железо, старинные вологодские филенки.
Есть ощущение, что здесь жили всегда. Не зря же режиссер Юрий Норштейн однажды заметил, что Затуловская «работает с категорией времени». Обустраивая интерьер по собственному вкусу, художник стремилась к воплощению идеи тотального стиля, «арте повера», «бедного искусства».
Все минимально, скромно, просто, но продуманно, от иконы до тарелок. Даже обеденный сервиз Ирина расписала для своего жилища. Не говоря о сшитых собственноручно покрывалах из кусков ткани, привезенной из Мадрида, занавески, смахивающей на витраж, вышивки над лестницей. Понемногу складывалась и мебельная обстановка: к старому столу со следами ягод, которые на нем сушили, доискивались стулья.
Ирина Затуловская
К старому столу подобрали стулья, а занавески сшила сама Ирина
На веранде нашлось место работам друзей, деревянной герани Сергея Горшкова, скульптуре-качалке Анатолия Комелина и керамической вазе Наташи Лаптевой. В новый архитектурный ансамбль гармонично вписался и бывший сарай. Его целиком разобрали, сделали фундамент и построили заново, оставив кое-где щели для солнечных лучей, восстановив фасад с темно-красной деревянной резьбой. Сарай Ирина тут же превратила в мастерскую, которая теперь считается летней.
«Остается прорыть канал, и будет Венеция», – заметил Александр Бродский.
Результатом он очень доволен, а члены бюро Бродского вообще считают, что это его лучшая работа.
Мультимедиа Арт Музей, Москва | Выставки | Александр Бродский
Александр Бродский — «неПроявленное»
Александр Бродский (1955) — архитектор, художник. Родился в Москве. В 1968–1969 гг. учился в Московской средней художественной школе при Академии Художеств. В 1972–1978 гг. учился в Московском Архитектурном институте у М. А. Туркуса, М. О. Барща, Б. Г. Бархина. В 1972–1992 работал в соавторстве с Ильей Уткиным. Участник более 50 групповых выставок архитектуры и изобразительного искусства. Лауреат многих международных и российских конкурсов и смотров архитектуры. Обладатель Гран При выставки современного европейского искусства в Милане 2001г.
Персональные выставки:
1995 — «Утопическая канализация» Галерея Риджина. Москва
1996 — «Visible Parts» Ronald Feldman Fine Arts. Нью-Йорк, США
1997 — «Футурофобия» Галерея Марата Гельмана. Москва
1997 — «Точкисхода» Государственный Музей архитектуры им.
А. В. Щусева, Москва.
1999 — «Grey Matter» Ronald Feldman Fine Arts. Нью-Йорк, США
2000 — «Кома» Галерея Марата Гельмана, Москва
2000 — «Путевые заметки» Галерея Проект ОГИ. Москва
2002 — «Eine Installation» Aedes East Extension Pavillion. Берлин, Германия.
2002 — «L’Ultima Stanza» Galleria Milano. Милан, Италия.
Собрания:
Государственный музей архитектуры им. А. В. Щусева,
Deutches Architecturmuseum, Frankfurt am Main
Bayly Art Museum, University of Virginia, Charlottesville, Virginia
Des Moines Art Center, Des Moines, Iowa
Duke University Museum of Art, Durham, North Carolina
Institute of Contemporary Art, Boston, Massachusetts
Museum of Art, University of Arizona, Tucson, Arizona
Museum of Modern Art, New York, New York
Portland Art Museum, Portland Oregon
San Diego Museum of Contemporary Art, San Diego, California
San Diego State University Art Gallery, San Diego, California
The Hirshhorn Museum and Sculpture Garden, Washington, D.
C.
Wellington Art Gallery, Wellington, New Zealand
«Непроявленное» Александра Бродского не имеет отношения ни к очеркам по философии фотографии, ни к философии физического вакуума, ни к философии индуизма. Заманчиво написать в предисловии о том, что «фотография уничтожает память» или о том, что «„ничто“ существует как непроявленное бытие — в виде физического вакуума» или о «Непроявленном как сердце всех „путей“»… История выставки гораздо проще. В течение нескольких лет архитектор Бродский фотографировал, что попало и где попало, складывал отснятое в большую коробку и забывал проявить. Можно предположить, что процесс или, если угодно, ритуал съемки занимал «оператора» больше, чем результат. Тем не менее, накапливаясь, непроявленная пленка жила самостоятельной жизнью, заряжаясь собственной энергией, пока не достигла критической для любителя массы в сотню кассет. В этом месте истории любопытство победило, и непроявленное было проявлено. Оно (в ограниченном количестве) и предлагается вниманию тех любопытствующих, кого интересует философия творчества и, в качестве частного случая, реакция преобразования потенциального бытия в физическую реальность, данную конкретным художником нам в ощущение.
Юр. Аввакумов
Ретроспектива: Александр Бродский — Архитектурное обозрение
Работа Бюро Александра Бродского исследует общие переживания и воспоминания, которые объединяют россиян
Изображение 3279
Зимний дом на даче Бродского. Фотография: Роберт Малл
.Культурная щедрость и формальная странность, характеризующие творчество Александра Бродского, сделали его одним из ведущих архитекторов и художников России, а его последние завершенные проекты свидетельствуют о его неизменной актуальности.
Зимний дом опасно расположен на краю участка на крутом склоне. Он является последним в серии зданий, соединенных извилистыми кирпичными дорожками, которые окружают оригинальную семейную дачу Бродских недалеко от Москвы. Молодые деревья прорастают через террасу, которая его окружает, конкурируя с множеством щеток, кастрюль и ведер, свисающих с фасада. Компактное, хорошо изолированное и построенное из современной древесины, это место, в котором семья уединяется зимой.
Красиво построенный и детализированный, дом, тем не менее, сохраняет дух садового сарая «сделай сам»: односкатный, навесной, на вид временный и подлежащий бесконечной адаптации.
В октябре прошлого года я сотрудничал с Бродским в шоу в Hauser & Wirth в Сомерсете под названием Сараи: Дворец ничего, , где мы попытались определить, что такое сарай. За 24 часа мы выбрали рисунки из коллекции Найла Хобхауса в Хадспене и превратили их в выставку в течение следующих 24 часов. Мы выбрали чертежи таких разных архитекторов, как Laugier, Schinkel, Mies, Constant, Superstudio и Cedric Price. Мы выбирали, не разговаривая, инстинктивно реагируя на то, что мы нашли.Но когда нас подталкивали, мы говорили о сараях как о местах разногласий, свободы, отступления, экспериментов и воображения. Мы также говорили о том, что мы называем темными сараями, местами репрессий и страха. Когда этим летом был в гостях у Бродского в России, он показал мне некоторые из своих последних проектов — они были бы квалифицированы как «сараи» в споре между Хаузером и Виртом.
Вилла ПО-2, спроектированная в этом году, является его последним дополнением к арт-парку «Никола-Ленивец» в 200 км от Москвы. Название проекта отсылает к бетонным панелям ПО-2, которые знакомы каждому, кто знает Россию.Скорее как сельскохозяйственный сарай Аткоста в Великобритании, они являются результатом области дизайна, которую в Советском Союзе называют «технической эстетикой». ПО-2 — это ограждающие панели с сильным ромбовидным рисунком и тяжелыми сборными фундаментами и стойками. Как только вы их заметите, они повсюду на территории бывшего Советского Союза.
В Никола-Ленивце Бродский использовал их для ограждения небольшой рощи, сделав рощу недоступной, а затем вырезал в панелях отверстия, чтобы обеспечить контролируемый обзор. Положение разрезов и высота обнаженного основания затрудняют доступ к ним, и вы чувствуете себя по-детски и виноватым, пытаясь заглянуть внутрь.
Если Вилла ПО-2 напоминает детство, в ней также есть темные отголоски российских мертвых зон, мест настолько секретных или настолько токсичных, что человеческая жизнь не может быть поддержана, но природа процветает безмятежно.
Это пороговые пространства, исследованные «сталкером» в фильме Андрея Тарковского 1979 года. Отчаянные пространства, но места для размышлений и возрождения.
Никола-Ленивец был основан художником Николаем Полисским, и с 2000 года он использовал свою художественную практику, чтобы обеспечить работой местных сельских жителей, которые столкнулись с нищетой из-за краха сельской экономики в России и закрытия колхозов.Никола-Ленивец — популярное место, привлекающее тысячи посетителей в год, здесь проходит архитектурный фестиваль «Архстояние». Помимо Бродского, Никола-Ленивец заказал работы «Проекту Меганом» и Адриану Гейзе, а в настоящее время работает с Петером Меркли и Бродским над новыми заказами.
Еще в 2009 году Бродский построил Ротонду, безумие, ветхий дворец, расположенный на небольшом холме в обширном поле, окруженном серебристо-березовым лесом. Это простое деревянное здание, обернутое вокруг кирпичного очага и дымохода.Возвышение состоит из нескольких восстановленных дверей, которые, как стрелки компаса, отмечают несколько точек входа и выхода, поощряя хаотичные игры в прятки. В интерьере преобладают кирпичный очаг и большая лестница, которая обслуживает внутренний балкон, а затем сужается, чтобы попасть на крышу через невероятно маленький проем. С крыши открывается вид на бесконечный горизонт национального парка.
Конструкция Ротонды действительно похожа на навес, намеренно грубая и условная.Фантастический классицизм, казалось бы, выбитый из утиля кем-то, кто никогда не видел настоящего. При сильном ветре конструкция качается, и многие двери непредсказуемо распахиваются. Есть граффити и знаки незаконных вечеринок. Это волшебное место.
И Ротонда, и ПО-2, как и многие проекты Бродского, отсылают к общим переживаниям и воспоминаниям, которые объединяют россиян. Летние вечера на даче, запой, прогулки в школу и жизнь в советское время.Таким образом, они популярны среди молодого поколения. Зимой можно увидеть тропы, оставленные многими посетителями на снегу, ведущими к Ротонде; летом тропинки на лугу полевых цветов отмечают путь. Такое отношение к прошлому было описано как «русское бедное», термин, происходящий от группы художников и архитекторов, в том числе Бродского, которые ссылаются на крестьянскую традицию создавать работы, в которых используются найденные предметы и хлам, чтобы бросить вызов советскому государству. но потребительство и завышенные ценности московского арт-рынка.
Построенные в рамках этой традиции, проекты Бродского одновременно ласковы и тревожны, отражая сложные отношения россиян со своим прошлым. Возможно, из-за этого работа Бродского становится все более важной для молодого поколения российских архитекторов и студентов, работающих в таких школах, как МАРШ (Московская архитектурная школа), где существует стремление определить архитектурный язык, который является русским, а не западным или восточным.
Цистерна Бродского, эскиз
Эскиз инсталляции Цистерна в галерее Коллекционер в Москве в 2011 году
В Москве Бродский только что завершил строительство небольшого бара «Чайка / Ласточка» в задней части популярного ресторана на оживленной улице.Бар имеет предельное качество, похожее на P0-2, и является еще одним пространством, наделенным общей памятью. Вы входите через небольшую дверь рядом с туалетами. Напротив — окно высокого уровня над рядом утилизированных шкафов, которое, кажется, ведет к далекому горизонту или к уличному фонарю на соседней улице. Проходящий через него свет — теплый свет летнего заката. Но свет никогда не меняется, создавая бесконечный счастливый час, который дезориентирует и восхищает. Подобно проекту Бродского «Цистерна» 2011 года, где он ввел фальшивые окна в стены большого подземного резервуара, чтобы создать иллюзию того, что это была башня высоко над Москвой, это простое устройство трансформирует.
Само пространство обшито грубыми деревянными панелями, поверхностной проводкой и простой мебелью. Он освещен пластиковым попугаем, а стеклянная витрина с подсветкой наполнена коллекцией бутылок из-под рома. Но самое странное — это шум волн, разбивающихся о каменистый берег, который кажется нарастающим и временами слишком громкий, чтобы говорить о нем. В баре улетучивается чувство времени. Это вечный закат на каком-то далеком пляже Балтики или Крыма. Пространство в стороне от суровой жизни Москвы.Как и знаменитый Павильон для водочных церемоний Бродского, «Чайка / Ласточка» — это пространство для дискуссий, разногласий и заговоров, пространство, которое поддерживало диссидентское движение в советские времена и представляет собой контраст между частной и общественной жизнью в России.
Dsc5431
Ложные окна Чайка / Ласточка. Фотография: Юрий Пальмин
.Если обращение Бродского к русской истории и фольклору началось в его бумажной архитектуре как радикальный способ бросить вызов логике советского режима, ссылаясь на архаичное и нелогичное, его последняя работа бросает вызов небрежному и коммерческому.Это то, что Питер Карл называет «олигархическим сюрреализмом», когда аспекты архитектурного прошлого России пародируются и неправильно используются, а оригиналы уничтожаются; будь то многоэтажная модель башни Татлина на крыше нового многоквартирного дома или раздутые коммерческие дачи, окружающие Москву.
Но, в конце концов, творчество Бродского навсегда повлияло на культуру. Подобно Никола-Ленивцу, где сельское хозяйство поддерживается коллективным производством искусства, последние работы Бродского объединяют других в просторных пространствах, основанных на глубоком понимании русской культуры.
Результирующий архитектурный язык остается взволнованным и условным, «навесами», поддерживающими дебаты, инакомыслие и юмор. Поскольку молодое поколение российских архитекторов ищет более аутентичный архитектурный голос, работы Бродского формулируют конфликты, с которыми они борются: сельский / городской, искусство / архитектура, коммерческий / некоммерческий, магический / реалистичный, националистический / интернационалистический. По мере того, как эти двойственности становятся все более сложными в России и за ее пределами, «навесы» Бродского и свобода, вызов и вдохновение, которые они дают, становятся важнее, чем когда-либо.
«Единственный ныне живущий русский архитектор, известный за рубежом, — бывший фантазер»
В столетие Русской революции Александр Бродский был единственным национальным архитектором, предложившим ответ. Это кое-что говорит о русской архитектурной культуре, — предполагает Оуэн Хазерли.
Этой осенью в Лондоне было здание последнего русского архитектора, имя которого было хоть сколько-нибудь признано за пределами этой страны.Речь идет о архитекторе Александра Бродского, а здание представляло собой павильон под названием «101-й километр, далее везде».
Он был установлен на площади Блумсбери, недалеко от давно существующего русского культурного центра «Пушкинский дом», заказавшего этот проект. Это был простой тонкий металлический каркас, обшитый скрепленным болтами войлоком. Чтобы попасть внутрь, приходилось карабкаться под войлочными стенами, которые останавливались за пару футов до низа рамы.
Когда вы были внутри, на экранах по бокам стен отображались монохромные кадры, снятые с фронта поездов, идущих по пустошам Сибири.На стенах, освещенных маленькими угловыми лампами, были распечатки стихов тех, кто был депортирован или сослан в период с 1917 по 1991 год (за исключением досоветского ссыльного самого Александра Пушкина). В столетие Русской революции это был единственный ответ крупного русского архитектора. Это было мрачно, поэтично, импровизировано и временно.
Советский Союз много строил, но его архитектура начиналась и заканчивалась на бумаге
Советский Союз строил много — целые города в России и Украине, практически целые страны в Средней Азии, — но его архитектура начиналась и заканчивалась на бумаге.Памятные выставки, такие как, например, Imagine Moscow в Музее дизайна, были посвящены замечательным и невыстроенным (тогда по материальным причинам, теперь по политическим) домам-коммунам, памятникам Коммунистическому Интернационалу и Дворцам труда, спроектированным такими авторами, как Николай. Ладовский, Владимир Татлин и братья Веснины после 1917 года.
Но когда во второй половине 1980-х Советский Союз перешел от реформы к краху, его самыми известными дизайнерами за рубежом были архитектор Александр Бродский, который работал над стандартизованными зданиями в государственных архитектурных бюро, и художник. Илья Уткин.
Их бумажная архитектура, в равной степени основанная на социальной фантазии, во всех отношениях была противоположна тому, что возникло в результате революции. Он был намеренно иррациональным, а не холодно-логическим, скорее антикварным, чем футуристическим, скорее мрачным юмористическим, чем серьезным, пессимистичным и антиутопическим, а не оптимистичным и утопическим, мрачным и готическим, а не четким и стеклянным.
«Российская архитектура находится в переходном состоянии», — говорит архитектор Юрий Григорян.
Бумажная работа Бродского и Уткина была только что переиздана в томе «Аннулировано 21.06.1990», где представлены отпечатки пластин из цинка, украденных со строительных площадок, которые пара изготовила для продажи по отдельности, а затем вычеркнула.Еще более примечательно смотреть на эти проекты спустя почти три десятилетия — они кажутся почти вечными.
Интерес пары к исторической архитектуре можно назвать постмодернистским. Нагромождение шпилей и куполов в пустом пространстве в «Холме с дырой» демонстрирует любовь к живописным и извращенным качествам эклектики XIX века. Ироничный и скорбный Музей исчезнувших домов, который собирает разрушенные исторические здания в внушительную погребальную решетку в стиле Альдо Росси, можно рассматривать как оплакивание разрушения памяти и нападение на безвыходность современной архитектуры.
Бродский прокомментировал, что из русской революции ничего хорошего не вышло, кроме конструктивизма
Но Бродский и Уткин не вели полемику (для них, наверное, слишком советскую). Их бумажные проекты можно с равным успехом воспринимать просто как великолепно выполненные и увлекательно нелогичные полеты фантазии. Тем не менее, когда Бродский приступил к созданию настоящего трехмерного нового пространства — как в кафе Атриум 1989 года — он сначала отдавал предпочтение лишь частично пародийному гротескному классицизму, который был идеален для чванливых новых богачей, стилю, который только что вышел из моды. мода как домашний стиль московских олигархов.Соответственно, его обычно временные здания последних 10 лет имели тенденцию к грубым, постиндустриальным и утилизированным материалам и наклонным программам, что, возможно, ближе к готическому видению бумажной архитектуры.
Во время публичного выступления примерно во время открытия павильона Бродский заметил, что из русской революции ничего хорошего не вышло, кроме конструктивизма. Это своего рода комментарий, который помогает объяснить, почему его поколение российских либералов оказалось вне власти.От тех, кто когда-то имел бесплатное здравоохранение, полную занятость и почти бесплатное жилье, а последние несколько десятилетий испытал падение в ужасающую нищету и неопределенность, нельзя ожидать, что они согласятся с ним. Это также говорит о капиталистической русской архитектурной культуре, что единственный ныне живущий архитектор, известный за рубежом, — это бывший фантазер, который проектирует только небольшие павильоны.
Юбилейный павильон Бродского, кажется, основан на представлении о том, что депортация в Сибирь началась в 1917 году, когда ужасная трагедия русской революции заключалась в том, что люди, которые когда-то были депортированы в Сибирь при царях, так же относились к своим врагам.
Однако в реакции Бродского на эту почти бессмысленную годовщину есть сверхъестественная сила. Серой лондонской осенью ветер развевает невзрачно напечатанные страницы Мандельштама, Шаламова, Цватаевой и др., И звук смешивается с шелестом листвы. В тусклом ноябрьском свете, в тени помпезного императорского дома Виктории, можно было почти оказаться в Москве, в пространстве, напоминающем либо один из тупых неформальных павильонов, где продают шаурму или носки, либо вагон поезда, направляющийся в какое-то ужасное место.
Редко и важно ставить памятники жертвам авторитаризма, которые сами не являются авторитарными
Внутри текстура здания с его необработанными материалами показала интерес к поверхности и материалам, которые редко встречаются в современной архитектуре любого рода. Он поставлен на службу несентиментальному подходу к истории, который резко контрастирует с резким официальным патриотизмом, резко усилившимся в России в последние годы.
Этим он напоминает проект общественного мемориала «Последний адрес», где Бродский был автором серии мемориальных досок, установленных на бывших домах жертв сталинского террора.Есть много памятников жертвам сталинизма, и часто они столь же помпезны и националистичны, как и режим, которому они явно противостоят. Таблички Бродского — это настоящие твердые простые буквы на металлической панели с отверстием в каждой, где могла бы быть фотография на удостоверении личности или паспорте. Очевидное убеждение Бродского в том, что революция ведет только к террору, поощряется нынешним российским правительством, но его мемориальная работа опровергает это.
Редко и важно ставить памятники жертвам авторитаризма, которые сами не являются авторитарными.
Оуэн Хазерли — критик и автор, специализирующийся на архитектуре, политике и культуре. Его книги включают «Военный модернизм» (2009 г.), «Путеводитель по новым руинам Великобритании» (2010 г.), «Новый вид мрачности: путешествия по городской Британии» (2012 г.) и «Министерство ностальгии» (2016 г.).о чем думает величайший архитектор России Александр Бродский — The Calvert Journal
Александр Бродский, которого часто называют величайшим ныне живущим архитектором России, редко строит свои дома из кирпича и раствора.В своей карьере, которая всегда стирала границы между искусством и архитектурой, его любимые материалы — пластиковые пакеты, кубики льда и старые оконные рамы.
Мы встречаемся во время инсталляции его первой персональной выставки в Великобритании White Room / Black Room, которая проходила в галерее Calvert 22 в Лондоне осенью 2012 года, и физические материалы, с которыми он работает, не отличаются от предыдущих выставок. Центральным элементом в одной комнате является крошащаяся фабрика по производству моделей из глины и проволоки.
Не нужно слишком глубоко заглядывать в историю карьеры Бродского, чтобы увидеть, где лежат корни этого слияния.Несмотря на свою легендарную репутацию, только в 2002 году Бродский, которому сейчас 57 лет, получил свой первый архитектурный заказ — почти через два с половиной десятилетия после того, как он окончил Московский архитектурный институт.
«Мне нечасто поступают предложения поработать над крупномасштабными проектами», — говорит он. «Но это хорошо, потому что у меня есть время, чтобы сосредоточиться на более реальных проектах». Эта ссылка на реальность подчеркивает, что он предпочитает заниматься мелкими проектами, а не надзирать за крупномасштабными проектами.Но намек тоже не лишен иронии.
«Мне не так много предложений по работе над крупными проектами. Но это хорошо, потому что дает мне время сосредоточиться на более реальных проектах »
В 1984 году, когда Россия находилась на последней склеротической фазе советской эры, Бродский присоединился к группе «бумажных архитекторов», которые рисовали эскизы зданий, которые, как они знали, никогда не увидят свет. Это движение было вызывающим ответом на санкционированную государством однородную архитектуру того времени.Вместо того чтобы работать в государственном проектном институте, запрещавшем творчество, Бродский годами работал в подпольных студиях, давая волю своему воображению.
Это период своей жизни, который он вспоминает с трепетом от волнения. «Тогда мы незаконно участвовали в международных конкурсах и даже получали высшие призы за наши рисунки и инсталляции», — говорит он. «Это был весьма захватывающий опыт, поскольку он также дал нам возможность путешествовать по миру в то время, когда вы не могли покинуть страну, не получив специального разрешения от правительства.«
Бродский среднего роста и телосложения, у него короткие темные волосы, голубые глаза и борода цвета соли с перцем; В прошлом его описывали как похожего на Винсента Ван Гога. Несмотря на свой дальновидный замысел, он, по собственному признанию, технофоб, предпочитающий карандаши клавиатуре и мыши.
Входим в основную установку, которая все еще находится в процессе сборки. Одна комната темная, в ее центре возвышается башня, заполненная примерно 40 крохотными глиняными манекенами, задумчиво смотрящими в искусственный огонь.«Эти человечки живут в белой комнате, но они собрались здесь, чтобы совершить какой-то ритуал», — говорит он. «Я не знаю, что именно, потому что мне еще не сказали». С загадочной улыбкой он ведет меня в гораздо большую соседнюю комнату. Это сбивает с толку. В отличие от предыдущего, он освещен ярким белым неоном. Полупрозрачные белые занавески висят повсюду, а зеркальные стены украшают комнату; создается впечатление бесконечного коридора. У одной из стен ряд маленьких кроватей — пока пустые, они ждут прибытия глиняных человечков.
Большая часть работ Бродского похожа в том, как он играет с пространством и светом, и в ожиданиях публики. «В определенной степени речь идет о воссоздании театральных эффектов», — говорит Бродский. «Великие пьесы могут останавливать время, когда вы сидите в театре, и я пытаюсь сделать то же самое. Для меня важно нарушать правила времени и пространства ».
«В определенной степени речь идет о воссоздании театральных эффектов», — говорит Бродский. «Для меня важно нарушать правила времени и пространства»
Одно из самых известных произведений Бродского — «Цистерна», инсталляция, которая принесла ему награду за инновации, российский эквивалент премии Тернера.В 2011 году Бродский оборудовал заброшенный водоем в промышленном районе Москвы блестящими оконными рамами. Посетители, входящие в пространство, создавали ощущение, будто они поднимаются, а не спускаются в глубокий подземный резервуар. «Я помню, как разговаривал с женщиной, которая спросила, на каком этаже она находится», — говорит он. «Ей казалось, что она каким-то образом достигла вершины башни и могла видеть дневной свет через окна».
Для Бродского здания — это гораздо больше, чем просто сумма их частей: он говорит, что, как и люди, у них есть душа.Он на мгновение размышляет над этим заявлением, прежде чем сделать частичное опровержение: «Хотя некоторые из тех левиафанов, которые сейчас возводятся вокруг Москвы, абсолютно бездушны».
Развитие Москвы — тема щекотливая. Бродский сетует на модернизацию города, когда деньги вкладываются в строительство блестящих офисных зданий, а исторические здания находятся в запустении. Он винит коррупцию, которая разрушает город и позволяет тем, у кого больше всего рублей, участвовать в этом процессе. «Я вырос в послевоенной Москве, когда в некоторых частях города еще можно было найти пасторальные пейзажи», — вспоминает он.«Вокруг были странные здания, которые, я думаю, повлияли на мой интерес к работе с изолированными пространствами, которые живут в своем собственном мире и работают в свое время».
Несмотря на возмущение и бесчисленные петиции, которые он подписал в надежде спасти город от архитектурных руин, Бродский остается реалистом. «Это будет нелегко, потому что это уже происходит по всей стране», — говорит он. «Сейчас они начались в Санкт-Петербурге, который совершенно уникален — нельзя сдвинуть ни единого камня, не нарушив гармонию города.«Когда я ухожу, Бродский завершает работу над своей инсталляцией. Душевная установка, удаленная от бульдозеров и кранов.
Александр Бродский и Илья Уткин
Александр Бродский и Илья Уткин, Вилла Наутилус 1990
Офорт на бумаге
734 x 590 мм
Представлено Фрайдой и Рональдом Фельдманом (Фонд Тейт Америкас) 2013
© Александр Бродский и Илья Уткин
Воображаемые архитекторы Александра Бродского и Ильи Уткина переосмысливают город как пейзаж мечты, смешивая воспоминания о прошлом с видением будущего.
Русские художники Бродский и Уткин впервые встретились в Московском архитектурном институте в 1972 году и выработали различные практики сочетания архитектуры с изобразительным искусством. Они стали частью неформального движения, известного как «Бумажные архитекторы», которое создавало сложные, невозможные проекты. В отличие от сурового утилитаризма Советского Союза 1970-х и 1980-х годов, этот подход превратился в косвенную форму архитектурной критики.
С начала 1980-х годов Бродский и Уткин работали в основном над офортом, работая над каждой медной пластиной годами.Их плотный стиль гравировки имитирует античный вид гравюр восемнадцатого или девятнадцатого веков.
Все офорты на этой выставке взяты из их портфолио Projects (1980-90) и основаны на различных архитектурных, литературных и визуальных источниках, от классической мифологии до научной фантастики. Они изображают абсурдные предложения и вымышленные городские пейзажи как эклектические смеси древних мавзолеев, ранних промышленных построек, неоклассических утопий и конструктивистских башен.Некоторые из них представляют современный мегаполис как угнетающий и отчуждающий, отражающий опыт жизни при тоталитарном режиме.
В 1993 году Бродский и Уткин прекратили сотрудничество, чтобы продолжить свои индивидуальные практики. Скульптура Бродского « Фабрика 2012», сделанная из хрупкой необожженной глины, представляет промышленное здание как руины, мрачный пережиток экономической системы, лежащей в основе советской идеологии, которая сейчас заброшена и полуразрушена.
Александр Бродский родился в 1955 году в Москве, где живет и работает.
Илья Уткин родился в 1955 году в Москве, где живет и работает.
Куратор Джульет Бингхэм, текст Валентины Равалья.
Александр Бродский | Architectuul
Бродский в своей мастерской
1 из 4
Александр Саввич Бродский — российский архитектор и скульптор, родился в 1955 году в Москве. В 1978 году окончил Московский архитектурный институт.
После окончания учебы в Москве не было возможности или творческой свободы для Бродского, чтобы практиковать тот вид архитектуры, которым сейчас известен. В результате он начал делать зарисовки очень выразительных и утопических построек. Вместе с художником Ильей Уткиным они стали известны как «Бумажные архитекторы». Эти чертежи позволили им спроектировать здания, которые исследовали конструктивизм, деконструктивизм и постмодернизм в то время, когда коммунистическая среда была гораздо более сдержанной. Бумажная архитектура была ответом на санкционированную государством архитектуру, которая состояла из стандартизированных и часто плохо построенных зданий, которые наполняли окружающую среду коммунистической эстетикой.Даже сейчас работы Бродского можно рассматривать как противоположность внушительным зданиям в «сталинском стиле», которые все еще существуют в России сегодня.
«Paper Architects» продолжили рисовать драматические проекты и начали выставлять их на международные конкурсы. Они получили множество престижных наград и были почитаемы в западном мире. Повествования, возникшие из офортов Бродского и Уткина, отражают отчуждение человека в городском мире. Они также прокомментировали утрату историко-архитектурного наследия Москвы.
Работая в качестве «бумажного архитектора», Бродский получил возможность путешествовать и жить за границей. В 1991 году он был приглашен в Соединенные Штаты галеристом из Нью-Йорка, после нескольких лет путешествий взад и вперед он сделал постоянный переезд в 1996 году. Именно в этот момент Бродский получил заказ на несколько крупных общественных инсталляций, одну в Нью-Йорке. Метро Йорка, а затем кусок Питтсбурга.
Несмотря на чрезвычайно успешную карьеру художника, Бродский начал скучать по родине и своему первому профессиональному призванию.В 1999 году он вернулся в Москву с намерением открыть свою архитектурную мастерскую.
С момента основания своей архитектурной практики в 2000 году Бродский постоянно работает над строительными проектами. Даже с двадцатилетним опозданием после выпуска и лишь небольшим количеством проектов на сегодняшний день, Бродский быстро зарекомендовал себя как уважаемый современный русский архитектор. В настоящее время он занимается временными постройками, жилыми домами и ресторанами.
Однако Бродский никогда полностью не отказывался от своей художественной стороны, он по-прежнему выполняет инсталляционные работы в тандеме со своими строительными проектами.
Комментарии
в ограничениях архитектуры советской эпохи, Бродский и Уткин воображали фантастические конструкции на бумаге
Изобразительное искусство Дизайн
#архитектура #etching
11 сентября 2015 г.
Кристофер Джобсон
Холм с дырой, 1987/90. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Быть дальновидным архитектором в Советском Союзе 1970-х и 80-х годов означало стать свидетелем почти полной утраты исторического архитектурного наследия Москвы.Ограничения на эстетику, качественные строительные материалы и доступ к квалифицированной рабочей силе привели к тому, что плохо спроектированные конструкции, лишенные вдохновения, были практически обречены на разрушение. Архитекторы с хоть каплей амбиций были жестко ограничены коммунистической бюрократией и часто подвергались прямому наказанию за свои идеи. Отчаянно ища выхода для творчества, эти ограниченные художники и дизайнеры вместо этого обратились к бумаге.
Пожалуй, наиболее ярким примером этого является работа известных советских «бумажных архитекторов» Александра Бродского и Ильи Уткина, которые с 1978 по 1993 годы отступали в своем воображении, создавая фантастические офорты в знак протеста против коммунистической архитектуры.Бумажная архитектура (или визионерская архитектура) — это название, данное архитектуре, которая существует только на бумаге, которая обладает провидческими, часто невозможными идеями, переплетенными с причудами, юмором, сатирой и научной фантастикой.
Опираясь на идеи, заимствованные у Клода Николя Леду, дизайн египетских гробниц и генеральные планы городов, представленные Ле Корбюзье, дуэт задумал навязчиво детализированную визуализацию, которая, кажется, заполняет каждый дюйм холста зданиями, мостами, арками, куполами, и схемы.Посредством этих работ Бродский и Уткин критиковали эстетические нормы того времени, пока их партнерство не прекратилось вскоре после распада Советского Союза.
Princeton Architectural Press только что выпустила третье издание Brodsky & Utkin , большого тома, содержащего 30 дуотонов художников, но также включает «обновленное предисловие представителя галереи художников Рона Фельдмана, новое вступительное эссе архитектора Александра. Mergold, визуальная документация инсталляционных работ дуэта и редкие личные фотографии.«Несколько гравюр Бродского и Уткина в настоящее время также можно увидеть в галерее Тейт Модерн. (через Hyperallergic)
Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Музей современного архитектурного искусства, 1988/90. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Диомед, 1989/90. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Кукольный домик, 1990 год. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Жилой дом Винни-Пуха, 1990 год. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Стеклянная башня II, 1984/90. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Корабль дураков или деревянный небоскреб для компании Jolly, 1988/90. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Вилла «Наутилус», 1990 год. Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
Предоставлено Ronald Feldman Fine Arts Inc.
#архитектура #etching
Имеют ли для вас значение такие рассказы и художники? Станьте колоссальным членом и поддержите независимые публикации в области искусства.Присоединяйтесь к сообществу читателей-единомышленников, которые увлечены современным искусством, помогите поддержать нашу серию интервью, получите доступ к партнерским скидкам и многое другое. Присоединяйся сейчас!
Александр Бродский. Меня до сих пор поражает, что я стал архитектором …
Александр Бродский
Меня до сих пор поражает, что я стал архитектором …
Дата: 30 июня — 3 октября
Место проведения: Alte Halle
Сегодняшний ландшафт и городские пейзажи России включают стремительный рост сектора недвижимости, китчевые дворцы олигархов и великолепные здания, построенные по западным стандартам, среди сборных многоэтажек из бетонных плит.Однако сопротивление растет. Александр Бродский — выдающаяся фигура, занимающая художественную и архитектурную позицию, отвергающую мейнстрим. Его архитектурные и художественные проявления свидетельствуют о поиске новой русской идентичности.
В своих проектах, отличающихся явной простотой и театральной силой, никогда не китчевыми и никогда не устаревшими, он часто сочетает резкую критику системы с тонкой иронией. Радикальная и аутентичная индивидуальная позиция, которая служит примером и для Запада здесь и сегодня.
Александр Бродский реализовал \ «Тотальную инсталляцию \» для Az W, которая занимает выставочный зал, увлекая посетителей за собой: день становится ночью, измерения пространства и времени, кажется, медленно растворяются по мере того, как можно пройти по археологической палате чудес. Вернувшись к дневному свету, подборка завершенных проектов Бродского дает представление о его архитектурном творчестве.
\ r \ n Родившийся в 1955 году в Москве, Александр Бродский получил международное признание еще в 1980-х годах как один из самых ярких сторонников русских «бумажных архитекторов», которые отказались участвовать со своими утопическими проектами в государственной структурированной и бездушный строительный производственный процесс.
В 1990-е годы Бродский сконцентрировался на творческой деятельности, а в 1996 году переехал в Нью-Йорк. В 2000 году он основал свое бюро нестандартной архитектуры и начал строительство ресторанов, семейных домов и временных архитектурных сооружений.
Выпуск 50/51 журнала «hintergrund» публикуется как специальное издание, которое сопровождает выставку эссе, в котором подробно рассказывается об Александре Бродском и его творчестве (немецкий / английский).
\ r \ n—
Образовательная программа
Александр Бродский.Произведения искусства
Лекция архитектора
Дата: Ср, 21 сентября, 19:00
Место проведения: Az W Podium
Вход свободный!
—
\ r \ nОткрытие выставки
Дата: Среда, 29 июня, 19:00
Место проведения: Alte Halle
докладчика:
Dietmar Штайнер, директор Az W, приветственное слово
Алексей Муратов, главный редактор Project Russia
Хильдегунд Амансхаузер, искусствовед / директор Зальцбургской международной летней академии изящных искусств
Александр Бродский, архитектор
Андреа Эккер, руководитель секции BMUKK Раздел V
—
Summer Party
Дата: с 20:00
Место проведения: Az W двор
вход свободный
В честь открытия выставки «Александр Бродский» Az W устраивает теперь уже традиционную летнюю вечеринку с пивом и сосисками в уютном уединении внутреннего двора Architekturzentrum Wien.