почему вам стоит пойти на «Психопати» 21 декабря — Нож
Что такое «Психопати»?Это новогодняя вечеринка «Ножа», которая посвящена психической теме — в широком понимании. Здесь можно будет послушать лекции, задать вопросы психологу, выпить и потанцевать.
Говорят, что-то будет бесплатное…Бесплатным будет почти всё! Вход свободный, дресс-код тоже. Мы рады видеть всех, кто считает себя друзьями «Ножа» или просто не дурак повеселиться.
Будут отличные бесплатные книги по психологии и саморазвитию от издательства МИФ — они достанутся первым 25 гостям. Бесплатных стикеров хватит на пару тысяч человек. Первые 150 посетителей получат кастомную бутылочку от Jagermeister. И еще один повод занять очередь к клубу «Авангарден» прямо с утра — кое-кому достанутся в подарок футболки «БЕРДЯНСК МАРКЕТПЛЕЙС» с эксклюзивными надписями от редакции, существующие в единственном экземпляре.
P.S.
: Олды здесь? Кто там интересовался печатными номерами культового в прошлом веке
За смыслы отвечают:
Ольга Тараканова — журналистка и театральный критик, пишет для и «Ножа», «Афиши Daily» и The Village, ведет телеграм-канал «пост/постдрама». На вечеринке прочитает лекцию «Трип-арт: Наркоискусство от кроманьонцев до институциональной критики».
Как опиумные и кислотные галлюцинации проникали в повседневность через искусство? Что больше волнует художников: последствия наркозависимости, влияние наркотиков на мировую и локальную экономику или ханжество и наркофобия? Ольга расскажет любопытным совершеннолетним о том, как история искусства связана с историей веществ — от магических кактусов до медицинского героина. Морально подготовиться можно, прочитав ее статьи здесь.
Денис Ларионов — поэт, критик, культуролог.
Его лекция будет посвящена тому, что можно считать квир-литературой (а от чего вообще лучше дистанцироваться). Денис расскажет об исторических предпосылках возникновения квира, о различных практиках письма и действия во второй половине 20 века (на основе трудов Мишеля Фуко и Сэджвик Ив Коссофски). Будет поставлен вопрос ребром: имеет ли смысл вообще говорить о квир-литературе сегодня — или мы сталкиваемся с явлениями, которые должны быть названы совсем по-другому? Материал в тему вот.
Марина Дурнева — практикующий психолог, консультирует взрослых, детей и подростков. Ведет терапевтические группы по вопросам отношений и сексуальности, помогает людям с нарушениями пищевого поведения.
Марина расскажет о психологических и психических проблемах жителей большого города, таких как стресс, депрессия, тревожность и другие наши постоянные спутники.
После лекции психологу можно будет задать вопросы.
Елена Никоноле — медиахудожница, чья область интересов — гибридное искусство, новая эстетика, интернет вещей, искусственный интеллект. Участник выставок и фестивалей, среди которых — Open Codes (ZKM | Центр искусства и медиа, Карлсруэ), Daemons in the machine (Московский Музей Современного Искусства), IAM (Музей современного искусства «Гараж», Москва), Politics and Poetics of the Surface (Коста-Рика), биеннале The Wrong и другие.
Гости смогут ознакомиться с проектом deus X mchn, в котором нейросеть встречает духовность. Почитайте о Елене здесь.
Очень много умного, а как же веселье?Всё будет! Вот они — музыканты, которые раскачают танцпол:
Okkultative — бессменный участник вечеринок Joy и резидент «Рабицы», знакомый всем московским любителям техно и EBM.
В его сетах можно услышать черты ритмик-нойза и даркпсай. Бесцеремонная потусторонняя энергетика, монолитность и атмосферность подачи — визитная карточка музыканта.
Hipushit — опытный московский коллекционер и селектор, резидент вечеринок Arma, «Минимум», Joy, петербургского Mosaique и московской «Рабицы», постоянный участник фестиваля Outline. Его музыка с трудом поддается жанровому определению и каталогизации, но он обладает собственным узнаваемым звучанием. Каждое выступление Hipushit — это целая музыкальная история, которая никогда не повторяется, вот послушайте и сравните потом.
Казускома — новые герои русскоязычного тяжелого ретро-рока. Они будто появились из 80-х: кожаные куртки, свирепая энергетика и безмозглый угар, оживший старый добрый рок в эпоху рэпа, неопопа и умирающего техно.
На днях ребята выпустили альбом «Загон», чекните тут, а вот их клип.
Fake_trailers — инди-треш-проект легендарного контркультурного музыкального куратора и одного из последних настоящих панков российской сцены — Леонида Котельникова, организатора независимого фестиваля «Структурность».
Конечно! В историю искусств как минимум, ведь на «Психопати» работает Арнольд Вебер — московский фотограф, выпускник Школы имени Родченко, летописец ночной жизни московской молодежи. Посмотрите на его работы в Dazed, завтра там может быть ваше лицо.
Так куда бежать и когда?Встречаемся 21 декабря в 20:00 в клубе «Авангарден»: Москва, ул. Кожевническая, 11/13. Обнимаем и ждем!
При поддержке JagerVibes.
Вход: +18
Нараспашку – Telegram
Привет, это Саша и Дима. Мы делаем «Открытых».Люди часто удивляются — но да, нас двое. Мы пишем, редачим, оформляем, верстаем, придумываем темы, ведём соцсети и деловую переписку, очень стараемся успевать посотрудничать с разными классными людьми. Переживаем как не в себя и очень хотим делать российский квир-мир немного уютнее (как и многие из вас! ❤️)
Мы набираемся опыта по ходу, в чём-то проёбываемся, многое не успеваем, иногда ложимся под стол умирать, а иногда пляшем от радости, когда что-то получается круто! Пока мы делаем «Открытых» в свободное работы время, и поэтому пока не успеваем толком заняться расширением (хотя лежим в эту сторону!)
В тяжёлые дни нам кажется, что всё, что мы делаем, никому не надо, наши лички полны возмущений, каках и палок, и время накрыться белой простынёй.
Поэтому если вы хотите написать нам хорошее слово — смело пишите, нам это просто космос как важно и нужно!
Пока «Открытые» работают без бабла: мы делаем всё на свои деньги и, к сожаленьке, иногда вынуждены отказываться от каких-нибудь классных идей (например, фотопроектов), потому что скопить со школьных завтраков не получается.
Подпишитесь на наш Патреон — это очень нам поможет.
Это просто: вы тыкаете на сумму, вводите карточку как в интернет-магазине, и каждый месяц отправляете нам $1 автоматом (или, если вы богаты, можете выбрать взнос $10):
https://www.patreon.com/ozine
Мы влажно мечтаем, что 1000 человек подпишется нам на ежемесячный взнос $1 (ну или вдруг побольше) — и у нас появится минимальный бюджет редакции и мы наконец роскошно заживём (то есть сможем немного платить авторам, фотографам и за аренду техник, а также с шиком покрывать свой кофе во время планёрок).
Подпишитесь на этот один бакс и попросите подписаться знакомых — люди помогают людям, так всё в мире и делается, ну вы знаете.
А если вы хотите сделать нам разовый баблосный подарок — то велкам сюдысь:
https://o-zine.ru/crowdfunding/
Вчера мы встретились в Питере попланёриться и внезапно обнаружили, что «Открытые» работают уже полгода. Вот это прикол!
В честь этого забабахаем скоро какую-нибудь подборку самых читаемых материалов и придумаем какую-нибудь интерактивную штуку вместе с вами.
Спасибо всем, кто нам помогает, поддерживает и верит в нас.
Спасибо авторкам и авторам, фотографам, иллюстраторкам, расшифровщицам, переводчицам — мы в восторге от работы и знакомства с вами!
Простите все, с кем мы пока не успели довести что-то до конца, профукали, тормозим. Мы стараемся оптимизировать нашу работу.
Спасибо всем, кто читает, смотрит, лайкает, пишет, не даёт пасть духом, говорит нам важное и тёплое.
Мы очень рады, что это безумство aka «Открытые» происходит.
На связи и ваши,
Саша и Дима
Poster: Gazgolder Club & Tea Room (Moscow) — «The GAME w/ Sebastian Mullaert, Ark, Tyoma» (poster)
«Hello, I love you! Let me jump in your game»
● При поддержке наших друзей Miller ●
Пойти на вечеринку ради музыкальных откровений и причастия к таинству? Или ради танца, социализации и, чего уж там, чистого гедонизма? Правда где-то посередине.
The GAME попытается сбить градус серьёзности и привнести элемент неожиданности. Приветствуем необычные сеты, внезапные коллаборации, дикие бэк2бэки и комбинации артистов. С нашей стороны больше лайвов, нестандартных ситуаций и visual решений — с вас больше перевоплощений и открытости происходящему.
Рейвоисчисление начнётся с аналогового концерта Tyoma, вернувшегося из гастрольного тура по Азии. Презентация посвящена мини-альбому «Bipolar», продолжению «Mirror», за который Tyoma удостоился сравнения с Жаном Мишелем Жаром от журнала Faze, характеристики «best modern russian electronica» от BBC Radio, а также ремикса от Мэттью Херберта.
Следом случится второе примечательное явление. Участник дуэта Minilogue, шведский отшельник Sebastian Mullaert намерен развернуться «в полный рост» и пошуметь в большом зале в течение четырёх (!) часов.
Ничуть не меньше мы ждём лайва Ark, запомнившегося танцами без футболки в диджейке фестиваля Signal и сетом в каске строителя на Brave в «Авангардене».
Гийом Берруайе, побывший фанк-гитаристом в восьмидесятых, поигравший с Пепе Брэдоком и тем же Мэттью Хербертом в девяностых, а ныне издающийся на Perlon и Circus Company — просто-таки идеальный герой The Game. Артист обещает гибридный сет, грань между диджеем и музыкантом в случае Ark — вещь довольно условная.
Bvoice, Adamov и Boym доведут main до утренней точки кипения, а затем планируем финальный свальный грех в восемь рук.
Веранда будет традиционно долгоиграющей. Московский синтезаторный гик Mad Dim будет экспериментировать с минимал-техно и хаусом, и его дебют в системе Fellows вполне может стать секретным оружием The Game. Он, а также Edouard aka Dooks, Saktu, Cancelled и Sickdisco позаботятся о надёжном танцполе, на который можно смело бежать в любой непонятной ситуации.
The Game станет титульным листом цикла мероприятий, а в конце года серии сложатся в единый пазл.
Ещё у нас, скорее всего, будет выступать человек-пакет.
Sebastian Mullaert aka Minilogue (extended «4 hours» session)
TYOMA (live & mini album launch)
ARK alleluyark (live)
Mad Dim (live)
Edouard aka Dooks
Saktu
Cancelled
Sickdisco
Bvoice
Adamov & Boym
Entrance FC / 21+
1200 RUB – CLAPP presale: https://goo.
Please use your smartphone to purchase the tickets
Лужковская Москва : стиль вампир // Что было
Оригинал
этого материала
© «Профиль»,
25.11.2003
Лужковская Москва : стиль вампир
Григорий Ревзин («Ъ»)
Сколько осталось жить Москве? Примерно 7 лет, а затем на ее месте -
точнее, на месте ее исторического центра, потому что он и есть Москва, — появится
новый город. Частично он будет состоять из муляжей снесенных домов. Частично —
из монстроподобных высоток в форме карандашей или зданий-тортов с балясинками и завитушками. Все будет добротное, аккуратное и такое же розовощекое, каким в лучшие свои минуты предстает идеолог «преображения» столицы — ее мэр Юрий Лужков. Кстати, первый со времен Октября 1917-го коренной москвич во главе города. И единственный в истории столицы градоначальник, заслуживший, чтобы его именем был назван архитектурный стиль.
Стиль, меняющий Москву до неузнаваемости.
Москву захлестнула новая волна скандалов, связанная с градостроительными начинаниями московского мэра. Усиленная активность Лужкова на архитектурном фронте поражает не только масштабами — дело в том, что ее пафос никак не согласуется с предвыборными лозунгами нынешнего градоначальника.
Основной идеей переизбрания Юрия Михайловича Лужкова на очередной срок правления является сохранение статус-кво. Изменение структуры власти в Москве, говорят сторонники нынешнего мэра, — это такое потрясение основ, что уж лучше пусть все остается по-старому. Пусть он продолжает задуманное, нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Москва. Не знаю, как в других областях, но в сфере архитектуры и строительства это заблуждение. На самом деле последний срок лужковского мэрства будет существенно отличаться от предыдущего.
Что было
Я бы хотел обратить внимание на то, насколько изменился рисунок поведения московской власти в
истории со сносом «Военторга».
Ситуация чрезвычайно показательна. Юридически московские власти действовали корректно, нарушая лишь собственные инструкции и постановления, а не федеральные законы. «Военторг» стоял на охране как вновь выявленный памятник, но по закону этот статус может быть снят постановлением правительства субъекта Федерации, что и было сделано. Интересно, однако, как московские власти позиционировались в этом конфликте.
Не было ни одного голоса в защиту сноса. В распоряжении московского правительства масса разнообразных историков, экспертов, которые связаны с ним тесными экономическими интересами, и, уж казалось бы, что стоило заполнить информационное пространство рассуждениями о «Военторге» как проявлении милитаризма в торговле и малохудожественном образце казарменного вкуса, но даже этим никто не озаботился. Напротив, все газеты, телевизор и радио кричали о том, что этого делать нельзя. Министр культуры обращался с открытой телеграммой к президенту Путину с просьбой исправить серьезную ошибку.
В итоговом интервью на эту тему Швыдкой назвал снос актом государственного вандализма. Лужков не просто проигнорировал все это. Напротив, он активно ввязался в борьбу. Вместо того чтобы списать снос на те фирмы, которые этим занимались, и тихо оштрафовать их на символическую сумму за нарушение инструкций московского правительства (по этим инструкциям снос в Москве запрещен без утверждения проекта реконструкции), Лужков принял всю ответственность на себя и довел дело до конца.
Две особенности здесь показательны. Во-первых, ранее московский мэр всегда позиционировался в качестве защитника московского исторического наследия. Ни на первом сроке, ни на втором он никогда бы не смирился со званием государственного вандала, это противоречило бы его имиджу. Во-вторых, в подобных вопросах он никогда не действовал с позиции силы. Он предпочитал договариваться и искать компромиссы, демонстрировать искреннюю озабоченность судьбой наследия и т.д. Здесь же не было ничего.
Я думаю, это не случайность.
Я думаю, это проявление своеобразной честности. Юрий Михайлович достаточно ясно показывает нам, кого и для чего мы избираем на следующий срок. Чтобы потом не было претензий.
Что будет
|
Снос «Военторга» — начало нового, агрессивного этапа лужковского градостроения. Когда замкнется кольцо «реконструкций» вокруг Кремля, к разрушенным гостинице «Москва» и «Военторгу» добавится и «Детский мир» — его судьба уже практически решена |
Абрис следующего срока Юрия Лужкова в архитектуре определяется четырьмя факторами.
Фактор первый — экономика. Мэр является обладателем самого масштабного строительного комплекса в стране, и в этом деле у него практически нет конкурентов. Этот комплекс, во-первых, требует соответствующего масштаба работ, а во-вторых, соответствующего масштаба денег.
С работами еще туда-сюда. На сегодняшний день московские строители начали довольно активно внедряться в провинцию, Центральную Россию, Петербург, Сочи. Однако же на рынках сравнительно прибыльных им не дают развернуться в полную силу, а в российской глубинке недвижимостью много не заработаешь. И нигде по сю пору нет таких сказочных условий, как в Москве, где себестоимость строительства около $250 кв. м, а продажная цена — около $1000. Оазисов с такой нормой прибыли и в мире немного сыщешь, не то что в России.
Между тем в Москве, и в особенности в центре, почти не осталось той золотой земли, которая сравнительно тихо, без скандалов, приносит по 5 тыс. у.е. за квадратный метр при 1 тыс. инвестиций. И это означает, что впереди у нас — тотальное наступление строителей на город. Контуры его уже определены: московское правительство издало постановление, в соответствии с которым все дома в центре, в которых использованы деревянные перекрытия, должны быть реконструированы к 2020 году.
Это, на минуточку, 90% зданий, построенных вплоть до начала хрущевских реформ в строительстве, то есть до начала 60-х. По сути, речи идет о второй приватизации 30—50% элитного жилья в центре Москвы — все квартиры в домах после реконструкции можно будет продавать заново. Это золотой жилой фонд, в котором норма прибыли составит 300%, — такого давления денег не выдержат никакие социальные нормы, а никаких законодательных здесь нет. Так что в ближайшее время к культурному государственному вандализму у нас добавится социальный.
Второй определяющий фактор — идеология. Отчетливое стремление Юрия Лужкова защищать наследие определялось своеобразной структурой постсоветской легитимности. Он возвращал Москве дореволюционный облик, как бы залечивая раны большевистского вторжения: реконструировал Центр, заново отстраивал храм. Он шел по пути мэрства (напомню, что в свое время был отчетливый прицел на более высокую власть) как собиратель русских земель вокруг Москвы, как наследник и продолжатель дела и Юрия Долгорукова (850-летие Москвы), и Петра Великого (монумент), и Пушкина (юбилей).
Но эта программа себя исчерпала. Юрию Лужкову больше не нужна историческая легитимность — он уже сам себе история: 15 лет достаточно для того, чтобы строить собственный идеологический миф на платформе своего собственного опыта.
Перспективы этой трансформации строительной программы тоже определены. Все 90-е годы под влиянием новых политических идеалов охранники памятников постоянно выявляли и ставили у нас на охрану все новые и новые здания. Всего таких вновь выявленных памятников в городе около 1000. История с «Военторгом» показала, чего стоит этот статус сегодня, но раньше считалось, что это полностью обеспечивает защиту памятника. Не один архитектор и инвестор могут рассказать, сколько им стоило строительство в зоне влияния вновь выявленного памятника в конце 90-х, — лучше было не связываться. О сносе не могло быть и речи.
Эти вновь выявленные памятники были своего рода символом курса Юрия Лужкова на сохранение наследия. Однако уже несколько пресс-конференций подряд вице-мэр Владимир Ресин и главный архитектор города Александр Кузьмин говорят о том, что содержание новой тысячи памятников для города — непосильная задача, что весь этот список необходимо пересмотреть и четко решить вопрос, что мы можем сохранять, а что — нет.
Лукавство здесь заключается в том, что реально город не тратит денег на сохранение этих памятников (их содержат арендаторы), но он не может зарабатывать на их сносе и строительстве на их месте новых зданий. Так что речь идет не о том, можем ли мы позволить себе содержать еще тысячу памятников, а о том, можем ли мы позволить себе на них не зарабатывать. Как выясняется — уже не можем. Занятно, что если эту тысячу снимут с учета, то в вопросе о сохранении наследия мы аккуратно вернемся к тому списку, который был выработан в советские времена, что хорошо демонстрирует степень радикальности пересмотра охранительной политики. Раньше казалось, что Юрий Лужков не пойдет на пересмотр хотя бы до выборов — ведь это означает общественный скандал и новые обвинения в вандализме. Но после истории с «Военторгом» в этом уже нельзя быть уверенным. Он не боится проиграть, и общественные скандалы ему не страшны.
Третий фактор, влияющий на коррекцию архитектурного курса Юрия Лужкова, — политика. Федеральные власти не заявили никакого архитектурного курса, так что речь пока не идет о столкновении двух разных архитектурных программ.
Однако же общий контекст федеральной политики таков, что Юрий Михайлович со своим московским стилем уж очень из нее вываливается. В эпоху Ельцина архитектура Лужкова была довольно ярким выражением идей возвращения к дореволюционному прошлому, сохранения и приумножения традиций и уникальности страны. В эпоху Путина все изменилось. Архитектура Лужкова выпадает из путинской идеологии сразу по двум показателям.
Во-первых, она никак не соответствует принятому Путиным образу России как еще одной европейской страны среди других европейских стран. Архитектура Лужкова 90-х для этого слишком устарела (она вдохновлена западным постмодернизмом 30-летней давности), она слишком провинциальна и слишком закрыта для внешних влияний. Нельзя быть европейской страной среди других европейских стран, если идеалом современного дома для тебя является турецкий четырехзвездочный отель в классическом духе, сданный в эксплуатацию в конце 80-х.
Во-вторых, она никак не соответствует путинской идее славного советского прошлого, от которого мы ни в коей мере не отказываемся.
Идеал Путина — «Боже, царя храни» на музыку «Союза нерушимого». Применительно к архитектуре это означает храм Христа Спасителя с элементами «Рабочего и колхозницы», а вовсе не чистый храм Христа Спасителя.
Контуры будущей игры просматриваются и здесь. С одной стороны, на московский архитектурный рынок стали пускать иностранных архитекторов, с другой — в московской архитектуре, которую создают силами местных зодчих, все сильнее проглядывают черты вовсе не дореволюционной, а сталинской архитектуры. Высотка «ДОН-Строя» на «Соколе» — самый яркий пример.
И наконец, четвертый фактор, всерьез определяющий архитектурную политику Юрия Лужкова, — время. Этот срок, так или иначе, осмысляется им как последний. Конечно, возможно все, и, быть может, федеральные власти разрешат нам его переизбрать и в пятый раз, но пока больше просматривается сценарий Владимира Яковлева, которому переизбраться дали, а доправить — нет. Поэтому в этот раз Юрий Михайлович станет действовать без оглядки на общественное мнение и не боясь, как он однажды выразился, воевать с собственным народом.
Его будет пугать только время. Это означает, что все описанные выше изменения политики будут проводиться в жизнь жестко и решительно — примерно так, как он сносил «Военторг».
Чем сердце успокоится
Российские политики делятся на барсуков, склонных к крепкому обустройству норы, и сусликов, вечно устремленных нервной мордочкой в неизведанные горизонты. Москва, как город с радиально-кольцевой структурой, дает развернуться и тем и другим. Которые суслики — те стремятся развивать радиусы, магистрали, которые ведут от Кремля в даль светлую. Юрий Михайлович Лужков — ярко выраженный барсук. За долгие годы пребывания у власти он выказал полное равнодушие к радиусам. Зато деятельно обустраивает кольца. И продолжит это обустройство.
После того как мэр снесет гостиницу «Москва» и построит под ней подземный комплекс, он получит выгодную стратегическую позицию в первом кольце вокруг Кремля. Сепаратная яма на Манежной площади будет продолжена — и не только в одну сторону.
В другую, в сторону Манежа, ее тоже решено продолжить. По замыслу московских властей, под Манежем будет построено четырехэтажное помещение — то есть практически на всю глубину комплекса на Манежной. Хотя архитекторы утверждают, что при этом Манеж будет сохранен и теоретически это возможно, на самом-то деле в московских условиях строительство подземного помещения такой площади под существующим зданием маловероятно. Скорее всего, Манеж будет снесен и отстроен заново — под причитания Михаила Швыдкого о действительно невосполнимой утрате национального достояния.
Реконструкция Манежа фактически завершит кольцо на западе — там у Юрия Михайловича на повестке дня только обуздание ГМИИ имени Пушкина,
никак не желающего становиться филиалом галереи художника Шилова. Зато на востоке нас ждут обширные перемены. Пока все попытки московской власти вернуть себе реконструкцию Большого театра оканчиваются ничем, но кто знает. Фактически план реконструкции театра с обширным подземным шоппинг-моллом под всей Театральной площадью, предложенный сегодня Михаилом Хазановым (победителем, напомним, конкурса на здание мэрии в Сити), не может не соединиться с подземным пространством под реконструированной гостиницей «Москва», а если они соединятся, то реконструкция Большого станет частью большой реконструкции первого кольца.
При этом Юрий Михайлович более чем жестко заявил, что современное торговое помещение невозможно без парковки, и я бы сегодня не много поставил на сохранение ЦУМа, у которого никакой парковки нет. Далее на кольце располагается группа зданий ФСБ, и здесь особой активности Лужкова ожидать не приходится, да и подземное пространство уже занято для своих целей, но вот что он Детский мир снесет — это точно. Фактически вопрос уже решен.
В общем-то, этих ударов по центру уже достаточно, однако же в планах московской мэрии есть программа под названием «Золотое кольцо», которая предполагает довольно активное обустройство противоположного берега Москвы-реки. Уже несколько лет рассматриваются планы строительства двойника Дома на Набережной напротив Кремля, строительство предполагает масштабный комплекс зданий по Софийской набережной, и надо полагать, что в этот мэрский срок вопрос будет решен. Эта недвижимость с видом прямо на Кремль даже не золотая, а бриллиантовая, и медлить больше нельзя — куш может уплыть.
Далее располагается не менее лакомый кусочек — огромный пустырь вокруг ЦДХ. Опять же его берегли до последнего, но теперь, видимо, застроят. В духе новых времен западности там возведут башни силами нового любимца московской мэрии, голландского архитектора Эрика Ван Эгераата. Этот мастер будет символизировать открытость новой московской архитектуры на Запад (он же выиграл конкурс на возведение башен Москва и Петербург в московском Сити). Его стиль авангарден, рабочие названия башен — Кандинский, Малевич, Татлин — как раз и разбавят стиль храма Христа Спасителя башней Третьего Интернационала, а несколько сладковатая декоративная манера ван Эгераата, отчасти напоминающая стилистику знаменитого в 70-е годы мультфильма «Голубой щенок», неожиданно пришлась глубоко по сердцу московским властям. Возможно, здание ЦДХ сносить не будут, уж очень много возни с федеральными властями, но план такого сноса все же постоянно будоражит воображение Москомархитектуры.
Всех планов Юрия Михайловича не опишешь — напомню, что впереди строительство 58 небоскребов по линии Третьего транспортного кольца, строительство Сити, реконструкция площади Белорусского вокзала, Октябрьской площади и т.
д. и т.п. Это строительство фактически безвредно с точки зрения облика города. Но то, что весь центр станет полем тотального сноса, — это более чем вероятно. Я назвал здесь только прямые замыслы московской мэрии и не говорил о частных инвесторах, играющих с ней в одной команде. А это — необъятное поле, еще раз напоминаю: все дома с деревянными перекрытиями в центре Москвы в ближайшие годы могут быть выселены, снесены, выстроены и проданы заново, и в ближайшее время администрация Юрия Лужкова получит на эти действия мандат народного доверия. Так что к следующим выборам центр Москвы будет просто не узнать. И можно точно сказать, с какой программой пойдут на выборы кандидаты после Юрия Михайловича. Это будет сохранение исторического облика Москвы и восстановление всего разрушенного предшествующей администрацией.
Вехи создания лужковской Москвы
1. Реконструкция Манежной площади (1991—1998).
Первый масштабный проект по изменению облика города.
Как и положено, был объявлен конкурс, который выиграл проект мастерской Бориса Улькина. Если бы он был реализован, то сейчас на «Манежке» зеленели бы клумбы и стояли интеллигентные скамеечки, под которыми скрывалось шесть подземных этажей. Но тут появился Церетели со товарищи. Про конкурс все забыли, и появился подземный торговый комплекс «Охотный Ряд» — три этажа дорогих бутиков и парк водных аттракционов.
По официальным данным, на реконструкцию было затрачено $420 млн.
2. Восстановление храма Христа Спасителя (1992—2000).
Проект восстановления храма — это, с одной стороны, символ тогдашнего курса Лужкова на восстановление исторического облика столицы (то есть возвращения к великой России), а с другой — символ его умения «решать вопросы» и работать с бизнесом. Именно благодаря этому свойству ему удалось второй раз отстроить храм на «народные деньги».
Несмотря на установку восстановить все «в точности как было», некие «вольности» все-таки имели место.
Например, скульптурные украшения фасада вместо мрамора — из бронзы (идея вездесущего Церетели), что несколько подпортило эстетический облик храма.
По разным оценкам, стоимость проекта составила $200—500 млн.
3. Строительство лефортовского тоннеля (начато в конце 80-х и не закончено до сих пор).
Одна из первых громких историй столкновения московских властей с сопротивлением местных жителей. Первоначально предполагалось, что третье транспортное кольцо пройдет по территории знаменитого Лефортовского парка с исторической застройкой. Но после многолетней борьбы местных жителей было решено проложить тоннель под Лефортовом. И хотя парк и окружающие его архитектурные памятники удалось сохранить, никто сейчас не может поручится, что строительство тоннеля в перспективе не скажется на их состоянии самым печальным образом.
Полная стоимость работ оценивается в $1 млрд.
4. Реконструкция Большого театра. Строительство новой сцены (начато в 1988 году, завершение работ планируется к 2007 году).
Первоначально реконструкция Большого театра должна была превратиться в еще одну победу лужковского строительного комплекса. Но впоследствии она обернулась торжеством федеральной власти — в 1999 году после проведения тендера заказ был изъят у московских строительных чиновников (в лице Ресина, который одновременно являлся и заказчиком, и подрядчиком) и заказчиком стал Минкульт в лице министра Швыдкого.
Параллельно строилось здание филиала, ставшее торжеством лужковского стиля — позолота, фальшивый мрамор и т.п.
По официальным данным, на реконструкцию необходимо $50 млн., по неофициальным — $200 млн.
5. Проект строительства памятника на Патриарших прудах (начат в 2001 году и все еще не закончен).
Патриаршие пруды — единственный на сегодняшний день триумф граждан в борьбе с лужковской градостроительной властью. Первоначально предполагалась провести реконструкцию всего комплекса вокруг прудов, которая включала в себя не только отделку берегов гранитом, но и установление памятника Булгакову, сооружение фонтана в виде гигантского примуса и фигуры Иешуа, шествующего по водам, работы скульптора Александра Рукавишникова.
После бури возмущения в прессе и многочисленных писем общественности Лужков отступил, и от этой затеи остался только скромный памятник Булгакову — сидящая на сломанной скамейке фигура.
Власти скромно оценили установку памятника в $5 млн.
6. Снос гостиницы «Москва» и Военторга (2002—2003).
Самые вопиющие архитектурные скандалы последних лет. Оба случая — примеры сокрушительного поражения всех в борьбе с Лужковым. Здесь, в отличие от истории с Патриаршими, не помогли ни компании в прессе, ни велеречивые филиппики министра Швыдкого, ни многочисленные письма и обращения всех на свете куда только можно вплоть до президента. В гостинице «Москва» начат демонтаж интерьеров, здание Военторга уже почти разобрано.
По официальным заявлениям, «реконструкция» гостиницы «Москва» обойдется в $250 млн., Военторга — в $80—100 млн.
7. Опера-хаус на Остоженке (2002)
Из построек последнего времени «шедевр» Михаила Посохина — Центр оперного пения Галины Вишневской с прилегающими к нему бутиками, фитнес-клубом, рестораном и жилыми помещениями — единодушно признан апофеозом безвкусицы.
Громадное псевдоклассическое здание с колоннами разных ордеров было построено на месте единственного на Остоженке сквера с нарушением регламента — то есть выше, чем было заявлено первоначально. Оно очевидно нарушает исторический архитектурный облик одного из старейших и красивейших московских кварталов.
По примерным оценкам, проект стоит около $30 млн.
8. Комплекс зданий вокруг ГМИИ им. Пушкина (начато в 1988 году, завершение строительства — в 2012 году).
История борьбы Пушкинского музея с музеем Шилова — последний громкий градостроительный скандал, который сейчас в самом разгаре. Еще в перестроечные времена Пушкинскому музею был выделен целый квартал между Волхонкой и Знаменкой. Но пока музей интеллигентно осматривался и все никак не мог приступить к освоению территории, находящаяся по соседству галерея Шилова начала возводить семиэтажный бизнес-центр (снеся попутно памятник архитектуры — причтовый дом церкви Николы Стрелецкого) и залезла на территорию ГМИИ.
Как водится — с подземными гаражами. И все это — в охраняемой зоне Кремля.
По оценке застройщиков (очевидно занижающих стоимость проекта, чтобы успокоить общественное мнение) — $200 млн.
Гласс — это для лохов
Я услышал музыку Леонида Десятникова сразу после того, как вернулся из Греции, лет двенадцать назад. Это непростительно поздно. Но я жил за границей и любил древность. А когда вернулся, мне дали послушать диск с музыкой из фильма «Москва». С тех пор я слушаю то, что было до и появилось после. Я не умею описать это словами искусствоведа, но мне нравится это классическое, с ясной, заметной формой, и одновременно разрушенное, сдвинутое звучание, как узнаваемы, но одновременно сдвинуты и разрушены, поставлены под вопрос предметы, пейзажи, города на картинах многих любимых художников. Вот такой звук: одновременно чистая прекрасная форма и вопросы к ней, ее исследование. А вскоре после того, как я начал слушать Десятникова, подкремлевская молодежь решила устроить опере «Дети Розенталя» патриотический уличный худсовет — один из первых случаев, когда политическое руководство попыталось использовать нападения на культуру, чтобы продемонстрировать, что оно с народом.
Десятников, конечно, живой современный классик, и ничто с этого места его не сдвинет. Мой консерваторский друг, пианист Павел Нерсесьян год или два назад сказал, что Десятников меня знает заочно, читал мои сочинения. С удивлением и удовольствием поверил, но Десятникова нет в соцсетях, а я почти не бываю в Питере. Думал, доеду, узнаю и познакомлюсь, но он приехал в Москву раньше. Познакомились, поговорили, слухи подтвердились. Я, как обычно в таких случаях, удивлен, а он нет, и говорит, что не бывает неразделенной любви. На том и порешили.
О подростковом снобизме и Филипе Глассе
Десятников: Саша, расскажите, как у вас обстоят дела с музыкой. Знаю, что вы меломан, до нашего знакомства встречал вас в Новой опере, в Рахманиновском зале консерватории. У вас есть специальное образование?Баунов: У меня музыкальная школа, семилетка. Но я не вспоминаю у себя никаких признаков исполнительского таланта.
Десятников: Это в Саратове происходило?
Баунов: В Ярославле.
Десятников: Прошу прощения.
Баунов: Потом я играл в школьной рок-группе на электрооргане. У меня в некотором роде даже состоялась исполнительская карьера: мы играли на школьных дискотеках. Но мы говорим о классической музыке: сначала ребенка мучают, и она ему не нравится, он воспринимает ее как унылую зубрежку, как один из уроков. А потом он заново открывает ее сам, лет в шестнадцать или семнадцать. Вы же классический композитор?
Десятников: Ну, типа да.
Баунов: Классический композитор пишет для классического набора инструментов. И в этом смысле, конечно, вы классический композитор. В то же время для многих людей классика — это либо сладкозвучная гармония, либо та музыка, которую их учили слушать в детстве.
Десятников: Тоже верно.
Баунов: Значит, современный классический композитор попадает в какую-то дыру?
Десятников: Ну, не всякий. Есть композиторы, которые специализируются на красоте.
Я про них однажды текст написал, назывался «Властители dumm». Людовико Эйнауди знаете? Он недавно играл на рояле против глобального потепления, причем рояль был установлен на льдине. Фейсбучные злодеи тогда писали: спасем Арктику от Людовико Эйнауди! Есть еще его соотечественник Эцио Боссо, у него боковой амиотрофический склероз, что, выражаясь политически некорректно, прибавляет ему очков. Он выезжает на сцену в инвалидной коляске, его пересаживают к роялю… Вот они пишут минималистскую музыку для бедных, Филип Гласс и другие. Под вывеской «минимализм» подаются ведь и Стив Райх, глыба, матерый человечище, и Джон Адамс прекрасный. Но между ними и Глассом огромная разница. Баунов: Позвольте, Филип Гласс — это же… Вы знаете, что сейчас обидели большое количество людей? Ведь что происходит? Есть школьный потолок, Моцарт там, Чайковский — а потом открываешь, что за пределами школьной программы тоже есть музыка. И вот человек самостоятельно открывает Филипа Гласса, понимает его и страшно этим гордится.
.. Десятников: И тут прихожу я и говорю, что…
Баунов: Да, тут приходит господин Десятников и говорит, что Гласс — это для лохов.
Десятников: Но что же делать? Я просто высказываю свою точку зрения. У Гласса есть и неплохие вещи, мне, например, нравится музыка балета «В комнате наверху». Но в целом образ музыки Гласса представляется мне в виде многотысячекилометровой любительской колбасы, абсолютно гомогенной. Однажды, лет десять тому назад, в припадке неуместной откровенности я спросил Гидона Кремера: «Ну скажи, зачем тебе вся эта стерня?» Он как раз к тому времени записал для Deutsche Grammophon Первый скрипичный концерт Гласса с Венскими филармониками. Гидон очень серьезно ответил: «Что бы ни говорили о Глассе, у его музыки есть прекрасное качество: она узнается с первой ноты». Но является ли это доблестью? Эта радость узнавания, которая влечет к нему десятки тысяч людей, слетающихся, как бабочки на ночной огонь…
Баунов: Мне кажется, дело не в узнавании, а в пробивании потолка.
Я рос в семье провинциальных интеллигентов (думаю, это история очень многих), не чуждых культуры — литературы, поэзии, музыки. Но какая это была музыка: «Пойдем слушать Чайковского». Ты вроде бы живешь в культуре, но у нее определенные границы, в каком-то смысле даже архаические. И вдруг выясняется, что это вовсе не мешает тебе воспринимать современную музыку. Никто не обучал меня слушать Шнитке, я сам купил билет, пришел на концерт, мог бы сказать «фу, гадость, слушать невозможно», а сказал «о, это очень здорово, мне это интересно». Оказывается, неизведанное может воздействовать на неподготовленного человека и даже на человека, заранее настроенного негативно. А ваш опыт какой? Как вы думаете, есть у современной классической музыки такая сила, которая может захватить неподготовленного или предубежденного слушателя?
Десятников: Стравинский считал, что дети воспринимают его музыку лучше своих родителей, потому что лишены предрассудков, свойственных взрослым. По правде говоря, не знаю, как ответить на ваш вопрос.
Я проделал тот же путь, что и вы, хотя у меня не было музыкально подготовленных родителей. Я так же, как и вы, ходил в музыкальную школу. Мне кажется, в какой-то момент в организме молодого человека зарождается шестое чувство — назовем его, за неимением лучшего определения, подростковым снобизмом. По этому чувству проходит демаркационная линия между вами и всеми остальными. Хочется присвоить себе какие-то не нужные никому (в вашем детском окружении) вещи — и таким образом идентифицировать себя. Скажем, с помощью Шнитке. Ведь вы этого условного Шнитке открывали в полном одиночестве, не правда ли? Баунов: Да, я один ходил туда. Мне тогда было лет девятнадцать, наверное. И я видел там толпу людей, аншлаг, они кричали: «Браво!» Это были снобы?
Десятников: Да, наверное, слово «снобизм» здесь все-таки не очень подходит. Я имел в виду ваших тогдашних сверстников, одиноких ботаников, выходцев из непролетарских семей в пролетарском окружении.
Баунов: Помню, у меня была университетская подруга, классический филолог по образованию.
Это весьма рафинированное образование — филологическое. Однако она какое-то время была уверена, что классическая музыка — это вообще очень скучно и что всем на самом деле нравится Филипп Киркоров, но люди не хотят в этом признаться из чистого снобизма. Десятников: Ей, наверное, не приходило в голову, что Шнитке может нравиться, но не так, как условный Киркоров (боже, почему именно Киркоров?), — иначе.
О границе между классикой и неклассикой
Баунов: Есть мнение, возможно, ошибочное, что музыка, которая сегодня считается классической, элитарной, раньше была попсой. Как опера в Италии XIX века.Десятников: Да, есть такое мнение.
Баунов: Джаз, ныне элитарный, был попсой для американских городов первой половины XX века. Значит, современная поп-музыка и есть наследница оперы.
Десятников: Ну, это натяжка все-таки.
Баунов: Но поп-музыка занимает ту нишу, которую в XIX веке занимала опера.
Десятников: Да как мы можем сравнивать себя с Италией XIX века! Мы ничего об этом не знаем. Что нам известно о парикмахере, насвистывающем что-то из «Травиаты»? Пусть социальные антропологи нам расскажут. Это уже как Древний Египет. Совершенно изменился весь контекст, весь жизненный уклад. Разве только с помощью медиумов можно увидеть, что там происходило, если, конечно, вы верите в медиумов.
Баунов: Где начинается неприятие современной музыки? Тут проскользнуло слово, которое мне кажется очень важным в современной дискуссии по поводу классики-неклассики. Это слово «свист». Цирюльник в Италии XIX века шел и насвистывал арию из «Травиаты», а попробуйте насвистеть арию из «Детей Розенталя».
Десятников: Там как раз много чего можно насвистеть, это неудачный пример.
Баунов: Да, можно, потому что там есть много такого, что напоминает старую музыку.
Десятников: Даже в «Воццеке» есть музыка, которую можно насвистеть.
Баунов: Где же все-таки проходит граница между классикой и неклассикой? У меня есть свой ответ на этот вопрос.
Десятников: А у меня нет ответа. Все находится в постоянном движении, причем движется в разных направлениях. В мозгах множества людей все ежесекундно переоценивается. Невозможно остановить мгновенье, зафиксировать ситуацию, как бабочку на булавке. Возьмем кого-то конкретного, ну, не знаю… Монтеверди, его позднюю оперу «Коронация Поппеи». Музыка вроде простая (особенно в сравнении с его же мадригалами), временами просто-таки каэспэшная. Но назвать ее доступной язык не поворачивается. Там есть необъяснимые диссонансы, причудливые сюжетные повороты, какие-то неведомые нам коды, и к ним у нас нет ключей.
Седая новизна
Баунов: Есть одна вещь в нашем обществе, которую я, как человек, занимающийся художественной политологией, отчетливо вижу, — довольно архаический эстетический идеал. Например, Прокофьев — «Скифская сюита» написана и впервые исполнена больше ста лет тому назад.
И все равно для среднего отечественного слушателя это современная музыка. Но эта музыка какая-то неправильная, не классическая. Я не понимаю, почему это так. Вы представляете, чтобы во времена Чайковского говорили: «Слушайте, Бетховен — это как-то чересчур смело»? Так ведь никто не говорил. Может быть, во времена Бетховена так говорили. Десятников: Но Бетховен — это действительно смело, даже по сегодняшним меркам! Даже «Лунная соната» вполне новаторское произведение, хотя, казалось бы, что может быть слаще? Но мы существуем в конвенциональном обществе, и людям удобно думать, что классика не подлежит переоценке.
Баунов: А что неудобного в Прокофьеве? В Шостаковиче? Почему Свиридов удобный? Он же их младший современник.
Десятников: Свиридов просто более конформистский был чувак.
Баунов: Это правда. А совсем конформистский какой-нибудь Хренников…
Десятников: Хренников не рассматривается в контексте нашей высокой беседы, зачем мы его упоминаем?
Баунов: Но вы чувствуете, что граница между классикой и неклассикой отчетливо обозначилась примерно сто лет назад?
Десятников: Сейчас не чувствую, а раньше чувствовал, да.
Сейчас я как будто освободился от нормативов, и меня эта граница не очень-то беспокоит. Но нужно отличать российскую ситуацию от той, что сложилась во Франции или, например, в Австрии, в Германии. Баунов: И в чем разница?
Десятников: Разница в том, что там люди в конце концов привыкли к музыке, условно говоря, новой венской школы. Они не хотят отказываться от того, что далось им с таким трудом. Им кажется, что Стив Райх — это шаг назад. В Западной Европе довольно значительная часть аудитории верит в прогресс, в то, что сложное лучше простого. Еще у Пруста описано, как некая дама, с пеной у рта защищавшая Дебюсси от филистеров, вдруг с изумлением узнает, что Шопен опять входит в моду.
Баунов: То есть нельзя сдавать взятых высот? Мы взяли высоты сложности и никогда уже не отступим назад, в долины тривиальности.
Десятников: Да, долой Форе (говорит прустовская дама) и весь этот приторный кисель.
Баунов: Опять снобизм идет рука об руку со сложной музыкой.
Десятников: Есть разные типы, виды и роды снобизма.
Баунов: У меня, собственно, два ответа на вопрос о границах современного искусства. Это и про живопись, как вы понимаете, и про поэзию, потому что и авангардной поэзии сто лет, и авангардной живописи более ста лет. Тем не менее люди приходят на выставку Пикассо и говорят: «Я так тоже могу» и «Это мазня», хотя беднягу Пикассо даже советская власть пропагандировала как друга советского народа. Первый ответ: наше эстетическое воспитание (в школе и за ее пределами) ограничивалось фигуративными вещами.
Десятников: Конфетные коробки…
Баунов: Вкладки в журналах «Работница» и «Огонек». Календарь «В мире прекрасного» за 1979 год. Ничего нефигуративного. Музыка туда же, кино туда же. Любое легитимное эстетическое высказывание укладывалось в эти рамки: чтобы было понятно о чем, чтобы можно было насвистеть, чтобы можно было пересказать. А у западного человека не встречается такого отторжения современных форм культуры?
Десятников: Мой племянник живет в Германии, я помню его гимназический учебник по музыкальной культуре. Я листал эту книгу, ни слова не понимая по-немецки, но видел там и Баха, и Пярта (с нотными примерами, кстати), и Шенберга, и группу «Битлз». Они выстраивают совершенно другой хит-парад мировой музыки и пытаются быть объективными.
Баунов: Да, я это видел у французских школьников, которых к нам завозили в Ярославль. Им действительно с детства показывают разное: фигуративное и нефигуративное, и такую музыку, и другую. Это не обязательно выливается в любовь, но проявляется в толерантности. Человек начинает с детства понимать: у классического искусства множество разновидностей. Человек, который выходит из такой школы, не обязательно будет слушать Десятникова (хотя я не понимаю, отчего его не слушать, круто же). Но ему как-то неловко отрицать очевидное. А почему очевидное? Потому что ему еще в школе об этом говорили.
Мой второй ответ: я думаю, граница современного проходит примерно там, где возникает необходимость преодоления стереотипа. Там, где ты воспринимаешь что-то с трудом, там, где нужно совершить некое усилие, там и проходит граница современности. То, что ты воспринимаешь без усилия, ничего в себе не меняя, не напрягаясь, — это нормальное искусство, это классика.
Десятников: Но в действительности классика требует едва ли не больших усилий.
Баунов: Почему?
Десятников: Надо, по-видимому, признаться себе в том, что мы многого не понимаем в классическом искусстве. В какой степени авангарден роман «Война и мир»? Почему, собственно, главный русский роман начинается с прямой речи на французском языке? Абсолютно непонятно. Насколько авангардна живопись Рембрандта, маньеристов, Караваджо? Люди не задаются подобными вопросами, они предпочитают думать, что фигуративная живопись — это просто красивые картинки, на которые весьма приятно смотреть. Мы не в состоянии понять, как на это смотрели современники Караваджо, что они в этом видели.
Баунов: Когда в Пушкинский музей привозили живопись прерафаэлитов, кураторы назвали выставку «Авангард Викторианской эпохи». Это был настоящий вызов общественному мнению. Почему авангард? Это же открыточная красота. Ты можешь это печатать и посылать женщинам на 8 Марта, никто и слова не скажет: цветы, дамы, домики. Действительно, у посетителей название вызывает некоторое недоумение. Авангард-то где? А кураторы как бы напоминают: вы считаете, что Бетховен — это красиво, а он был «сумбуром вместо музыки».
Десятников: В общем, да.
Баунов: Безобразие, пощечина идеалам. Громкий, бурный, шумный, все не так делает. Народ с большим удивлением читает в аннотации к Караваджо: «Живопись не была принята современниками», — и не понимает, в чем проблема: вот Мадонна, вот апостол — где авангард? А в музыке эта граница между фигуративным и нефигуративным — она где? В гармонии, в организации звуков?
Десятников: Да, отчасти в ней. Но все сложнее. Опять хочется привести какой-нибудь конкретный пример. Давайте возьмем совсем старую музыку, еще старее Монтеверди. Возьмем Жоскена, это начало XVI века. В сравнении с нынешней музыкой это тотальное благозвучие, но при этом — дикий авангард. Я недавно прилежно слушал одну из месс Жоскена. Как это устроено? Там нет мелодии, вот в чем весь ужас. Андрей Александрович Жданов в 1948 году мог бы предъявить Жоскену те же претензии, которые он предъявлял своим современникам. Да, мелодии в привычном понимании нет, вместо нее — то, что Стравинский называет контуром. Есть изумительная полифония, нумерология, страннейшие ритмы… Но, боюсь, народу это не очень-то нужно, он не хочет аналитики, он жаждет наслаждений.
С народом против культуры
Баунов: Да что там Жданов! Вы понимаете, как власть сегодня эксплуатирует эту историю? Это работает примерно так: «Мы защищаем красоту от снобов, интеллигентов, которым больше всех надо, от извращенцев, не дай бог. Вот их театр, вот их музыка, вот их живопись, вот красные человечки в двух шагах от пермского правительства. Нам это все не нравится — нам нравится то же, что и вам, нормальным людям. Мы защищаем пространство классического искусства, пространство красоты от них, видите? У нас общие вкусы, поэтому вы можете нам доверять».Десятников: Да, это так и работает. Я уж привык.
Баунов: Я называю это эстетической легитимацией власти. У нее есть разная легитимация: юридическая, силовая, а это — эстетическая.
Десятников: Почему бы власти не быть последовательной во всем? Это разумно.
Баунов: Получается, что власть в каком-то смысле заинтересована в отторжении сложного современного искусства. Когда мы удивляемся, почему возникают гонения на то или иное произведение, так это же происходит в рамках эстетической легитимации. Периодически надо гнать плохое искусство, чтобы показывать народу, что эстетический идеал власти совпадает с идеалом большинства населения.
Десятников: Да, сейчас они совсем забросили чепец за мельницу. Еще лет десять назад у чиновников (я своими ушами слышал) была хоть какая-то озабоченность по поводу привлекательного имиджа России за ее пределами. А сейчас всем уже плевать на это.
Баунов: И все-таки в официальных культурных пространствах много современных проектов. Я даже не всегда понимаю, как это работает. Видимо, где-то в среднем звене оказываются профессионалы, и профессионалам это интересно. Они понимают, что хороший театр, хорошая музыка — это здорово, надо это продвигать, это будет иметь спрос за рубежом.
Десятников: На днях мы были с вами на дне рождения Клуба «418». В зале был замечен Алексей Кудрин (его супруга Ирина была хозяйкой вечера), возможно, присутствовали и другие гости аналогичного статуса. У них ведь есть продвинутые жены и подруги. Может быть, современное искусство держится на этих хрупких плечах?
Баунов: Держится и на этих плечах, несомненно. Иначе говоря, вы не ждете бульдозерных погромов современного искусства в наше время?
Десятников: Мне кто-то недавно объяснял, что беспокоиться не о чем: что бы ни говорили про «Гоголь-центр», государство все равно поддерживает эту институцию. Не знаю, как к этому относиться, я в растерянности.
Баунов: Наше государство противоречиво. В лозунгах оно более радикально, чем в действиях.
Десятников: И это относится не только к культуре.
Баунов: Это ко всему относится, я для себя называю это контурная тирания, или контурная диктатура. Контурное — это значит, что ты при помощи каких-то лозунгов намечаешь некое идеологическое пространство, но не занимаешь его полностью. Ты расставляешь флажки.
Десятников: Но свободолюбивое меньшинство не осознает, мне кажется, этой контурности, не понимает правил игры. Нужна общая стратегия, необходим навык итальянской забастовки. Как только раздается откуда-нибудь сверху или сбоку посвист «закрыть Тангейзер» или что-то в этом роде, нужно оперативно реагировать. Вот входит некто православный, говорит «закроем пидорасов» — надо немедленно закрывать буквально всех пидорасов, снимать все оперы и балеты Чайковского с репертуара по всей стране. Нужно доводить до абсурда, гипербуквально выполнять повеления партии и правительства. Но это должны делать одновременно все, и тогда начальство отступит, я уверен. Но этого не происходит, потому что нет единства в нашем кругу никакого.
Политика и культура
Баунов: История с гонениями на оперу «Дети Розенталя» была исключением. Это было началом. Вы понимаете, что вы первооткрыватель?Десятников: На нашем с Владимиром Георгиевичем Сорокиным месте мог быть любой. Нам просто повезло, наверное.
Баунов: Это было время, про которое Гребенщиков говорил, что мы живем во время немыслимой свободы. Понятно, что он имел в виду: впервые в истории России частный человек жил спокойно. Власти забрали себе политику, частично экономику, но вся остальная территория была свободна. Такого никогда не было. Ни на собрание никто не гонит, ни на худсовет. Как вы думаете, когда это закончилось?
Десятников: Закончилось в 2011 году, после протестов.
Баунов: А почему культуры испугались именно в тот момент? Протесты же были политические, ведь на митингах не стояли композиторы и художники.
Десятников: Ну как же не стояли? А контрольная прогулка 2012 года? Там было довольно много гуманитариев.
Баунов: Наверное, многие из тех, кто ходил протестовать, ходили в «Гоголь-центр», слушали Десятникова, читали Пелевина с Сорокиным, и вот — получайте.
Баунов (после перерыва): На театральных форумах много таких отзывов, что, мол, ужас, шла приобщиться к высокому, а мне — мат, грязь и атональную музыку.
Десятников: Знаете, я иногда мысленно на стороне этих людей.
Баунов: Почему?
Десятников: Не знаю. Наверное, проявление старческого ханжества. Но это недолго длится: быстренько встряхиваюсь и думаю: ну нет, все-таки у меня должны быть какие-то принсипы.
Баунов: Я не люблю, например, насилие на экране.
Десятников: Я тоже.
Баунов: Я поэтому театр люблю больше кино. Вы-то, наоборот, если судить по тому, что музыки для кино у вас много, а для театра мало. Кино слишком реалистично, оно залезает на личную карту памяти настолько, что почти невозможно отделить увиденное в кино от впечатлений собственной жизни. Театр абстрактнее.
Десятников: Хотя театр вещественнее, до него можно дотронуться. А кино — это просто пленка или цифра, тени теней.
Баунов: Да, но театр держит дистанцию. Театр невозможно вспомнить как собственные воспоминания. А кино — возможно, поэтому я с ним очень осторожен.
Десятников: Синдром Стендаля? Хотел бы я хоть изредка обнаруживать у себя его симптомы. Но я более чем хладнокровный зритель, меня мало что пробирает, как говорится, до кости — возможно, потому, что я сам тружусь на этой ниве. Сапожник не потому без сапог, что беден, а потому, что отсутствие сапог есть непременное условие творческой деятельности.
Баунов: Я хотел спросить, а может ли Россия существовать без гомофобной риторики? Это действительно так нужно, так востребовано?
Десятников: Наверное, нашим соотечественникам не хватает какого-то здорового безразличия к тому, что происходит за пределами их собственной жизни. Своей-то жизни нет, есть некий суррогат, и сторонникам русского мира, как бабкам у подъезда, есть дело буквально до всего. В этом есть что-то старушечье и в то же время инфантильное; роман «Повелитель мух» — он ведь и про «русский мир» тоже, про ЛНР-ДНР в том числе.
Баунов: Но мир рождающейся молодой нации (я про современную Украину), которая отрицает русский мир, ведь тоже довольно инфантилен. Пение гимнов с рукой, прижатой к сердцу, и такое растворение себя в коллективной идентичности — это ведь тоже очень инфантильно. Как вы вообще относитесь к этой истории? Вы же бывший харьковчанин.
Десятников: Я настолько бывший харьковчанин, что почти и не харьковчанин, я все-таки живу в Петербурге около 45 лет.
Баунов: Люди, которые на Украину и ногой никогда не ступали, взволнованы до глубины души.
Десятников: Харьков, кстати, русскоязычный город.
Баунов: Был. Сейчас будут новые языковые законы.
Десятников: У России с Украиной много схожих черт. Начальство столь же омерзительно, люди столь же ожесточены, пропаганда равно эффективна по обе стороны границы. Но я жалею украинцев, потому что они — в страдательном залоге. Я на их стороне, хотя и не обольщаюсь насчет Порошенко и прочего. Я могу обольщаться, допустим, насчет Киры Муратовой.
Баунов: Кира Муратова сама не обольщается по поводу Порошенко уже давно.
Десятников: Это симметричная история. Разница лишь в том, что они защищаются, а мы нападаем. Но я не хочу говорить «мы», не хочу нести ответственность за Донбасс, за аннексию Крыма. Не я принимал эти решения, не я подписывал заздравные письма.
Баунов: В этом принципиальная разница между нашим самоощущением и тамошним. Там скажут: «Нет, вы все несете ответственность, снимите ее через общенациональное покаяние». В России чем более человек дистанцирован от власти, чем свободнее он мыслит, тем он на большем подозрении. Его нельзя описать как часть государственной машины, он вроде бы сам по себе. При этом он украинцев не хвалит и каяться перед ними не хочет. Он ведет себя не так, как с официальной точки зрения должен себя вести. Значит, он враг. Как вам кажется, на Западе это понимают?
Десятников: Знаете, это немного про мелкий жемчуг и не совсем в тему, но у меня бывали странные ситуации, как раз свидетельствующие о колоссальном непонимании того, что здесь происходит. Например, в Швейцарии была история, связанная с премьерой моего сочинения. Это 1997 год. Спонсором проекта был банк Credit Suisse. В антракте подошел ко мне какой-то человек, явно из финансовой сферы, и спросил: «Почему вам платит швейцарский банк? Разве не русские банки должны заказывать музыку русским композиторам?» Я был, честно говоря, обескуражен, начал что-то лепетать, дескать, в России пока нет законов, которые поощряли бы подобного рода жесты, меценатство не имеет налоговых льгот и т. д. Только когда прозвучал третий звонок и он отвалил, я догадался, что это был некий выпад. Но таких случаев у меня было совсем немного.
Баунов: Я как раз в это время учился в Германии. Сначала в Дрездене, потом в Нюрнберге. Ко мне однажды подошла шведка из моей группы и сказала: «Ну что мы вам все время даем деньги, а вы их все время разворовываете?» Это был кризис 1998 года, и как раз деньги пропали. Я ответил: «Я не брал».
Десятников: Мы не отождествляем себя с государством, а они отождествляют.
Баунов: Сейчас я понимаю, насколько этот выпад был некорректен — один студент подходит к другому и говорит: «Мы вам даем деньги, а вы их все время разворовываете».
Десятников: Она идентифицировала себя со своей страной, с МВФ. Не знаю, кто здесь прав. Я не умею соотносить себя с огромной территорией, у меня не развито до такой степени абстрактное мышление.
Кода
Баунов: Шнитке говорил, что не может написать рок-н-ролл. Джазовая сюита Шостаковича хороша, но это не очень хороший джаз.Десятников: Это вообще не джаз, строго говоря. Это просто дивная музыка.
Баунов: Правда ли, что академический композитор не может написать шлягер, рок-н-ролл, эстрадный хит?
Десятников: Да, правда. Неакадемические люди просто по-другому устроены. Это как в приватной жизни: вы просто не делаете чего-то. Конечно, в музыке есть так называемый кроссовер, или третий путь, третье направление, но большей частью это такая шняга! Нам можно опроститься до последней степени, можно даже поставить тонику после доминантсептаккорда, но тогда обязательно нужно окружить их некоторым количеством кавычек и таким образом показать, что все это не вполне всерьез. Вот в этом главное различие: поп-люди — они же дико искренние. А мы совершенно неискренние.
Баунов: Да, вся эта многоуровневая рефлексия, это всегда слышно… Нет бы сочинить что-нибудь простое, написать красивые аккорды. Нет, нужно обязательно сдвинуть, разрушить звучание.
Десятников: У Сорокина в третьей, кажется, части романа «Норма» все идет очень хорошо, сплошной Тургенев-Бунин на ста страницах, и вдруг внутри плотного как бы исповедального текста появляется «ой, ***, не могу» — и понятно, что без этого невозможно обойтись, хотя пропорция примерно 1 к 10 000. Это условное «ой, ***, не могу» может находиться даже за пределами текста, но его надо учитывать, его не может не быть.
Редакция благодарит Hotel National за возможность провести съемку.
Источник: Сноб
Унижение Лазарева позади: Бузова и Киркоров на «Евровидении 2020»
Певица Ольга Бузова предложила народному артисту России Филиппу Киркорову выступить дуэтом на «Евровидении-2020». Обращение к исполнителю 33-летняя артистка опубликовала на своей странице в инстаграме.
Российская певица Ольга Бузова обратилась к звезде отечественной эстрады Филиппу Киркорову с предложением выступить дуэтом на международном песенном конкурсе «Евровидение-2020», который пройдет в Нидерландах. Исполнительница написала об этом в своем инстаграме, количество подписчиков которого приближается к отметке в 16 млн человек.
«Я тебя очень люблю и ценю твою дружбу! Ты ничего и никого не боишься, и идешь с открытым сердцем в этом мире! Поэтому ты Король, а я твоя. А по «Евровидению»… Может, там и презентуем наш дуэт?» — обратилась Бузова к Киркорову.
Длинный пост в соцсети популярной артистки был посвящен ее победе в ежегодной музыкальной премии RU.TV в номинации «Лучший фан-клуб». Во время церемонии награждения, состоявшейся 25 мая в «Крокус Сити Холле», 33-летняя исполнительница находилась на гастролях в Краснодаре. В случае своей победы она заранее попросила Киркорова забрать награду.
«Прихожу в гримерку и получаю такие приятные новости! Какое счастье, что я победила в главной для любого артиста номинации — за самый лучший и самый огромный фан-клуб», — поделилась Бузова.
Она выразила своим поклонникам благодарность за поддержку и назвала любовь зрителей самым ценным, что может быть у артиста.
«Спасибо всем моим людям, что рядом и поддерживаете меня. Спасибо, что голосуете и слушаете мои песни на репите. Спасибо, что ходите на мои концерты», — написала певица.
Автором одного из самых «залайканных» комментариев стал Киркоров, поздравивший свою подругу с победой в номинации «Лучший фан-клуб».
«Поздравляю тебя, дорогая Оля! Ты заслужила ее! Только вперед!» — написал артист.
«Спасибо, мой Король! Я тебя люблю», — отозвалась Бузова.
Ранее агент 33-летней певицы Антон Богословский заявил, что она может согласиться принять участие в вокальном конкурсе «Евровидение-2020», если получит соответствующее предложение.
«Мы еще от этого «Евровидения» не отошли, а вы уже про будущее. Первый канал, наверное, кого-то выберет… Сначала нам должно прийти предложение на рассмотрение, затем Ольга рассмотрит, и можно будет о чем-то говорить. Как ей предложат, так мы и ответим», — цитирует его «Телепрограмма».
В начале мая Киркоров предлагал Бузовой отправиться на «Евровидение» в Тель-Авив в качестве талисмана. На своей странице в инстаграме артист поделился роликом, на которых певица танцует под его новый хит «Стеснение пропало», а затем направляется к морю. В подписи к видео Киркоров признался, что был впечатлен зажигательным номером своей подруги.
«Моя девочка зажигает, и опять без меня. Не только стеснение пропало, но и совесть, — пошутил артист, — Поменяю направление вылета, заберу с берега Персидского Залива и на Землю Обетованную, как талисман успеха и удачи».
Напомним, в январе Киркоров заявил, что Бузова обладает всеми необходимыми данными для достойного представления страны на международном песенном состязании.
«В этом конкурсе возможно все, если ты интересен, авангарден и креативен. А Ольга Бузова обладает всеми этими качествами. Почему бы и нет? Нужно пожелать ей только удачи, если ее выберут. И ждать результата, как проголосует Европа», — говорил Киркоров.
В этом году популярной исполнительнице не повезло попасть на «Евровидение», и Россию на прошедшем конкурсе представил певец Сергей Лазарев с песней «Scream» («Крик»). После презентации композиции пользователи сети обрушились на певца с критикой, и Бузова встала на его защиту.
«Я честно не понимаю, что же вас так заботит всех этот конкурс?! Сергей решил попробовать свои силы второй раз в поездке, что в этом плохого?! Почему вы так против этого? Я вас уверяю, от того, что вы сотый раз напишите свой едкий комментарий, ничего не изменится», — подчеркнула она.
В этом году «Евровидение» прошло с 14 по 18 мая в израильском Тель-Авиве. Победителем конкурса стал участник из Нидерландов Дункан Лоуренс, серебро завоевал итальянец Мамуд, а россиянин Сергей Лазарев занял третье место.
экспаты в Москве — FURFUR
Обязательное бритьё бороды, как и традиция носить европейское платье при дворе в России, было введено несколько столетий назад. Сбривание растительности на лице шло вразрез с традиционными православными представлениями о мужской красоте, поэтому нововведение вызывало массовые неодобрения и протесты. Но, несмотря на все препоны со стороны бородатых бояр, манера одеваться и бриться на западный манер устоялась. С тех пор одежда и внешний облик русских мужчин немногим отличается от европейских традиций, и тем не менее искусству быть расслабленным в брогах на босу ногу, умению повязывать шарф или совмещать яркие цвета еще имеет смысл поучиться. Мы встретились с шестью экспатами, проживающими в Москве, чтобы расспросить об их стиле и предметах повседневного гардероба.
Дэвид Юнгберг, Швеция, арт-директор в Proximity BBDO
Очки: InkognitoТуфли: ZaraЧасы: Ben ShermanШарф: секонд-хендДжинсы: Whyred
«Мне кажется, я одеваюсь так, как одевался бы свингер 40-х годов — если бы он с помощью машины времени оказался в XXI веке. Но, скорее всего, он чистил бы свои ботинки гораздо чаще, чем я. Меня нередко можно увидеть в подтяжках — это, пожалуй, самая главная вещь в моем гардеробе. А вообще мой стиль не очень изменился после переезда в Москву — разве что я стал одеваться гораздо теплее. Обычно я одеваюсь одинаково независимо от времени года, но русская зима — это все-таки слишком даже для меня: однажды я всерьез задумался о покупке одной из тех знаменитых меховых шапок. Что касается моды в Швеции, то это, прежде всего, пастельные оттенки «природных» цветов — особенно на западе, где очень популярен винтаж: это обязательно топ-сайдеры, длиные кардиганы и так называемые «дедушкины штаны». Восток в этом смысле более авангарден, но есть вещи, которые объединяют всех шведов — это, конечно, модные усы и потертый круг, отпечатанный на заднем кармане джинсов».
Сэм Ротмен, США, владелец рекламного агентства TCF
Пиджак: сшит на заказ Punjab House в ГонконгеРубашка: Pink Туфли: Johnston & MurphyДжинсы: Lucky
«Если мне надо как-то охарактеризовать свой стиль, то это, прежде всего, удобство и комфорт. Я большой фанат джинсов и простых рубашек. Самая часто встречающаяся вещь в моем гардеробе — это джинсы: меня редко можно встретить в чем-то другом. Вообще, мой стиль не изменился с тех пор, как я приехал в Москву — я ношу все те же простые, комфортные вещи и не пытаюсь как-то выделиться при помощи своей одежды. Конечно, при подходящем случае я надеваю костюм — но обычно без галстука. Типичный американец одевается очень просто — в будний день это костюм, а что касается повседневной одежды, то тут все в точности так, как вы себе представляете: джинсы, футболки и кроссовки (и, может быть, бейсбольная кепка). В Колорадо (откуда я родом) в зимнее время года также можно увидеть много людей в толстовках».
Крис Хельмбрехт, Германия, создатель вечеринок LBLFCKR
Очки: Oakley Limited Edition Troy Lee Signature Series Jupiter LX (USA)Футболка: «Shoot the Badies» by Threadless(.com)Слипоны: Vision StreetwearСобака: Muhackel Джинсы: Volcom Jeans
«Я все никак не повзрослею, так что сейчас нахожусь где-то между удобной уличной одеждой и современной модой, что обычно сочетается довольно-таки хорошо. Недавно я нашел старые футболки и штаны 80-х и 90-х годов, которые хранились дома у моей мамы — большинство из них сейчас как раз снова становятся модными. Я люблю толстые свитера и худи — у меня их очень много, также как и футболок с сумасшедшими принтами. Мой стиль почти не изменился с тех пор, как я приехал в Москву, главным образом потому, что я не обращаю внимания на местные правила и у меня всегда был собственный стиль. К тому же, я мужчина! Конечно, я не надеваю кроссовки и мешковатые штаны, если иду в модный клуб, но, не считая этого, я всегда ношу что хочу и когда хочу. Обычно я покупаю вещи во время путешествий: мои штаны из Берлина, футболка из Бруклина, а ботинки — из Барселоны. Также я часто смешиваю дизайнерскую одежду с вещами масс-маркета — у меня много одежды из H&M, например. Я абсолютно нетипичный немец и это, скорее всего, вина моей мамы, которая всегда ненавидела все «типичное». Среднестатистический немец коротко стрижен, носит вейфэреры Ray-Ban, рубашку Hugo Boss, Lacoste или Polo Ralph Lauren, заправленную в джинсы Levi’s и, конечно же, итальянскую обувь. Именно таким я вижу обычного немца в свободное от работы время (в противном случае он всегда будет в костюме)».
Аксель, Франция, преподаватель французского языка
Пиджак: отнял у сестрыРубашка: H&MКнига: «Виктор Вавич», Борис ЖитковЧасы: SwatchВелосипед: Decatlon
«Свой стиль я бы назвал так: богемный математик с литературным уклоном. Честно говоря, переезжая в Москву, я взял с собой мало вещей, так что не могу сказать, что это как-то повлияло на мой гардероб. Французы в принципе больше всего ценят небрежность — в чем вы точно никогда не увидите настоящего парижанина, так это в шортах и в майке с логотипом».
Герберт Мосмюллер, Голландия, журналист
Пиджак: ZaraРубашка: Van LaackТуфли: Van LierБрюки: Ralph Lauren
«Я бы описал свой стиль так: непринужденная классика. Больше всего в моем гардеробе однотонных поло и полосатых рубашек — я редко ношу что-то еще, за исключением таких базовых вещей, как штаны, конечно. Пожив некоторое время в Москве, я, пожалуй, могу сказать, что стал одеваться немного более элегантно. Дело в том, что голландцы склонны одеваться слишком просто, в то время как русские, напротив, одеваются, чтобы впечатлить всех вокруг. К примеру, русская женщина оденется более нарядно и сексуально, собираясь в супермаркет, чем голландка, которая идет в ночной клуб. Что же касается типичного стиля голландцев, то тут есть один главный принцип: удобство важнее моды. Но, по сравнению с русскими мужчинами, голландцы предпочитают более яркие цвета. Наиболее модные голландцы обитают в основном в Амстердаме и на юге (ближе к Франции)».
Джан Лука Ланчеллотти, Италия, основатель PR-агентства Master Public Relations
Очки: Ray-Ban 1970 годаПоло: CortigianiПортфель: GherardiniТуфли: Pakerson SenatorРемень: Stefano Corsini, сделан на заказБрюки: United Colors of Benetton
«По будням я одеваюсь довольно-таки официально, а для выходных выбираю что-то более удобное. Вообще, с точки зрения одежды, я больше люблю зиму, потому что тогда я могу носить кашемировые свитера, шерстяные пиджаки, винтажные пальто и шляпы с шарфами. Мои любимые вещи — те, что носил еще мой отец: винтажные находки прямиком из 80-х, большинство из которых до сих пор в отличном состоянии, потому что в то время одежду шили на совесть, а не просто чтобы выбросить ее спустя один сезон, как это делают многие компании сегодня. Москва изменила скорее мою манеру одеваться, нежели мой стиль. Так, я ношу поло, футболки и хлопковые носки доже когда на улице очень холодно: зимой ты, в основном, находишься в отапливаемом помещении и редко выходишь на мороз, что позволяет отказаться от пуховиков и тому подобного. У каждого итальянца есть свой стиль — это зависит, в основном, от рода его деятельности, количества денег, которые он может потратить на одежду, и, конечно, от его вкуса. Когда мне было 14 лет, мода была более однородной: мы с друзьями все как один носили ботинки Timberland, джинсы Levi’s, ремни El Charro, стеганые куртки Moncler и рубашки в клетку. Да, и еще бейсбольные кепки New York Yankees. Слышали когда-нибудь песню Pet Shop Boys «Paninaro»? Так вот, «продавец сендвичей» — тренд, появившийся в начале 80-х в Милане, которому следовала, в основном, состоятельная молодежь. Сегодня я вижу много людей на улицах Москвы, одетых в том же ключе, что, честно говоря, весьма печально, потому что выбор — это хорошее средство для творческого самовыражения. А Россия — действительно подходящее для этого место».
Викторина для читателей потока Grooming by Gillette
Первые десять читателей, правильно ответивших на вопрос викторины, получат подарочные наборы от Gillette.
Вопрос: что должен был сделать англичанин, носивший бороду и живший во времена Елизаветы I, чтобы не платить за нее налог?
Ответы присылайте на адрес [email protected] с пометкой «викторина».
Подробные правила акции
Объявляем итоги предыдущей викторины, опубликованной в посте о летней мужской обуви
Правильный ответ: penny loafers. Название появилось благодаря обычаю студентов класть монету (пенни) в свои туфли (лоуферы).
, как советские архитекторы-авангардисты переосмыслили труд и досуг — The Calvert Journal
Результатом стало быстрое строительство: в период с 1929 по 1936 год в Москве было построено более 100 новых клубов. Профсоюзы не только оказали политическую поддержку реализации проектов, но и оказали влияние на характер самих проектов. Разнообразие союза означало применение широкого спектра архитектурных решений для общих проблем. К клубам, построенным в этот период, относятся одни из самых известных зданий, например, проекты Константина Мельникова.
Мельников определил это движение, а его клубы экспериментировали с использованием пространства. Он был первым, кто нашел дизайнерское решение, которое могло адаптироваться к новым функциям и социальным потребностям рабочих клубов. Например, его знаменитый Клуб Рабочих Русакова (1929 г.) оборудован подвижными перегородками для разграничения меньших или больших пространств в зависимости от проводимого мероприятия. Зрительный зал можно было трансформировать на 350, 775, 1000 или 1200 человек.
Упадок клубов сегодня, возможно, является результатом их роли как символа нового типа общества
Вместо того, чтобы сосредоточиться на одном фиксированном зале, в работе Мельникова часто использовалась гибкая система различных залов, которые при необходимости можно было объединить в единое большое пространство.Другая общая черта его клубов — поразительное использование внешних лестниц — возникла в результате принятия строительных норм 1920-х годов, требующих широких внутренних лестниц для эвакуации при пожаре. Чтобы сэкономить место внутри своих построек, Мельников соединил главные залы с внешними галереями, что не регламентировалось кодексами. Его «Каучук-клуб» (1927) на сегодняшний день является наиболее ярким примером этого элемента, хотя, к сожалению, здание нуждается в капитальном ремонте.
Упадок клубов сегодня, возможно, является результатом их роли как символа нового типа общества.В отличие от жилищных проектов, формы которых во многом определяются их практическим назначением, рабочие клубы были практически беспрепятственным экспериментом. В конечном итоге проекты отражали применение марксистской идеологии к архитектурному дизайну. Поскольку с середины 1930-х годов общество начало заново принимать традиционные единицы организации, эти творческие пространства стали менее актуальными.
В честь московского авангарда — ГАРАЖ
Центр Москвы превратился из уставшей серой столицы Советского Союза в сияние свежезолоченных куполов и дворцов цвета мороженого.Ночью зрелище становится еще более завораживающим. Новое богатство также подстегнуло безумие строительства, но исторические сокровища по-прежнему превосходят бельмо на глазу. И впервые за многие десятилетия можно оценить наследие авангардной архитектуры 1920-х годов. Эти фабрики, рабочие клубы, многоквартирные дома и гаражи должны были провозгласить социалистическую утопию; после распада Советского Союза они рассматривались как пережитки неудавшейся системы. Ричард Пэр сфотографировал их около 2000 года для своей книги The Lost Vanguard , и его изображения полны крошащихся фасадов, отслаивающейся краски и брошенного оборудования.
За последнее десятилетие был достигнут большой прогресс. В июне, путешествуя по Москве в качестве гостя музея «Гараж» (названного в честь его первого дома в автобусном гараже Бахметского), я обнаружил с десяток отреставрированных драгоценных камней и еще столько же, нуждающихся в консервации. Каждый рассказывал историю идеалистической эпохи, когда художники и архитекторы считали, что революция открыла дивный новый мир свободы слова. Художники исследовали абстракцию — в мастерской, в театре, в текстиле и керамике. Фильмы, плакаты и фотографии были смелыми сопоставлениями, чтобы соблазнить массы, а архитекторы зарисовали, что они могут построить в будущем.Строительство сдерживалось нехваткой финансирования и материалов, а также врожденным консерватизмом властей. Великий эксперимент внезапно закончился в начале 1930-х годов, когда сталинский режим навязал доктрину социалистического реализма.
Мельников, (c) Майкл Уэбб
Из всех архитекторов Константин Мельников был самым знаменитым и вызывающе индивидуалистическим архитектором того десятилетия. Он прославился своим смелым советским павильоном на Парижской выставке 1925 года — динамичной деревянной конструкцией, которая заставляла своих соседей выглядеть старомодно.Он предложил построить гараж на берегу Сены, но вернулся в Москву, где получил уникальную привилегию построить собственный дом. Он описал его как два цилиндра, имеющих диалог, и представил его как прототип для массового жилья. Кирпичные стены облицованы белой лепниной, пронизаны 64 шестиугольными окнами и стеклянной стеной спереди. Мельников прожил там до своей смерти в 1975 году, рисовал в мастерской наверху, чтобы заполнить пустые часы, поскольку после середины 1930-х он не получал никаких заказов. Удивительно, но он сохранился нетронутым и сейчас проходит десятилетнюю программу реставрации как некоммерческий дом-музей.Режиссер Павел Кузнецов показал мне этот шедевр оригинальности, памятник таланту, отрезанному в его расцвете.
Клуб Русакова Мельникова также был хорошо отреставрирован, и теперь здесь работает экспериментальная театральная труппа. Три ряда сидений выступают из фасада и сходятся на открытой сцене, придавая зданию индивидуальность снаружи и внутри. Один и тот же архитектор спроектировал ряд автобусных гаражей в разных кварталах города. Самым смелым из них является Госплан с круглым фасадом, заключенным в два бетонных обруча, но он кажется заброшенным.Напротив, Бахметский теперь является музеем еврейской культуры, прославляющим столетия достижений и преследований в своей высокой оболочке и выступающим с призывом к терпимости в стране, имеющей долгую историю антисемитизма.
Наркомфин, (c) Майкл Уэбб
Революционеры вообразили, что могут создать нового советского мужчину (и женщину) — донкихотская цель, которая побудила разработать Наркомфин, проект коммунального жилья для сотрудников Министерства финансов (и его начальника). , которые пользовались пентхаусом).Горстка жителей осталась стоять на месте, когда он пришел в упадок; Сейчас он реставрируется под бдительным присмотром Алексея Гинзбурга, внука архитектора человека, который проектировал его в 1928 году. На лопастях возвышается длинный тонкий блок, а многоуровневые апартаменты выходят вверх и вниз с открытых террас. Мост связывает его с общественным центром, и легко увидеть, как он вдохновил Ле Корбюзье на создание жилья Unité. По иронии судьбы, после десятилетий заброшенности они продаются как роскошные апартаменты.
Центросоюз, (c) Майкл Уэбб
Французский хозяин в то время находился в Москве, чтобы присматривать за строительством Центросоюза, огромного правительственного здания, в котором сейчас находится Государственный комитет статистики, который безупречно поддерживает его.Дизайн подвергся жесткой критике за экстравагантность, а рифленые колонны у входа показывают, как первоначальный дизайн был скомпрометирован идеологическим сдвигом начала 1930-х годов. Здание редко открыто для публики, но мне посчастливилось записаться на личную экскурсию по пандусам, которые заканчиваются ленивыми дугами спереди и туго намотанными катушками сзади. Еще одним триумфом строительства является Шуховская радиовышка, головокружительный узор, названный в честь своего инженера, который все еще возвышается спустя столетие после его начала.Рядом находится Даниловский рынок с рифленым металлическим навесом, под которым скрывается изобилие мяса, рыбы и других продуктов. По периметру множество закусочных; просто место для обеда.
Известия, (c) Майкл Уэбб
Среди других достопримечательностей — недавно отреставрированный офис газеты «Известия», апартаменты «Моссельпром» с перекрашенными фресками Родченко и смелая геометрия клуба Зуева. Рем Колхас, возможно, был вдохновлен этими зданиями, когда преобразовал кафетерий в Парке Горького в музей «Гараж».Школа управления «Сколково» Давида Аджая на окраине города — дань уважения несбывшимся мечтам конструктивистов. А в парке Зарыдные, спроектированном Diller Scofidio + Renfrew как расширенная версия их High Line, есть V-образная дорожка, консольная над рекой — смелый жест, которому русский авангард приветствовал бы.
Для адресов используйте двуязычную Наталью Меликовой Конструктивистская карта Москвы . Список продавцов можно найти на bluecrowmedia.com. Заказ экскурсий по дому Мельникова на dom-melnikova.timepad.ru
Выставка авангардной архитектуры в Москве
На фоне шквала выставок, посвященных 100-летие Октябрьской революции, в Государственном музее им. Щусева. Архитектура определенно выделяется. Под названием «АвангардСтрой: Архитектурная Ритм революции », — история последних лет архитекторов-авангардистов. 1920-1930-е годы и их проекты, как реализованные, так и нереализованные.
Революция на улицах
Первое десятилетие после революции позволили новым формам искусства развиваться и процветать, беспрецедентная ситуация для России. Авангардная архитектура, также известная как конструктивизм, появилась в Россия наряду с другими аспектами революционного искусства: супрематизм Малевича, футуристическая поэзия Маяковского и Хлебникова, театр Мейерхольда. Спасибо к авангарду, Россия вышла на авансцену начала 20-х гг. современного искусства века и, по сути, стало лидером вперед.
Изменения в социальной структуре привели к резкое увеличение строительства. Новая образовательная инфраструктура представлена такие учреждения, как Вхутемас, АСНОВА (Ассоциация новых архитекторов) и ОСА (Организация современных архитекторов) предоставила мозги, которые внесли свой вклад развитию авангардной архитектуры.
Многие из новых зданий были специально построенный, разработанный для удовлетворения потребностей социалистического общества. Вот как появились новые типы построек, такие как рабочий клуб, дом-коммуна, жилкомбинат (жилые дома, включающие основные услуги) и фабрика-кухня.Выставка разделена на несколько разделов, каждый посвящен к одному из этих новых типов зданий, кроме первого, в котором утопические произведения Ивана Леонидова.
Ле Корбюзье называл Ивана Леонидова «поэтом». и надежда на авангардный конструктивизм России ». Несмотря на его очевидное гения, работы Леонидова не были реализованы и он стал первооткрывателем того, что позже стала известна как «бумажная архитектура», то есть архитектура, которая существует только на бумага. Один из его проектов назывался «Солнечный город» и состоял из красивых, но вероятно непрактичные сооружения, напоминающие будущие городские пейзажи из научно-фантастический фильм.Еще один проект Леонидова назвали «Памятник. Последний солдат, погибший в Последней войне ».
Модель Родченко Рабочего клуба — одного из новых типов зданий, спроектированных архитекторами-авангардистами. Предоставлено MUARЛучше всего проиллюстрирована концепция клуба рабочих по макету, который Александр Родченко создал для советского павильона на 1925 Международная выставка современного декоративного и промышленного искусства в г. Париж.С основной целью просвещения рабочего класса в клуб входили знаменитый вращающийся шахматный стол и «Ленинский уголок», посвященный недавнему покойный лидер. На выставке представлены еще два известных клуба: Константин Веерообразный рабочий клуб Русакова Мельникова с сидячими местами, выходящими из главный корпус, Зуевский рабочий клуб Ильи Голосова с лестницами содержится в стеклянном цилиндре.
Много сил было потрачено на разработку и строительство новых стадионов и центров, посвященных спорту и здоровью. образ жизни.И здесь в их проектировании принимали участие архитекторы-авангардисты. В плоды их труда также можно увидеть на выставке.
Самый известный дом-коммуна — Дом Наркомфина по проекту Моисея Гинзбурга, попытка создать советский жилой дом. здание, объединяющее частные комнаты и места общего пользования, такие как столовая, тренажерный зал и клуб. Также были многочисленные проекты жилых комплексов — жилкомбинаты, в комплекте с многоквартирными домами, клубами и т.н. фабрики-кухни — столовые, где массово готовили пищу.
Главная улица Харбаровска, 1937 год: Дом Советов И. Голосова и Б. Улинича (на первом плане) и банк В. Владимирова (на втором плане). Фото Б. Фишмана, любезно предоставлено МУАР.Утопические мечты
Выставка, конечно, не могла быть без величайшего советского строительного объекта — Дворца. Советов. Несколько конкурирующих друг с другом видений этого административного центра в место снесенного Храма Христа Спасителя выставлены на выставка, в том числе дизайн-победитель Бориса Иофана.Но во время Второй мировой войны строительство застопорилось, и дворец так и не увидел свет. день.
«АвангардСтрой» также выставляет работы такие известные архитекторы, как братья Веснины, Николай Ладовский, Владимир Кринский и многие другие. Помимо рисунков и картин архитекторов сами, есть макеты, архивные видеозаписи, фото, документы так же как произведения прикладного искусства из музеев Москвы, Санкт-Петербурга и частных коллекции. Многие экспонаты из собрания Щусевского музея выставлены для первый раз.
«АвантГардСтрой» — во многом образовательный выставка, но у нее есть и другая цель — привлечь внимание публики к проблема сохранения советского авангарда. Многие из здания, представленные на выставке, несмотря на то, что они являются шедеврами мирового архитектуры, не заботятся должным образом, и некоторые из них фактически находятся под угроза сноса. В качестве примера можно привести полуразрушенный Наркомфин. здание, которое, к счастью, в ближайшее время будет реконструировано.
Выставка открыта до 1 апреля, г. 2018
Русская революция и авангардная архитектура
Жан Тернер рассматривает драматические изменения, произошедшие в архитектуре после большевистской революции, и глубокое влияние, которое они оказали на развитие первого в мире рабочего государства.
В девятнадцатом веке, как и во всех других искусствах, русские исследовали новые формы выражения в архитектуре после негативной реакции на импорт Петром Великим классической архитектуры в Россию и неприятие эпохи Просвещения Екатерины Великой.Дизайнеры вернулись к интерпретации традиционных русских форм строительства и декора.
Это произошло в пылу интеллектуальных дебатов о правильных принципах строительства. В своей книге «Русский авангард» Кэтрин Кук описывает различные центры архитектурной теории: «[…] Архитектурная школа Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге была оплотом классицизма, но у нее было два более радикальных соперника — архитектурный факультет Санкт-Петербургский строительный техникум и Королевский колледж в Москве.В 1850-х и 60-х годах учителя этих двух школ, Аполлинария Красовского в Петербурге и Михаила Быковского в Москве, заложили в России основы рационалистического взгляда на архитектуру, основанного на новых технологиях и социальных задачах ».
После убийства Александра III по воле народа (Народная воля) установился авторитарный общественный порядок. Однако новый класс промышленных и банковских династий возник из числа освобожденных крепостных с сильными националистическими и культурными предрассудками, основанными на крестьянских и торговых ценностях.Выбранная ими форма дизайна стала модерном или модерном, воплощенным в творчестве Федора Шехтеля.
Как и в других странах в то время, женщины требовали поступления в университеты для получения архитектурного образования. Поскольку все колледжи были вовлечены в радикальные волнения против царского авторитаризма, возникли опасения, что женщины, часто поддерживающие требования радикальных рабочих, могут доставить неприятности университетам.
Среди пяти женщин на Конгрессе русских архитекторов в 1911 году две — Елена Багаева и Луизи Молас — руководили собственной архитектурной школой, используя учебную программу Академии и преподавателей из инженерно-строительного колледжа.В 1902 году уроки женского строительства были открыты в Москве Иваном Фоминым, Уильямом Уолкотом и другими и проводились в офисе Шехтеля. К 1917 году женщины имели собственные политехникумы в Москве и Петербурге с полными пятилетними курсами по архитектуре, строительной инженерии, химии и электромеханике и по указу получили «право возводить здания». Однако этот указ был реализован, наряду со многими другими практическими и образовательными свободами, только после большевистской революции октября 1917 года.
Первыми двумя указами нового большевистского правительства были Указ о мире, который вывел Россию из Первой мировой войны, и Указ о земле, который национализировал всю землю и недвижимость, заложив новую уникальную основу для советской архитектуры и планирования. .
Ленин передал Анатолию Луначарскому управление Наркомпроса. Это сформировало политику общественного образования, включая плановое присвоение наследия старого мира наряду с новыми формами, возникшими в искусстве и архитектуре.Позднее эта точка зрения была опровергнута в 1920 г. в «Пролеткульте» Александра Богданова, который утверждал, что сами пролетарии создадут новые формы культуры ab initio.
В ноябре 1917 года партия большевиков созвала собрание молодых прогрессивных художников, писателей и дизайнеров Петрограда в Смольном институте, чтобы обсудить их возможное сотрудничество с Советской властью. С той же скоростью новый комиссариат заручился поддержкой более авторитетных художников, таких как Борис Кустодиев, Кузьма Петров-Водкин и Александр Бенуа, поручив им сохранение произведений искусства в общественных зданиях и создание политики сохранения исторических зданий.
Иван Леонидов, модель Института Ленина, Москва, 1927 г.
Мятежники, такие как Владимир Маяковский, Александр Родченко и Любовь Попова, изначально находившиеся на окраине респектабельного академического мира, начали преподавать в художественных школах и исследовательских учреждениях. В Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) в Москве были созданы художественные направления рационализма и конструктивизма. Рационалисты сосредоточились на эстетической рациональности и форме; Конструктивисты о технической рациональности и науке.Супрематисты Иван Леонидов и Яков Черников отдавали предпочтение индивидуальным постройкам абстрактно-геометрического качества на открытых площадках. Классицизм не был полностью отвергнут, но принял новые формы, например, в творчестве Ивана и Игоря Фоминых, а также Владимира Щуко и Владимира Гельфрейха, создавших Ленинскую библиотеку.
Большая часть их первых работ была теоретической, потому что пять лет гражданской войны и иностранной интервенции разрушили экономику. Традиционные материалы для строительной индустрии были практически недоступны.Модели предлагаемых общественных зданий и памятников, например, памятник Третьему Коммунистическому Интернационалу Владимира Татлина 1919 года, были изготовлены из доступных материалов, но без возможности строительства. По словам Джона Мильнера, Башня Татлина должна была перекрывать Неву.
Рабочий клуб Русакова, Константин Мельников, 1927-28 гг.
В период гражданской войны художники, актеры и дизайнеры могли создавать пропагандистские постановки в поддержку нового советского государства.По словам Алексея Гана, «весь город был бы сценой, а вся пролетарская масса Москвы — исполнителями». Эти изделия стали предметом революционного дизайна. В Петрограде прошел грандиозный фестиваль к первой годовщине Октябрьской революции, в котором участвовали восемьдесят пять отдельных дизайнерских проектов по всему городу, выполненных известными художниками и дизайнерами, в том числе Натаном Альтманом, украсившим Дворцовую площадь временной архитектурной скульптурой.
Никакая капитальная реконструкция не могла начаться, пока не была решена проблема быстрого производства строительных материалов.Однако эти пропагандистские проекты и модели должны были лечь в основу ныне известных авангардных зданий, построенных между 1923 и 1930-ми годами, когда советская архитектура оказала влияние на Запад, а не наоборот. Все они были спроектированы советскими архитекторами, за исключением нескольких Ле Корбюзье и Эриха Мендельсона.
Акцент делался на бурное строительство жилищно-коммунального хозяйства, рабочих клубов, дворцов культуры и универмагов. Они были предназначены для улучшения образования и условий жизни рабочего класса и освобождения женщин от домашней работы, позволяя им принимать полноценное участие в промышленном производстве.В Первом пятилетнем плане (1928–1932 гг.) Первоочередное внимание уделялось строительству зданий для поддержки быстрого развития электротехнической, черной металлургии и транспорта.
Нарконфин, Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, 1930 год
Многие из этих знаковых зданий все еще стоят, хотя некоторые из них находятся в плохом состоянии. Однако они остаются данью силе марксистско-ленинской идеологии, которая породила первое в мире рабочее и крестьянское социалистическое государство, государство, которое более семи десятилетий стало покровителем современного искусства и архитектуры.
Эта статья была впервые напечатана в дайджесте SCRSS, выпуск 3, осень 2017 г .: www.scrss.org.uk/publications.
Мнение | Русские головорезы против авангарда
Когда Хрущев пригрозил депортировать художников, стоявший рядом с ним главный советский идеолог Михаил Суслов предложил задушить их. Хрущев заключил: «Советским людям такое искусство не нужно!» Выставка была немедленно закрыта, а на следующий день ежедневная газета «Правда» осудила «абстракционизм и формализм» в искусстве.Фактически закрытие выставки означало конец «оттепели», периода относительной терпимости в советском искусстве и литературе.
В последующие годы несколько попыток выставить неофициальное искусство были пресечены в течение нескольких часов и сопровождались арестами и конфискацией произведений. Самый громкий случай, получивший название «Бульдозерная выставка», произошел в сентябре 1974 года, когда группа советских художников решила устроить выставку авангардного искусства в открытом поле на окраине Москвы.В течение получаса прибыли несколько бульдозеров, водовозов и множество сотрудников полиции под прикрытием, чтобы разогнать выставку. Некоторые картины были уничтожены, многие художники были арестованы, а некоторые в конечном итоге были депортированы из СССР
Неудивительно, что насилие, направленное на нынешнюю выставку, задело нервы у некоторых россиян, которые помнят судьбу авангардного искусства в России. Советский Союз. Но этот эпизод также показывает, чем Россия Владимира Путина отличается от Советского Союза.На смену грубой и тяжелой руке советского полицейского государства пришли крайне правые группы, такие как «Воля Бога», которые прибегают к запугиванию и насилию. В некотором смысле государство передало свою роль стража морали ультраконсервативным группам и организациям.
Насильственные действия Божьей воли совпали с возвращением Путина на пост президента и протестом Pussy Riot против него в главном соборе Москвы 21 февраля 2012 года. С тех пор члены этой организации совершили десятки актов насилия: нападали на людей, бросали оскорбления , проникновение на выставки и срыв выступлений и концертов.Несмотря на многочисленные жалобы, московская милиция категорически отказывается возбуждать уголовное дело.
После штурма выставки в Манеже был задержан лидер «Воли Божией» Дмитрий Цорионов, известный как Энтео, но вскоре отпущен. 16 августа он снова оказался перед входом на выставку, оскорбил нескольких пожилых посетителей и кричал, что их нужно отправить в трудовой лагерь.
Надим Жюльен Самман / Грибы русского авангарда
Пионеры русских художников Игорь Макаревич (р.1943) и Елены Елагиной (1951 г.р.) с 5 ноября проводят свою первую выставку в Великобритании в Club Row, Rochelle School. В шоу они используют галлюциногенный волшебный гриб как метафору иррациональности, которая пронизывает современную культуру так же, как она пронизывала древние мистические практики. Одним из центральных экспонатов выставки является скульптура, в которой на вершине мухомора вырастает культовый символ модернизма — башня Владимира Татлина, олицетворяющая мечтательную и утопическую природу русского авангарда.Серия фотомонтажей зданий в Москве подчеркивает грибковые характеристики большей части архитектуры двадцатого века. Такой юмор наводит на мысль, что галлюцинаторные видения — не единственная прерогатива шаманов, сумасшедших или бросивших школу — они являются гранью современной жизни.Макаревич и Елагина, партнеры как в искусстве, так и в жизни, принадлежат к группе московских концептуалистов, работающих вместе с всемирно признанными художниками Ильей Кабаковым, Эриком Булатовым и Олегом Васильевым, которые создали новый язык для искусства в России, когда связи с Западом были все еще закрыто.Их выступления с группой «Коллективные действия» в 1970-1980-х годах остаются легендарными.
На выставке будут представлены пять объектов, двенадцать новых картин и десять фотоколлажей. Тема галлюцинаций, хотя и вдохновленная мастерами русского авангарда Казимиром Малевичем и Владимиром Татлиным, также имеет отношение к политике памяти. Когда Елагина училась в академии, ее преподавала авангардистка Алиса Порет, ученица дальновидного художника Павла Филонова — создателя психоделических, ломких и галлюцинаторных образов — и самостоятельная новаторская художница-перформанс.К тому времени, однако, Порет уже превозносил примат социалистического реализма. «Как будто все авангардное движение было всего лишь галлюцинацией», — рассказывает Елагина.
Игорь Макаревич и Елена Елагина выставлялись в музеях мира, в том числе в Третьяковской галерее в Москве; Государственный Русский музей, Санкт-Петербург; Центр Помпиду, Париж; Музей Соломона Р. Гуггенхайма, Нью-Йорк; Музей Людвига, Кельн; Академия дер Кунсте, Берлин; и Музей Вильгельма-Хака, Людвингсхафен.
Куратор выставки Нана Жвитиашвили, соучредитель ARTiculte Art Fund и куратор Отдела современного искусства Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге; и Надим Жюльен Самман, независимый куратор, изучающий докторскую диссертацию по истории русского посткоммунистического искусства в Институте Курто.
Макаревич и Елагина: Грибы русского авангарда Очерк
Неизвестная Москва: Центр авангарда на Шаболовке — Пространства
22 февраля 2017 г. | Помещения
Александра Селиванова — знаток русского авангарда — направления в искусстве, которое значительно обогатило искусство и архитектуру в 20-30-е годы.Она основала Центр Авангард, научно-исследовательский и выставочный центр в Москве.
Несколько лет назад Александра начала организовывать выставки и читать лекции о различных аспектах русского авангарда на различных площадках Москвы. «В 2014 году власти России хотели разобрать и перенести знаменитую Шуховскую башню на другое место. Башня стала символом Москвы и ее района Шаболовка. Многие москвичи начали ее защищать.- говорит Александра. «Мы собирали подписи против его снятия и устраивали демонстрации. В результате этого массового движения башня была сохранена на своем историческом месте, и тогда мы решили, что важно не только протестовать, но и рассказывать людям о нашем культурном наследии, просвещать их. Начали делать сувениры и плакаты, посвященные архитектурным объектам 20-30-х годов ».
Александра глубоко заинтересовалась Шаболовкой: «В нашем общественном движении в защиту башни мы хотели сказать людям: Шуховская башня здесь не случайно, она расположена в районе, где также есть много других выдающихся людей. авангардные постройки.Благодаря этим мероприятиям мы установили много контактов с местными жителями и местами. Мы решили, что было бы интересно и важно продолжать налаживать социальные и культурные связи в этом районе и защищать его наследие. Мы создали путеводитель по Шаболовскому району. И я решил наладить здесь свою деятельность и начал искать место для постоянного исследовательского и выставочного центра ».
При финансовой поддержке властей Москвы Александра и ее команда организовали Центр Авангарда.Он находится в городской библиотеке / картинной галерее, которая сама расположена в здании в жилом комплексе конструктивизма, построенном недалеко от Шуховской башни в 1929-1930-х годах. детский сад, библиотека, культурный центр, сауна и ЗАГС, — рассказывает Александра. — Я думаю, что это символично, что мы нашли это место для нашего Центра ».
«Для меня важно, чтобы вся наша культурная программа была абсолютно бесплатной для людей», — объясняет Александра.«В нашем Центре мы делаем те же проекты, что и раньше — туры, выставки, кинопоказы, семинары — но мы добавили к этому элемент, связанный с местностью. Исторически сложилось так, что на Шаболовке не было сильной местной общины — жители рассредоточены, а территория выглядит как спальный район. Мы понимаем свою миссию как местный общественный центр, где местные активисты могут собираться и рассказывать о проблемах района. Местное сообщество начало консолидироваться и расти ».
студентов университета, занимающихся исследованиями в области авангардной культуры и искусства, приходят в Центр для консультаций и работы с уникальными книгами, журналами и материалами, собранными здесь командой Центра.«К сожалению, большинство этих студентов — иностранцы», — говорит Александра. В рамках удивительной выставки детских книг 20-30-х годов Центр проводит мастер-классы для детей. «Дети рисуют и делают бумажные макеты и коллажи. Наши учителя пытаются рассказать им с помощью игр о нашей истории и искусстве ХХ века. Помимо детской программы, у нас есть много других проектов. Мы начали публиковать серия книг «Неизвестный авангард», посвященных архитектуре и культуре русского авангарда.Мы сделали книгу о Даниловском универмаге и книгу о советской общественной сауне. Мы хотим создать альбомы о микрорайонах, а также книгу о культуре «советских клубов» … »
Александра мечтает придать району Шаболовка статус объекта всемирного культурного наследия, наподобие усадьбы Вайссенхоф в Штутгарте или Белого города в Тель-Авиве. «Мне нравится наше сотрудничество с местными жителями, потому что оно имеет особую ценность.Эти люди живут здесь, и им важно узнать об этом районе и защитить его. Люди, которые живут в этих конструктивистских домах … Они их очень любят.