Алексей беляев гинтовт: Художник Алексей Беляев-Гинтовт — homyrouz.ru

Содержание

Беседа с художником Алексеем Беляевым-Гинтовтом о его нерукопожатности, евразийстве и участии в войне в Донбассе — Сноб

Он прирожденный провокатор, хотя и считает себя человеком традиции. Присуждение художнику-евразийцу Беляеву-Гинтовту Премии Кандинского в 2008-м раскололо российское художественное сообщество. Впрочем, это обстоятельство не повлияло ни на стоимость работ Алексея, ни на его репутацию. Для одних он гений, для других — нерукопожатный пособник темных сил. Так кто же такой Алексей Беляев-Гинтовт, попытался выяснить Гордей Петрик

Фото: Владимир Яроцкий

В левых художественных кругах об Алексее Беляеве-Гинтовте давно не спорят — о нем теперь принято даже не заикаться. В 2008 году он получил Премию Кандинского, что вызвало бурю неприятия и несогласия в арт-сообществе. Дело в том, что Алексей Гинтовт — истовый последователь евразийства, а когда-то и член политсовета Евразийского союза молодежи — молодежной политической организации, возглавляемой философом Александром Дугиным, тем самым, чей YouTube-аккаунт несколько месяцев назад заблокировали.

Позже Алексей неоднократно бывал в ДНР, жестко высказывался о «либералах» и Западном мире.

Притом как художник Гинтовт и 15 лет назад, и сейчас остается весьма востребованным. Его работы хранятся в коллекциях Третьяковской галереи, Русского музея, MMoMA, еще в нескольких десятках музеев и во множестве частных коллекций. В российском современном искусстве он пропагандирует большой стиль и в своих картинах создает причудливые утопии, составленные из православных храмов, советского ампира и аполлонических героев. Сам Гинтовт называет себя не живописцем, а художником-графиком. Он работает в уникальной технике — отпечатывает изображение через трафарет ладонями (часто на листах сусального золота), придавая своим картинам подлинность и очеловечивая изображаемые объекты. Рисует серп и молот, красные звезды, военную технику, купола и просто безмерный русский простор. Главный сюжет работ Гинтовта — Евразия Золотого века, сочетающая в себе эстетику и геополитическое могущество СССР и Белой Руси.

Я захожу в мастерскую к Гинтовту. Первое, что обращает на себя внимание, — благовония, которые пахнут точь-в-точь как ладан. Оглушительно громко играет Брайан Ино. Гинтовт хоть и не считает себя постмодернистом, но не отрицает, что существует на территории постмодерна. На огромном мониторе — «Россия 1» без звука, известная передача «60 минут». Выходит Алексей, типаж футуриста — Владимира Маяковского или Томмазо Маринетти. Безупречная осанка, широкий шаг, черное кимоно — одним словом, выглядит основательно. Протягивает мне руку. «Спецтапки, вешалка». Садимся пить чай из граненых стаканов Веры Мухиной в подстаканниках. У нас с Алексеем немало общих приятелей и соратников, и вообще мы неплохо друг о друге осведомлены. Дистанция как будто отсутствует.

Ɔ. Ваша мастерская — одно из самых фактурных мест, что я знаю. Давно вы здесь обитаете?

Мой прадед въехал в этот дом в 1927 году. Таким образом, четыре поколения Гинтовтов проживают в этом доме, с моими детьми будет уже шесть. Случай нечастый для Москвы.

Ɔ. Сейчас открылась ваша персональная выставка «Ангара». Это, насколько я понимаю, отсылка одновременно и к реке, и к русской ракете. Почему вдруг такое сочетание?

Задача евразийца — мыслить пространством. Месторазвитие — сумма географического и исторического пространств. Пейзаж — начало космоса, упорядоченного представления о пространстве, о месторазвитии духа — раз начавшись, не заканчивается нигде, сообщает природе вид порядка, структуры, «организованного и упорядоченного целого». Ангара — приток Енисея, вытекающий из Байкала, — представляется мне смыслообразующим символом Евразии, а, возможно, и человечества в целом. И в то же время ракета — символ силы, что тоже играет для евразийца не последнюю роль.

Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Можно ли называть стиль ваших работ имперским, новоимперским?

Можно. Но лучше использовать термины «имперский авангард» или «консервативная революция».

Ɔ. И все это ваши термины. Мне, кстати, нравится еще один — «атомное православие». Правильно ли я понимаю, что идея последнего в том, что православие и ядерный щит являются двумя главными составляющими безопасности и суверенитета России?

Да, а фактически это название картины, которую мы с Андреем Молодкиным сделали в далеком 99-м в Париже для проекта «НовоНовосибирск», нарисовали всплывающую во льдах атомную подводную лодку. С нее все и началось.

Алексей Беляев-Гинтовт, Андрей Молодкин. Атомное православие. Из проекта Новоновосибирск. 2000 г. Фото: russian_revolution_for_russians/ВKонтакте

Ɔ. Та работа представляла собой подлодку с крестом посреди Сибири, окруженную северными оленями. А Новосибирск вами мыслился тогда третьей столицей новой Евразийской империи, которая должна прийти на смену нынешней России. Насколько я понимаю, это был ваш первый по-настоящему масштабный художественный проект?

Мы замыслили 24 огромных кадра с образами Родины, каждый из которых был размером 4,5 на 2,7 метра. В том далеком году мы по сути представляли собой конструкторское бюро. Возможно, по формированию пластического образа идеальной Родины. И тогда речь шла о Сибири. Разрабатывались не только сюжеты, но и дизайн будущих картин. Вообще мы совершили массу открытий, как идеологических, так и технических. Частично картины были нарисованы простой шариковой ручкой, это тогда было чем-то новым. Что касается сюжетов, то в числе прочего мы даже сочинили генплан «НовоНовосибирска» со зданием генного банка «Олимпия», «Проспектом Чингисхана» и даже «Аэропортом Бен Ладена», который появился на схеме в 1999-м, за год до терактов 11 сентября. У меня даже есть два тому свидетельства: журнал «Птюч» и газета «Лимонка» опубликовали этот план задолго до нью-йоркских событий.

Ɔ. Тогда вы рисовали шариковой ручкой, сейчас преимущественно работаете в технике ручной печати — создаете работы оттисками своих ладоней и пальцев. Когда вы пришли к этому?

Со второй половины 80-х я начал экспериментировать с графическими системами, всякий раз пытаясь создать такую, которая, во-первых, до меня не существовала, а во-вторых, давала бы мне власть над миром, где невыразимое могло бы быть выражено пластическим методом.

Никогда не покушавшийся на живопись, я экспериментировал именно с графическими системами: уголь, сангина, карандаш, шариковые ручки, офсетная краска, всевозможные виды коллажей, пробивание бумаги, разрезание, поджигание ее и иные методы воздействия на лист, где сверхзадачей является, естественно, выражение невыразимого и категория первооткрывательства. В какой-то момент я осознал, что отпечатки кожи неминуемы при работе, например, с шариковой ручкой. Периферия этого графического и пластического сообщения в какой-то момент начала занимать меня больше, чем его метрополия. Таким образом произошло опрокидывание и та самая «философия по краям» переместилась в центр сообщения.

Ɔ. То есть этому нет концептуального объяснения в контексте того, что вы прикасаетесь к империи, очеловечиваете империю? Я всегда был уверен, что это некий художественный жест.

Безусловно, присутствует и это. Новая тактильность, линии жизни, участвующие в событии, особенно когда речь идет о фигуративе.

Некое сверхчувственное взаимодействие с ним, оставляющее вполне себе чувственный след.

Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Я правильно понимаю, что после того, как вы изобрели этот метод, он не менялся? Можно сказать, ваш художественный поиск подошел к высшей точке.

Преимущественно так, хотя применяются и другие технологии, но в приоритете ручная печать.

Ɔ. Ваше искусство — это призыв к чему?

К аполлонической ясности и дионисийскому порыву. Я стараюсь пребывать в этом интервале, мечтая о том, что миную третью, нижнюю категорию кибелического.

Ɔ. А политический призыв? Не вам отрицать, что искусство всегда политично. Я помню ваш манифест «Мы. Они немы». Он открыто призывал к возвращению к имперской вертикальной иерархии, к большому государственному стилю и конкретно к перенесению столицы России в Новосибирск. А то, что обычно изображаете вы, напоминает о величественном соцреализме в том плане, что в основном отражает идеальное недостижимое будущее.

Ну или вы возвеличиваете некую атрибутику, лишая ее негативных коннотаций.

Тимур Новиков принуждал нас к искусству манифеста, сейчас это самоочевидно, но в середине 90-х он убеждал нас в том, что слышат того, кто пишет. Таким образом, да, манифесты публиковались. Но их контекст скорее метафизический, а не политический. Мне представляется, что этот призыв пребывает в подчиненном состоянии по отношению к метафизике. Сначала нужно разобраться с первосмыслами.

Ɔ. И эти первосмыслы, по-вашему, в полной мере отражены в евразийстве? Это постмодернистская оптика.

Вообще все мы сейчас находимся на территории постмодерна, вне зависимости от того, признаем или нет это обстоятельство. Я занят агитацией и пропагандой большого евразийского стиля, даже если его на сегодняшний день нет. В этом я вижу свое предназначение.

Ɔ. Что такое большой евразийский стиль?

Это свойство восходящей эпохи. Сейчас никаких примет большого стиля не обнаруживаю ни я, ни единомышленники, ни противники. Сама возможность говорения о метанарративе и есть утверждение возможности большого стиля, первый шаг на пути его становления.

Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Для меня недавно стало открытием, что философов, которые работали исключительно с метафизикой, сейчас называют правыми. И в самом деле, многие из них при жизни поддерживали тоталитарные режимы. Как, по-вашему, связаны метафизический аспект и правые взгляды?

Вероятно, истину можно найти методом исключения: левые не претендуют на метафизику. Или понимают под этим что-то иное, что заведомо им враждебно. Таким образом, правые могут находиться внутри суммы понятий, которые определяются как метафизика.

Ɔ. На мой взгляд, после исторических поворотов XX века эта классификация стала неактуальной. И тем не менее вас причисляют к правым.

На сегодняшний день эта классификация выглядит неактуальной, вы абсолютно правы. Каждый из нас в той или иной степени прав или лев. И это нормально. Это естественно. Отказываюсь быть помещаемым в одну из категорий. Я, безусловно, право-левый. Правая составляющая подразумевает обращение к традиции — вечному, неизменяемому, противостоящему времени, вечности, за которой Бог. Что касается левой — это социальная справедливость, в пределе — отмена частной собственности на всей территории большой России. Я единственный красный художник от Дублина до Владивостока. Подавляющее большинство не способно сформулировать это соотношение в себе, полагается на интуицию, интуиция эта континентальна, а значит, верна. Тяга к традиции и столь привычная для нас социальная справедливость — два этих на первый взгляд контрастных представления совершенно органичны и естественны для подавляющего большинства сограждан.

Ɔ. Как вы, кстати, открыли для себя евразийство? С этим, вероятно, был связан Дугин?

Конечно же, Александр Гельевич прояснил мои же собственные интуиции, и я немедленно опознал сумму его сообщений как, безусловно, своих, родных, очевидных. Отчего же все остальные о другом? Тексты Дугина начали доходить до меня еще в конце 80-х, а познакомились мы, как ни парадоксально, значительно позже, в 98-м. Но в этом интервале я вполне себе был переполнен этими сообщениями и не стремился приблизиться к автору.

Ɔ. Если судить по вашему фейсбуку, создается впечатление, что ваши идеологические основы полностью эквиваленты идеологическим основам Дугина: бесконечные репосты его статей, лекций, иногда семинаров.

Да, я уверен, А. Г. Дугин представляет собой всю полноту русской мысли на сегодняшний день — и русской, и евразийской, в каком-то смысле это одно и то же. Свидетельство чему — сто книг, часть из которых переведены на 50 языков. Тот отзыв на ежедневную евразийскую повестку дня, который наблюдается в Турции, Иране, Центральной и Южной Америке, конечно же, Европе, Китае, США, не имеет аналогов. Масштабы этого сообщения в сотни раз отличаются от сообщений любого другого соотечественника на сегодняшний день. Обложки книг, оформленные моими работами, бесчисленные сетевые издания, их применившие, — евразийство не знает границ; мы интернациональнее кого бы то ни было на русском языке.

Ɔ. Вы можете сформулировать эту идеологию, не используя слово «евразийство»?

Обращение к великому прошлому и стремление к великому будущему. Дух и Почва. Именно евразийство формирует границы Континентальной цивилизации. То жалкое состояние большого русского проекта, которое наблюдается сейчас, — тотальная растерянность, беспомощность, цивилизационный проигрыш, — меня не убеждает. Так будет не всегда.

Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Почему большой русский проект сейчас, по-вашему, находится в жалком состоянии?

Жалкое оно по всему. Половина населения нашей страны находится за границей, 13 недружественных армий стоят на территории национальных республик. Единственное — армия Белоруссии пока сохраняет вооруженный нейтралитет, но на наших глазах прилагаются все усилия к тому, чтобы и эту армию сделать враждебной нашей метрополии.

Ɔ. Кем прилагаются усилия?

Главным цивилизационным противником — англосаксонским миром.

Ɔ. А утопия — это возвращение к Золотому веку?

Утопия — безусловно, возвращение к Золотому веку. Это прошлое, опрокинутое в будущее, это безразмерность идей и пространств. Наше пространство качественно безразмерно, речь не идет о количестве. Однажды начавшись, оно не заканчивается нигде, таков социокультурный статус соотечественников. Побег из центра на периферию большого пространства — эта традиция неотменима при царях: центробежные старообрядцы-казаки, беглые крестьяне, блаженные, уходящие по внутренним причинам за край земли, посылка экспедиционных корпусов. Советский проект эту же волю к покорению пространств осуществлял наиболее успешно в русской истории. Русский, евразийский цивилизационный код перекинулся на иные материки, в иные широты. Какое-то время русские и советские воспринимались другими народами как полубоги, это был совершенно новый бытийный статус.

Ɔ. Что должно произойти с Россией в ближайшем будущем, чтобы мы приблизились к этому Золотому веку? О чем вы мечтаете?

Мечтаю о небывалом, невероятном, что не вмещается в пределы человеческого разума, допускаю последнюю степень безразмерности русского будущего. Содействовать, выкликать это будущее — вот моя задача, мой долг и моя ответственность.

Ɔ. Вы говорили, что ваша политическая инициация случилась в 1993 году во время штурма Белого дома. То есть уже тогда вы стояли на страже традиции.

По невероятному совпадению мы с моим приятелем готовили публикацию в журнале «Художественная жизнь». Это был текст Жана Бодрийяра «Войны в Заливе не было», где манифестально сообщалось о совершенно новом восприятии войны, фактически войну в прежнем понимании отменяющем. И именно в этот момент пришло сообщение о боях в Останкино. Мы немедленно отправились туда и в восемь часов оказались в районе Останкинского пруда, пять часов продвигались в направлении источника стрельбы. Когда же живых там больше не осталось, мы отправились к Белому дому. У этого события был инициатический характер, наша армия стреляла в нас. Если сообщения о побоищах в национальных республиках все же воспринимались мною умозрительно, то здесь я впервые в жизни, безоружный, провел пять часов в ситуации расстрела той самой армией, которую считал своей.

Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. Как это — ощущать себя на поле боя?

Головокружительно — это раз, два — стало ясно, что к прежнему нет возврата. Мы находимся в совершенно новом мире, в котором, как это ни банально звучит, возможно все.

Ɔ. Насколько я понимаю, вы не возлагали на этот мир особых надежд.

Я пребывал и до того, и в момент, и после в состоянии тотального эксперимента. Эта инициация была знаковой точкой. Точкой экстремума. Обрушились прежние миры, распахнулись новые, безразмерное заявило о себе в других. Живых в полночь у четвертого корпуса больше не было.

Ɔ. А на новую власть вы возлагали надежды?

Никогда. Я к моменту приезда в Останкино не отличал Ельцина от Горбачева, у меня не было телевизора с 1985 года.

Ɔ. Потом вы ездили на другие военные конфликты?

Да, я был свидетелем штурма Цхинвала, делал репортажи оттуда в качестве военного корреспондента, и я же оказался на штурме донецкого аэропорта.

Ɔ. Я знаю, что вы на протяжении нескольких лет ездили в ДНР. Чем конкретно вы занимались в Донбассе?

Занимался всем. Демонстрация флага, военкор от Евразии, и гуманитарная помощь, и специальная деятельность, скажем так. Свежая голова в воинском коллективе, деликатные поручения, участие в осмыслении стратегий.

Ɔ. То есть вы не участвовали в военных действиях напрямую?

В Донбассе я оружие не применял.

Ɔ. Вы давно там были?

С 2017 года я перестал видеть смысл в этих командировках. Я способствую малыми силами гуманитарным поставкам. Ситуация катастрофическая. Все мои друзья-контрагенты или мертвы, или выведены из Донбасса, или потеряли возможность изменить хоть что-то. Проект «Русская весна» на сегодняшний день закрыт.

Фото: Владимир Яроцкий

Ɔ. А как вам сейчас кажется, были ли вообще перспективы у этого проекта — столь противоречивого и осуществляемого людьми с разными идеалами, целями?

Безусловно. Подавляющее большинство сограждан, не только в пределах Российской Федерации, готовы были к великому возвращению. Соотечественниками я называю и тех, кто в 1993-м был отделен границами. Да и опросы подтверждают это мироощущение, народы в большинстве своем, даже, как ни парадоксально, украинский, после того, что с ним произошло в последние семь лет, готов к тем или иным формам воссоединения. После освобождения такие люди окажутся в подавляющем большинстве. Что же касается Средней Азии и Закавказья — там наши евразийские позиции особенно сильны. Таким образом, в час Ч непротиворечиво воссоединится большое пространство. Оно было таким, и таким оно должно быть. Это превышает человеческую волю — граница нашего месторазвития неотменима. Народы нашей страны не привыкли жить в резервациях. Мы хотим возвращения большого пространства — в нем смысл существования уникальной цивилизации, вобравшей в себя славянские, тюркские и финно-угорские народы. Не Восток, но и не Запад, даже не их синтез.

Ɔ. После ваших поездок в ДНР вы стали нерукопожатным художником для русской интеллигенции. Но и раньше ее представители относились к вам с большим скепсисом из-за ваших патриотических и имперских взглядов. Во время скандала, разгоревшегося вокруг получения вами Премии Кандинского, Анатолий Осмоловский и Дмитрий Гутов писали, что вы фашист и место ваше в тюрьме. Почему сегодняшняя интеллигенция чурается слова «патриотизм», не относится к евразийству серьезно и часто приравнивает к фашизму вашу идеологию?

Интеллектуал и интеллигент — явления очень разные, а в нашей стране и в наше время — явления противоположные. Интеллектуал — это риск, воля, вертикаль; русскоязычный интеллигент прежде всего отказывается рисковать. Триллионы слов произнесены по поводу русской интеллигенции, прямо сейчас я не прибавлю ничего нового в части противодействия государству, вне зависимости от того, правит император или генсек. Протестующий русский либерал — человек несчастный, стремящийся поделиться своим несчастьем с окружающими.

Ɔ. Сейчас модно говорить о сancel culture — это такое продолжение нерукопожатности, когда людей неугодных взглядов вычеркивают из общественного пространства. Особенно свойственна культура отмены тем самым «русскоязычным либералам», о которых вы говорите. Вы считаете себя предвестником этого явления в России? Ведь вас в 2008 году после вручения Премии Кандинского фактически вычеркнули из списка художников, о которых считается приличным говорить вслух.

Пугать — моя профессия. Привычно опередил время, без лишней скромности. Сторонники воодушевились, противники обозначили себя, я получил поздравления из большинства стран мира. Я в каком-то смысле человек военный, таким образом, не удивился, не огорчился, немедленно принял участие в боевых действиях в формате гражданского противостояния.

Ɔ. Вы когда-нибудь сотрудничали с государством как художник?

Практически не имею дела с госзаказом, но знаю, что сотрудники Министерства обороны, Минатома, МВД, МИДа, обладатели кабинетов на Старой и Новой площадях, как и иные ответственные лица, являются счастливыми обладателями моих работ.

Ɔ. Вы работаете с «большим стилем», который часто характеризует эпохи диктаторов. А есть что-то, что можно смело назвать проявлением путинского стиля?

Пластический стиль, наверное, неуловим. К сожалению, «лужковский стиль» уже можно опознать, но вот что можно отнести к стилю Путина — не представляю. Наш стиль — вперед и вверх! Как «Ангара».

Больше текстов о культуре и политике — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь

Художник Беляев-Гинтовт о том, почему Путин − главный русский либерал – Москва 24, 13.

11.2017

13 ноября 2017, 00:01

Культура

В Московском музее современного искусства открылась выставка Алексея Беляева-Гинтовта. Художник, чье имя ассоциируется с красно-золотой коммунистической символикой, рассказал, как она была придумана, почему Путин – главный русский либерал и почему в этом нет никакой иронии.

Алексей Беляев-Гинтовт

– Выставка называется «X». Здесь показаны ваши работы за последние десять лет. За это время красные звезды на золотом фоне стали очень узнаваемым авторским знаком, китчевым, если позволите.

– Нет, не позволю!

– Хорошо. Тем не менее, расскажите, что послужило отправной точкой для вашей для этих работ?

– Я отчаянно много экспериментировал с художественными техниками и материалами, изучая в МАрхИ академический рисунок во второй половине 80-х, параллельно исследовал основные направлениями русского авангарда, осваивал каждое из них за две-три недели. В результате получалась работы, сделанные согласно интуитивно понятой философской сути данного направления. Теоретичекие обоснования в то время были малодоступны. Так я искал собственный метод художественного сообщения который позволит повествовать всесильно, и то же время избежать повторения существующих эстетических систем. Одержимый новым, добивался технического совершенства и целостности мироописания. Так, в числе прочего, появилась техника ручной печати. Перебрав сотни советских плакатов, – я делал из них трафареты, а потом с их помощью нанося ладонями типографскую краску на любую гладкую поверхность, открывал то, что пряталось за условностью изображения. Некую таинственную структуру, неожиданного и для автора вида. Так я нашел пластический язык, который позволил мне добиться последней степени простоты, чреватой бездонной сложностью. Например, в числе прочих озарений, никогда не видя работ Павла Филонова, мы с группой единомышленников в 1986 году нащупали его аналитический метод, – результатом открытия стали сотни живописных и графических работ полноценного Филоновского вида.