homyrouz.ru — Банкетный зал Хоми Роуз

«В архитектуре важны материальность и движение вперед»

Российский и немецкий архитектор, руководитель бюро «СПИЧ» и Tchoban Voss Architekten Сергей Чобан в интервью «Новому проспекту» рассказал, почему не стоит имитировать историческую архитектуру, чем «лечить» окраины мегаполисов и как современные нормативы строительства ведут к засилью «картонных» зданий.

Сергей Энверович, вы работали в Берлине, Дюссельдорфе, Москве, Петербурге и других городах. Можете ли сравнить, где проще или, напротив, сложнее реализовывать проекты современной архитектуры?

— Прежде всего хочу оговориться, что в Дюссельдорфе я сделал несколько зданий, но не думаю, что могу экспертно высказываться по поводу этого города. Что же касается остальных названных вами городов, то да, я действительно довольно активно в них работаю. Мне кажется, что абсолютно везде согласование нового проекта — это процесс длительный, особенно если речь идет о центре города.

Представители общественности и власти стараются максимально всесторонне проанализировать, как будет и как должно выглядеть каждое новое здание. 

Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Roland Halbe

Встречает ли где-то современная архитектура активное сопротивление именно по причине использования элементов языка модернизма, то есть того, что мы сегодня и называем современной архитектурой?

— Пожалуй, из тех городов, что вы перечислили, это периодически происходит лишь в Петербурге. И, конечно, это связано с тем, насколько сильно центр Петербурга ассоциирует себя с архитектурной традицией XVIII–XIX веков. Это, безусловно, очень цельная традиция, которая заметно отличает его от многих других городов, в том числе Москвы и Берлина. Например, Берлин — город очень разнообразный, в его застройке можно увидеть слои самых разных эпох, и именно поэтому власть и общественность легче принимают здания, которые говорят на языке сегодняшней архитектуры.

Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Patricia Parinejad

В Москве та же ситуация. В Москве довольно много объектов исторической архитектуры, но это скорее лишь отдельные здания или небольшие кварталы, рядом с которыми, как и в Берлине, повсеместно присутствуют строения разных периодов ХХ века. Петербург же по сравнению с этими двумя городами представляет собой такой монолитный памятник, который в своем завершённом виде сформировался еще в первое десятилетие XX века. И, конечно, этот памятник очень сильно убеждает своей цельностью. Эта сложность в проработке деталей, высочайшее ремесленное мастерство поражают и завоёвывают сердца. Поэтому для общественности Петербурга принять здание, спроектированное не в стиле прошлого, бывает сложнее.

Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Roland Halbe

И на каких уровнях власти решаются архитектурные вопросы? И где менее зарегулирована эта сфера?

— Это всецело зависит от того, в каком районе города планируется построить новое здание; насколько этот район близок к историческому центру или, наоборот, удален от него; насколько остро для этого места стоит вопрос высотного регламента. Понимаете, сегодня архитектура как никогда ранее является объектом общественного обсуждения. Проектируется здание или уже строится — оно, как правило, является темой активных дебатов, к которым прислушиваются и профессиональное сообщество, и городские власти. В Берлине, например, существует архитектурный форум — это неформальное сообщество в интернете, которое обсуждает буквально каждое новое здание. И с публикациями этого форума сверяются представители государственной и архитектурной власти, желая понимать, что именно думают жители, которые ходят мимо стройки каждый день. За счёт всепроникающего интернета все эти обсуждения теперь открыты. Архитекторы сами, возможно, не настолько публичны, но их работы оценивает общество. И, работая над проектами, мы должны думать о том негативном или позитивном резонансе, который может возникнуть.

Музей архитектурного рисунка в Берлине. Фото: Roland Halbe

С чем связан негатив, прежде всего в Петербурге, с которым встречаются новые проекты, в частности проект нового здания для Музея Достоевского? (Строительство курирует некоммерческий фонд «Петербург Достоевского» предпринимателя Андрея Якунина. Автор проекта — архитектор Евгений Герасимов. — Прим. «НП».)

— Мне трудно судить. Я могу защищать только свою точку зрения. Я, безусловно, ленинградец и петербуржец, ведь я не только родился в этом городе, но и прожил здесь примерно тридцать лет. Тем более я вырос в так называемом районе Достоевского, знал и знаю каждый проходной двор. Город, который я чувствую и понимаю лучше всего, — это город закрытых уличных фронтов и примыкающих к ним пространств: улиц, переулков, площадей или парков. Причем парк для меня — это именно зеленое пространство, сформированное фасадами домов. В Англии такие называют pocket park, то есть это парк, похожий на своего рода небольшой карманчик. Вот это и есть для меня элементы архитектуры Петербурга.

Фото: Олег Сердечников

Например, в центре исторического Берлина я сейчас сделал застройку одного из фронтов целого отрезка улицы. И там до меня был проект, где дома стояли под углом к улице, как было принято делать в 1970-е годы. И этот проект мне лично был абсолютно чужд, хотя в согласующих инстанциях у него были свои поклонники, считавшие, что такое решение позволит сформировать не монотонный уличный фронт, где один дом следует за другим, а некое более сложно придуманное пространство. Когда проект перешёл ко мне, уже было разрешение на строительство, но я из принципиальных соображений предложил идею единого фронта домов. Теперь, когда проект реализован, все отзывы о нем на форумах положительные, хотя и в Берлине любят покритиковать современную архитектуру. И этим чувством города я, конечно, обязан тому месту, где родился и вырос, где гулял и смотрел на вот эти, казалось бы, монотонные фасады домов, которые плотно прилегали друг к другу и формировали своего рода ткань, которая изменяется, колышется, но остаётся монолитом по отношению к пространству улицы. Меня всегда поражало, насколько эта ткань может быть разнообразной в деталях.

Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Поэтому для меня вопрос застройки того маленького зазора, паузы между домами рядом с домом Достоевского, даже не стоит.

Конечно, этот разрыв должен быть застроен — именно потому, что это полностью соответствует градостроительному характеру Петербурга. Для меня нет ни одного аргумента в пользу того, почему этот спонтанно возникший разрыв необходимо оставить. Если же говорить о характере самой архитектуры для этого места, то, конечно, она, на мой взгляд, должна быть современной, то есть не мимикрировать под строения XIX века, ведь она строится в наше время и с применением современных нам технологий.

Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Вот я буквально перед нашим интервью видел на Facebook (принадлежит Meta Platforms Inc., — компания признана экстремистской организацией в РФ, деятельность запрещена) фотографию одного здания, которое построено в Берлине сейчас, но в стиле начала XX века. Рядом с ним стоит подлинное историческое здание той эпохи с характерными каменными деталями, штукатурными деталями по массивной стене и характерными профилями окон.

И там, и там очевидно желание измельчить поверхность фасада, но глаз сразу видит, что одному зданию присуща подлинная мощь, а другое — это лишь картонная попытка повтора.

Как декорация?

— Не знаю как, но глаз видит, что современные технические возможности, или лучше сказать невозможности, не позволяют сделать детали «того времени» столь же достоверными. Всё равно ты им не веришь, они выглядят как-то по-другому. Знаете, для меня в архитектуре важна, с одной стороны, материальность, а с другой — движение вперёд. Развитие архитектуры — это направленный процесс, и в нем любое возвращение, особенно сегодня, когда ритм жизни настолько изменился, выдает фальшь. Мы, может быть, к сожалению, но слишком далеко ушли в нашем осознании комфорта проживания и комфорта строительного процесса, чтобы сегодня суметь воспроизвести детали, которые с огромными трудозатратами создавали строители минувших столетий.

Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Для меня материальность важна в первую очередь именно в смысле честного применения материала: массивные элементы должны выглядеть тяжелыми, а легкие — легкими. И с этой точки зрения проект, который сделал Евгений Герасимов (для Музея Достоевского. — Прим. «НП»), на мой взгляд, чрезвычайно удачен. Это проект современный, и при этом он дает ощущение честной материальности. Его фасад собран из массивных элементов, а окнам на нем отводится сравнительно небольшое пространство, что является очень характерной чертой архитектуры Петербурга. Ведь это город не стеклянных домов, а именно массивных. И в то же время проект использует язык, который безошибочно позволяет понять, что здание сделано именно сегодня, и благодаря которому оно будет восприниматься как достойный элемент архитектуры, построенной в наше время.

Жилой комплекс Veren Place, 10-я Советская ул. Фото: Дмитрий Чебаненко

Поэтому у меня ни к факту застройки этого места (я уже не говорю о том, что музею необходимо дополнительное пространство) нет никаких вопросов, ни к предложенной архитектуре. Да, она не пытается мимикрировать или подражать тому историческому дому, который был на этом месте, однако соблюдает все те принципы, которыми традиционно обладает петербургская архитектура: массивность, тактильность поверхности, качественные детали. Проект получил несколько премий, одобрен градсоветом.

А как вы начали сотрудничать с Фондом Достоевского и что на сегодняшний день тормозит проект строительства?

— Инициаторы этого проекта попросили меня войти в попечительский совет, потому что я разделяю его цели и, собственно, те формы, которыми эти цели достигаются. Я с удовольствием вошёл в совет, участвовал в нескольких заседаниях и высказывал ту же позицию, которую сейчас высказал вам. Никаких других новостей у меня нет, и единственное, что я могу пожелать, так это чтобы проект все-таки был реализован. Ведь тогда и музей начал бы функционировать совсем по-другому, и в центре города появилось бы здание, которое хорошо иллюстрирует, как в структуре исторического города можно проектировать языком неподражательским и при этом не оскорблять ничей взгляд, а создавать достойное здание своего времени.

«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

Кроме этого, я должен сказать, что Достоевский — это ведь больше, чем просто великий писатель. Сегодня, как принято говорить, Достоевский является одним из главных брендов Петербурга. Когда была пандемия, в Сети возникло много сообществ, связанных с искусством, в том числе «Петербург в рисунках». Огромное количество людей стало выкладывать свои рисунки из прошлого и настоящего. Очень много качественных рисунков. И я должен сказать, что на 95% там был изображен Петербург Достоевского: с его дворами-колодцами, с его брандмауэрами с плотными, лишёнными разрывов фронтами улиц. Тот город, по которому я гулял в детстве. Я не знаю, почему тормозится проект, но не понимаю, почему мы сомневаемся в необходимости его реализации. Строя это здание, мы и отдаём дань Достоевскому, и продолжаем традиции того города, который мы знаем по его произведениям.

«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

А как вы познакомились и начали работать с Евгением Герасимовым?

— Нас познакомил Олег Харченко (главный архитектор Петербурга в 1992–2004 годах, заслуженный архитектор Российской Федерации. — Прим. «НП»), к которому я отношусь с огромным уважением. Евгений приехал ко мне в Берлин, мы встретились, и позднее, с небольшим перерывом, возник наш первый совместный проект — «Дом у моря». Сразу удачное сотрудничество. Потом мы выиграли знаковые международные конкурсы на «Набережную Европы», «Невскую ратушу», «Экспофорум». В «Невской ратуше» первый этап реализован и, как мне кажется, там получилось очень интересное пространство, сейчас мы вместе с компанией «ГАЛС-Девелопмент» работаем над вторым этапом. «Экспофорум» также реализован, хотя там произошло некоторое изменение и развитие относительно конкурсного проекта. «Набережная Европы», вы знаете, не реализована.

«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

Есть ли сейчас в Петербурге какие-то примеры новых проектов, которые лично вам импонируют?

— Я не взялся бы анализировать все те интересные проекты разных архитекторов, которые появились в Петербурге за последние годы, но мне особенно важна тема, о которой я говорил выше: каким может быть современный дом, встроенный в сложившийся фронт исторической улицы. И в этом смысле мне нравится проект Евгения Герасимова рядом с костёлом (костёл Лурдской Божией Матери в Ковенском пер.— Прим. «НП»). Мне кажется, что вот та часть, которая находится по фронту Ковенского переулка, — безусловно очень хороший и выдержанный ответ на то, как может проектироваться современный дом в строке застройки петербургской улицы. Может быть, нескромно, но я также считаю, что достойным примером ответа на этот вопрос является тот дом, который я спроектировал на 10-й Советской. Он на один этаж выше, чем должен был быть. Но это скорее недостаток тех разрешенных параметров, которые уже были у заказчика и которые, скажем так, были прагматично отжаты до капли. Меня не всё устраивает в качестве реализации, но сам подход к застройке в подобном месте я считаю очень правильным.

«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

А что такое качество архитектуры, на ваш взгляд, и готовы ли заказчики за это качество платить? 

— Этот вопрос, конечно, затрагивает слишком много тем. Готовы ли заказчики платить? Не будет большим преувеличением признать, что изначально они всегда говорят, что готовы. И действительно, есть заказчики, скажем так, с очень высокой степенью готовности. Например, наш первый проект в Петербурге — «Дом у Моря» от Группы ЛСР — это проект, в котором заказчик пошёл на очень многое. Чего стоят хотя бы столь сложные фасады из натурального камня! Не забывайте, это были 2003–2005 годы!

«Экспофорум». Фото: Дмитрий Чебаненко

Когда ты проектируешь в городе, нужно понимать следующее: сегодняшняя наружная стена — это сборная конструкция, которая состоит из несущего слоя, теплоизолирующего слоя и облицовывающего. Они накладываются друг на друга. Раньше хотя бы несущий и облицовывающий слои были слиты друг с другом, а сегодняшний фасад — это такая маска, не более. Мы все сейчас из-за пандемии носим маски, и наши лица потеют под ними. Наши здания тоже скрыты за масками, и никто до конца не знает, что с ними происходит за этими масками.  

Ведь современный фасад — это не деталь, навешенная на несущую структуру, но и слои теплоизоляции, и конструкции, о состоянии которых также необходимо думать. И заказчик, например, готов потратить любые деньги на фасад из натурального камня, а эксперт говорит о том, что он должен оставить стыки между камнями открытыми, для того чтобы вентилируемый фасад функционировал. И если раньше ты смотрел на фасад и видел, что камень лежит на камне, мог подойти и потрогать шов, рукой прочувствовав, что перед тобой несущая конструкция, то сегодня ты видишь между камнями либо щель, через которую видна та сама теплоизоляция, либо в лучшем случае силикон — некую эластичную массу, которую при известной сноровке можно выковырять и засунуть вместо нее, скажем, окурок. Здание перестало быть монолитом, его фасад стал пористой маской, через которую угадывается промежуточный слой. 

Фото: Геннадий Грачев

Я, конечно, могу предложить возвести кирпичную стену глубиной 70 см, но её же никто не будет строить — это слишком дорого и сжирает слишком много полезной внутренней площади. А меньшая толщина неспособна обеспечить современные нормы теплоизоляции, и никто не готов мириться с компромиссами. Поэтому любая форма подражания, например, массивной кладке прошлого неизбежно сталкивается с подобными проблемами. Правда же заключается в том, что сегодня не существует способа сделать массивную стену. Да, можно сделать стену из бетона минимум толщиной 55-57 см или показать несущую стену снаружи и теплоизолировать ее с обратной стороны (так, например, сделан Музей архитектурного рисунка в Берлине по моему с Сергеем Кузнецовым проекту), но это единичные и очень дорогие исключения из правил. А главный вызов нашего времени состоит в том, что в нашем распоряжении нет строительных технологий, которые бы оправдали строительство зданий с массивными стенами.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Насколько упирается это в компетенцию подрядчиков, которые исполняют заказ? 

— Ни один подрядчик не хочет участвовать в каких-либо экспериментах, потому что любые эксперименты могут обернуться тем, что подрядчик окажется виноватым и будет отвечать. Поэтому подрядчики или экспертиза чаще скажут: «Нет, это решение не сертифицировано и не согласовано». Конечно, существуют разные решения. Можно сделать несущую стену, а потом проложить теплоизоляцию, после поставить облицовочную кирпичную стену на отдельный фундамент… Но парадокс заключается в том, что когда мы говорим об эстетике строительства, мы сожалеем об утрате массивности, а когда рассуждаем о технологиях, то ратуем за легкие быстровозводимые стены, которые при необходимости можно применить повторно. И с точки зрения технологий ощущение архитектуры как чего-то вечного сегодня, безусловно, теряет свою актуальность, хоть это ощущение пока еще по-прежнему пропитывает Петербург.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Есть мнение, что среди проектов коммерческой недвижимости, например бизнес-центров, чаще встречаются интересные с точки зрения архитектуры проекты, а жильё чаще утилитарно. Так ли это?

— Мне кажется, что это ошибочное мнение. Есть много удачных жилых домов. Вообще, эти типологии трудно сравнивать, поскольку доля жилых зданий и доля бизнес-центров в структуре застройки несопоставимы.

Вы известны как куратор, организатор и участник архитектурных выставок. Например, недавняя выставка архитектурного рисунка в Риме «Оттиск будущего. Судьба города Пиранези»…

— Да, упомянутая выставка — это свободное размышление на тему будущего европейского города, в том числе применительно к тем процессам, которые мы сегодня обсудили.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Там были представлены фантазии, связанные со старым городом. А вот если пофантазировать на тему того, что же нам делать с довольно сомнительными с архитектурной точки зрения окраинами Петербурга и Москвы? Можно их как-то «излечить»?

— Можно и нужно. Я как раз считаю, что нам обязательно нужны мастер-планы и дизайн-коды развития новых районов. Что можно делать с этими территориями? В их застройке, как правило, много пустот, и их можно заполнить, например, общественными зданиями, которые помогут создать интересную среду. Эта тема, которая для меня крайне важна: европейский город продолжает расти, и на его новых территориях должны быть созданы примеры застройки, интересные с точки зрения и этажности, и режиссуры пространства, и архитектурных деталей. Пока ответы на эти важные вопросы, увы, не найдены. А в той выставке, которую вы упомянули, меня интересовала проблема многослойности уже сформированного европейского города. Потому что даже в таком городе время от времени возникают пустоты и фрагменты, требующие нового архитектурного и градостроительного решения. Мы видим это и в историческом Петербурге. И меня очень занимает вопрос: как такой город может жить и развиваться дальше? Никогда ведь не будет так, что какая-то часть города заморожена, а всё новое строится только в новых районах. Центр также всегда требует развития. Другие европейские города, например Париж, Милан, Барселона, ведь обладают огромным историческим центром, который формировался вплоть до начала XX века, а затем изменились архитектурный язык и строительные технологии, и эти два фактора очень существенно повлияли на их облик.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Есть ли разница в запросе, если вам заказывают здание жилое, коммерческое, для окраины или для центра?

— Я повторюсь, жилая застройка или бизнес-центр — не так важно. Нужно стремиться создавать ту картинку части города, которая тебе наиболее близка. Иногда это очень контрастное решение, потому что та плотность и высотность, которые даются городом в качестве исходных параметров, не могут быть воплощены иначе. Но, конечно, мы должны задаваться вопросами: что такое человеческий масштаб и какая этажность комфортна для проживания, как должны выглядеть первые этажи, как должны решаться детали фасадов.

Есть ли примеры, когда ваш проект реализовали откровенно плохо?

— Если мне доверили реализовать проект от начала и до конца, я стараюсь сделать то, за что могу ответить, что могу объяснить до каждой детали. Но, повторюсь, необходимым условием этого является возможность вести авторский надзор. С проектами, которые я начинал как архитектор и которые затем были сделаны без моего участия, что называется «по мотивам» (а такие проекты есть, например, в Сочи), я себя не отождествляю и автором этих проектов себя не считаю. Даже на финальных стадиях реализации от решения архитектора может зависеть очень многое. Знаете, как это бывает: то вдруг вылезла какая-то антенна, то появится техническая надстройка, и архитектор должен на это отреагировать, предложить решение. Реализация проекта — это всегда самый важный и, конечно, самый долгий процесс, который, к сожалению, часто российскими заказчиками недооценивается. Если не удалось найти общий язык и я был отстранён от возможности вникать во все нюансы стройки, я не готов отвечать за результат, даже если он чем-то похож на то, что было в проекте.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

То есть это уже зависит от компетенции заказчика?

— От желания заказчика, от его понимания такой позиции архитектора. И мне кажется, это единственно возможная позиция в профессии. Авторский надзор, о необходимости которого мы, например, сейчас так много дискутируем применительно к закону об архитектурной деятельности, — это ключевой фактор качества реализации проекта.

В Петербурге намерены построить колокольню Смольного собора по проекту Растрелли (колокольня была спроектирована зодчим, но так и не реализована). Опасения связаны с тем, что появится очередной новодел, который будет далёк от замысла архитектора. Как думаете, есть ли шанс на успех? 

— Я не знаком с этим проектом. Но если в хорошем смысле пытаться эту идею обосновать, то необходимо возродить старые технологии строительства и изменить нормы так, чтобы мы мысленно переместились в XVIII век и поработали как тогда.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Такое возможно?

— На примере берлинского замка могу сказать, что это скорее невозможно сделать, по крайней мере замок сделан абсолютно современным способом, когда поверх конструктивного каркаса выполнена чрезвычайно дорогая оболочка исторического фасада. Это возможный путь, но он не снимает тех вопросов, о которых я уже говорил в ходе этого интервью. Для меня восстановление памятника — это процесс, когда всё делается в точности так, как делалось в его историческую эпоху. Ведь как восстанавливали Янтарную комнату? Там же были воссозданы все технологии прошлого один к одному. Это великий подвиг.

То есть мы должны совершить такой же подвиг?

— Да, мы должны построить это здание так, как будто мы живём и строим в XVIII веке, используем технологии, которые были тогда и привели к такой архитектуре и даже к тем теплотехническим показателям, которые, возможно, нас сегодня не устраивают, но мы должны это забыть и сделать так, как это было в том веке. При соблюдении этих условий всё получится. Тем более технологии известны, есть чертежи, есть реализованные памятники Растрелли. Если это новые технологии, которые только имитируют прошлое, то успеха не будет.

«Невская ратуша». Фото: Андрей Белимов-Гущин

Сергей, как завершился год лично для вас и для архитектурного сообщества? Каковы планы на будущее?

— Я могу говорить только о себе. Для меня год закончился в целом хорошо и спокойно. Я продолжаю работать над проектами в России и Германии, в частности в Берлине руковожу строительством крупнейшего в Германии офисного здания с применением деревянных конструкций. Нахожусь я сейчас постоянно в Германии, потому что, как вы знаете, эпидемические ограничения довольно жёсткие и не позволяют сейчас жить и работать в том ритме, который казался привычным еще год назад. Раньше я раз в неделю перемещался из Германии в Россию и обратно. Сейчас это невозможно, поскольку обязательный карантин после пересечения границы превратит процесс работы в бесконечный хоум-офис. И тем не менее в будущее я смотрю со спокойной уверенностью.

Справка «Новый проспект»:

Сергей Энверович Чобан родился в Ленинграде 9 октября 1962 года в семье учёных. В 1980 году окончил среднюю художественную школу им. Б. Иогансона. В 1986 году окончил архитектурный факультет Института им. И. Репина Академии художеств СССР (мастерская профессоров Сергея Сперанского и Валериана Волонсевича). В том же году начал профессиональный путь в архитектурной мастерской Вениамина Фабрицкого. Позднее начал самостоятельную работу в Ленинграде.

В 1991 году переехал в Германию, где с 1992 работал в гамбургском архитектурном бюро Nietz Prasch Sigl. В 1995 году стал руководящим партнёром бюро, получившего название nps Tchoban Voss, и возглавил его берлинский офис, с 2017 году офис носит название Tchoban Voss Architekten.

Автор более 50 проектов в Берлине, Дюссельдорфе, Штутгарте, Дрездене, Москве и Петербурге. Среди знаковых работ архитектора — кинотеатр «Кубикс», многофункциональный комплекс «ДомАкваре», Еврейский культурный центр и синагога Хабад-Любавич на Мюнстершештрассе, отель NHow, комплекс Mall of Berlin и здание Музея архитектурного рисунка (Берлин), одно из самых высоких зданий Европы — башня «Федерация» делового центра «Москва-Сити», административно-деловой комплекс «Невская ратуша» (совместно с мастерской архитектора Евгения Герасимова, с которым реализовал ещё ряд проектов в Петербурге) и др.

С 2006 года руководит архитектурным бюро «СПИЧ». В 2009 году основал благотворительный фонд архитектурного рисунка Tchoban Foundation Museum for Architectural Drawing. В 2009–2011 годах являлся председателем градостроительного совета города Линц (Австрия). С 2011 года — член градостроительного совета фонда «Сколково». С 2013 года — член архитектурного совета при комитете по архитектуре и градостроительству города Москвы. Является куратором и участником нескольких десятков архитектурных выставок и биеннале в России и за рубежом, например дважды курировал российский павильон на архитектурной биеннале в Венеции. В 2017 и 2019 годах был куратором Российской молодежной архитектурной биеннале. Лауреат международных и российских архитектурных премий, в том числе Европейской архитектурной премии (European Prize for Architecture, 2018).

архитектура строительство

Как Сергей Чобан стал самым успешным российским архитектором – Архив

В переговорной комнате просторного офиса архитектурного бюро Speech (полное название — «Speech Чобан & Кузнецов») на «Новослободской» по-музейному холодно. Высокие белые стены покрыты архитектурной графикой — старинные венецианские палаццо, готические соборы, часы на городских ратушах. «На одной стене развешаны мои работы, а на противоположной — Сергея Куз­нецова. До того как он стал главным архитектором, мы часто вместе ездили и много рисовали», — поясняет Сергей Чобан, сооснователь бюро, пожалуй, самый известный сегодня на Западе русский архитектор. На картинах ни одного современного здания, только условные изображения машин и пешеходов свидетельствуют о том, что рисунки были сделаны сейчас, а не в XIX веке. «Современная архитектура вас как художника не вдохновляет?» — «Рисунки современной архитектуры у меня тоже есть — например, в прошлом году я рисовал Бразилиа Оскара Нимейера. Но совершенно очевидно, что современная архитектура менее фотогенична. Она стареет хуже, проработанность деталей, сложный рельеф и патина в современной архитектуре отсутствуют — тут негде зацепиться карандашу или кисти».

Именно увлечение архитектурной графикой и сыграло решающую роль в причудливом развитии карьеры Чобана. Отучившись в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры и поработав недолго у архитектора Фабрицкого, одного из создателей детского лагеря «Орленок», Чобан в тридцать лет решил уехать из страны. Это был 1991-й — голодное время для российских архитекторов и, напротив, эпоха строительного бума в Германии, так что Чобан целенаправленно стал искать пути переехать туда, где у него была бы возможность профессионально расти. К тому моменту практического архитектурного опыта у него почти не было, зато он организовал в Гамбурге выставку своих рисунков и бумажной архитектуры. Жить его поселили к председателю Гамбургского союза архитекторов, которой впоследствии и взял Чобана на работу в бюро NPS — чтобы он делал графические презентации проектов компании. Энергично принявшись за дело, архитектор, поначалу едва говоривший по-немецки, спустя три года уже возглавил берлинское отделение бюро и стал проектировать городские объекты (например, известный берлинский аттракцион — бизнес-центр «Дом Акваре» c 16-метровым аквариумом, через который можно прокатиться на лифте, и девятизальный кинотеатр Cubix на Александерплац). Вскоре компания, в доме начальника которой Чобан когда-то ютился, уже называлась NPS Tchoban Voss.

 

 

«Если заказать здание Захе Хадид, выход арендопригодных площадей будет 50%. А у Чобана — 75%»

 

 

В начале 2000-х, когда строительный бум наконец начался и в России, Чобан вернулся — в качестве проектировщика самого амбициозного московского проекта того времени, высочайшей в Европе башни «Федерация». «С 2000 года я бывал в России, смотрел, что тут строится, впечатления были сложные. Объекты, которые в то время тут строились, были, скажем так, специфическими, — о лужковском стиле Чобан отзывается крайне осторожно и политкорректно. — Но посмотрев на замысел башни «Федерация», я понял, что это мой шанс — вернуться в Россию с таким проектом было очень заманчиво».

Изначально башню планировал строить глава одной из мастерских института «Моспроект-2» Александр Асадов, но Сергей Полонский, хозяин проекта, уже тогда отличавшийся эксцентричным характером, захотел непременно западного архитектора. Тогда Асадов посоветовал встретиться в Германии с Чобаном. «С Сергеем я познакомился в Берлине — он время от времени принимал группы российских архитекторов и показывал нам все новинки архитектурного Берлина, рассказывал, как все устроено. Это тогда для нас была очень интересная, свежая и необычная информация, — рассказывает Асадов. — Когда коллеги Полонского сообщили, что у них в любом случае будет работать иностранный архи­тектор и что на поиски его они ездили в Америку, а теперь отправляются в Сингапур, я сказал: «Так далеко ехать не надо, есть гораздо ближе, в Берлине, архитектор, который все сделает и вас удовлетворит».

То было время, когда в Россию как раз начали приглашать западных архитектурных звезд — Эрика ван Эгерата, Доминика Перро и Нормана Фостера. Принято было верить, что они спасут Москву от постылой лужковской архитектуры, хотя в итоге построить им толком ничего не удалось. Возвращение Чобана в этом контексте выглядело особенно колоритно. «Все обсуждали, что он сейчас как придет и как всем тут покажет!» — вспоминает архитектор и архитектурный критик Кирилл Асс. Но вопреки ожиданиям Чобан не стал предлагать кричащие ультрасовременные проекты в духе западных звезд, а начал строить более чем сдержанно, с прозрачными историческими аллюзиями — применив западное качество, дорогие материалы и последние технологии по-консервативному аккуратно.

• Бизнес-центр «Бенуа» покрывают витражи с эскизами Александра Бенуа к балету «Петрушка». Здание было признано «Домом года-2008»

  Фотография: предоставлено студией Speech

  1/2

• Для Венецианской биеннале-2013 Чобан с Кузнецовым покрыли стены Русского павильона орнаментом из QR-кодов с информацией об иннограде «Сколково»

  Фотография: предоставлено студией Speech

  2/2

И коллеги, и заказчики это оценили. «Я работаю с Чобаном, поскольку считаю, что должен оставить после себя какой-то положительный след в образе города, а не строить уродские коробки, которые в основном производят строительные компании Петербурга, — говорит девелопер Игорь Водопьянов, управляющий партнер УК «Теорема», по заказу которого Чобан построил, в частности, остроумный «Дом Бенуа», покрытый репродукциями костюмов великого театрального художника. — В основном все местные архитекторы взрослые и потому сильно консервативные — у них вызывают отторжение мировые архитектурные тренды. А Чобан проектирует очень современно — и при этом от него можно получить рациональную архитектуру. Если заказать здание Захе Хадид, выход арендопригодных площадей будет 50 процентов. А у Чобана — 75».

Сам Чобан уверен, что основная проблема западных звезд в том, что они тут не живут, а значит, не могут влиять ежедневно на проектно-строительный процесс: «В Европе постоянное присутствие архитектора на стройке необязательно. Но в России у заказчиков и у градостроительных властей периодически возникают сомнения, желание что-то поменять, вплоть до архитектора, и потому контроль и неубывающая сила убеждения в том, что твои идеи правильные, здесь абсолютно необходимы. Когда смотришь в Москве и Петербурге на строительные шедевры былых времен, которые создавали западные архитекторы, то понимаешь, что это были никакие не звезды, а просто люди, посвятившие себя России».

Работа над «Федерацией» не только вернула Чобана на родину, но и подарила ему напарника. На проекте он стал сотрудничать с Сергеем Кузнецовым, бюро которого специализировалось на разработке трехмерной архитектурной компьютерной графики, — вместе они вскоре и организовали Speech. С этого момента все проекты бюро (к примеру, один из самых дорогих и изысканных жилых комплексов последних лет на Гранатном, 6, или офис «Новатэк» — первый российский дом, соответствующий европейским стандартам энергоэффективного проектирования) подписаны двумя фамилиями. И все многочисленные призы они теперь выходили получать вдвоем: длинный, сутулый петербуржский интеллигент Сергей Чобан и крепкий и невысокий Сергей Кузнецов, похожий скорее на молодого, амбициозного менеджера, чем на художника.

 

 

«Если бы конкурсы на городские объекты проводились и раньше — уверен, выигрывали бы мы примерно столько же»

 

 

Однако год назад Кузнецов на самом деле превратился в менеджера — но уже государственного: в рамках собянинского омоложения кадров его назначили главным архитектором Москвы. Первым делом он провозгласил своей целью вернуть в Москву архитектурные конкурсы на городские объекты. «Юрий Михайлович провел в 90-х годах несколько конкурсов, но результаты его не удовлетворили, поэтому он довольно быстро окончательно переориентировался на практику прямых заказов московским ГУПам — крупным проектным институтам, оставшимся нам в наследство еще со сталинской эпохи, — поясняет Алексей Муратов, главный редактор архитектурного журнала «Проект Россия». — Сейчас одна из идей Кузнецова — вернуть в город принятую во всем мире практику конкурсных процедур».

Практика действительно вернулась. И в новых конкурсах стало с завидной частотой побеждать бюро Speech: так, Чобан выиграл право проектировать новый корпус Политехнического музея и фасад для нового корпуса Третьяковки. Формально конфликта интересов в этих победах нет: хотя имя Кузнецова по прежнему значится в полном названии бюро, по уверению его основателей, с тех пор как Кузнецов стал главным архитектором, доли в компании у него больше нет, и никакого участия в ее жизни он не принимает.

«Если бы конкурсы на городские объекты проводились и раньше — уверен, выигрывали бы мы примерно столько же. Мы один из ведущих офисов России, для нас это вполне естественный результат, как и для других бюро, честно выигрывающих в сегодняшних конкурсах, организуемых новым главным архитектором Москвы, — разъясняет Чобан. — То, что архитектура — вещь завязанная на связях, — это заблуждение! Я приехал в Германию и сумел успешно работать там. Какие у меня там были связи? Никаких. Возьмите мою работу в России: я организовал вместе с Сергеем свой офис, и через семь лет он стал одним из заметных архитектурных бюро в стране — где здесь связи? Наверное, кому-то легче сказать, что это был блат. В действительности если у человека есть способности в каком-то деле — он достигает успеха. Если нет — значит, нет. И все тут». Большинство коллег Чобана и Кузнецова признают, что если отрешиться от прошлых связей и смотреть на сами проекты бюро, победы Speech натянутыми не кажутся.

Вторая частая претензия коллег — Кузнецов не только организовывает архитектурные конкурсы на городские объекты, но и зачем-то сам возглавляет жюри: главный архитектор, который заказывает конкурсы, сам их возглавляет, а потом еще и сам выигрывает, может свою работу по реабилитации архитектурных конкурсов погубить. Сам Сергей Кузнецов от каких-либо комментариев, связанных с бюро Speech, отказался.

Лишившись партнера, Чобан не только оказался в положении вынужденного оправдываться за победы, но и должен был ограничить работу бюро над частью проектов. Однако на вопрос, будет ли искать нового напарника, отвечает однозначно: «Мне не нужны никакие напарники. У меня в Берлине три партнера, тут прекрасные руководители мастерских. Просто с Сергеем это был творческий союз высочайшего уровня — это была величайшая удача, что мы так совпали на какой-то срок. У меня есть партнеры, но напарника больше нет».

Взявшись за полдюжины городских строек в одиночку, теперь Чобан главным образом смотрит вон из Москвы. Отныне его цель — создать первый русский архитектурный бренд, успешный на Западе, а если говорить шире — повысить уровень всей российской архитектуры. Для этого он уже пять лет издает архитектурный журнал Speech на русском и английском, а с нового учебного года Чобан впервые в своей практике берет курс дипломников в архитектурной школе Евгения Асса «Марш». Для этого же он решил продвинуть свое русское бюро в Германии — причем конкурировать ему приходится со своим же бюро немецким: недавно Чобан под брендом Speech построил в Берлине свой частный музей архитектурной графики, который моментально заработал награду Iconic Awards и вызвал изрядный шум в прессе. Это и правда во многом миссионерский сюжет: Чобан разделяет архитектуру чисто функциональную и архитектуру как высокое искусство — и Speech, по его замыслу, на Западе должен заниматься только вторым. «Если в Берлине появляется задача сделать просто офисное здание на высоком уровне — я буду делать его в NPS Tchoban Voss. А компания Speech, надеюсь, получит знаковые объекты в области культуры. Скажу честно, я большой патриот нашей страны. Я здесь родился и вырос, она меня воспитала, — о своей сверхзадаче Чобан говорит особенно вдохновенно. — В России очень низкое качество архитектуры. По всей стране мы можем насчитать штук тридцать сравнительно сильных и интересных бюро — к примеру, в Берлине таких офисов, ежедневно конкурирующих друг с другом, порядка пятидесяти. Это притом что в Берлине население три миллиона против наших ста семидесяти. Как может страна с такой плотностью архитектурной мысли выйти на мировой рынок? Никак. Сейчас я хочу создать архитектурный бренд, который бы знали не только в России».

И это, конечно, в каком-то смысле очень по-нашему — что русскую культуру поднимает человек, которого еще несколько лет назад числили тут за немца.

Чобан салатаси (турецкий пастуший салат) Рецепт

Скачать

фото Джима Х.

Через:

10 минут

Ингредиенты:

10

Порции:

ингредиенты

• 2 большие помидоры, очищенные от семян и нарезанные кубиками
• 2 огурцы, очищенные от семян и нарезанные кубиками
• 3 маленькие зеленые перцы или 3 маленьких восковых перца
• 6 редис, тонко нарезанный (по желанию)
• 3 зеленый лук (только белая часть нарезана) или 1 белая луковица, нарезанная кольцами
• ¹ ⁄ ₂ чашек итальянской петрушки, мелко нарезанной

• Одевание

• 6 ложки лимонного сока
• ¹ ⁄ ₄ чашка оливкового масла
• соль
• перец

направления

• Все овощи нарежьте кубиками одинакового размера.
• Лучше всего подходят английские огурцы; удалить семена из более крупных.
• Смешайте все ингредиенты в миске.
• Смешайте заправку и аккуратно перемешайте непосредственно перед подачей на стол посолите и поперчите по вкусу.

Вопросы и ответы

Есть вопрос? Поделитесь этим с сообществом!

РЕЦЕПТ ОТПРАВЛЕН

ВАМ ТАКЖЕ ПОНРАВИТСЯ

Просмотреть все рецепты

Связанные страницы

Найти больше рецептов

Пастуший салат (турецкий — Çoban Salatası) • Турция на всю жизнь

Поделитесь этой статьей

4,0 К акции

• Фейсбук
• Твиттер

Это легко сделать. Простой, но по праву всеми любимый салат, такой как пастуший салат, может легко выпасть из поля зрения.

Перейти к рецепту

Но знаете, что самое лучшее в этом?

Это когда ты вдруг вспоминаешь однажды, ни с того ни с сего, что ты так давно не ел салат из овчарки. Итак, вы решили сделать некоторые.

И этот взрыв вкуса, свежий вкус лета. Это такая радость.

Почему мы так долго не готовили это блюдо, спросите вы? Но вы знаете, что с этого момента вы будете делать пастуший салат так же часто, как и раньше.

Яркие летние краски пастушьего салата

Что такое пастуший салат?

Çoban salatası (салат Чобан) — это турецкое название пастушьего салата.

Если вы находитесь в турецком ресторане и просматриваете меню, часто нет объяснений, из каких ингредиентов состоит этот салат.

Это потому, что все здесь просто знают.

Слишком много, чтобы выбрать из

В мире не так много кухонь с таким разнообразием салатов, как в турецкой кухне. Вот почему мы немного отвлеклись от еды и экспериментов с другими за салатом из овчарки.

И часто в турецких ресторанах вас спрашивают, хотите ли вы смешанный салат к столу.

Вы можете быть уверены, что салат в любом случае будет отличным. Так что легко облениться и не просматривать другие варианты.

Приготовь мне салат Чобан

Но не забывай о пастушьем салате и приготовь его дома.

Мы были так счастливы, что вновь представили себя цветам, которые просто поют вам. Ароматы, которые поют вам лето, хрустящие текстуры.

Нарезаем ингредиенты для пастушьего салата

У нас есть хрустящий огурец. Свежий зеленый перец. Хрустящий лук и сладкие, яркие летние помидоры.

И эта луковица никуда не денется, пока ее не обильно посыпают пикантным сумахом и не хорошенько выжмут. Наполните эти ароматы.

Пастуший салат с сумахом для нас незаменим.

Не забудьте про травы

Свежие травы: грубо нарезанная петрушка и листья мяты.

На самом деле листья мяты — это наше дополнение. Их сезонное изобилие на рынке Фетхие соответствует тому времени, когда пастуший салат также находится на нашем радаре.

Его нежный вкус прекрасно сочетается с другими ингредиентами пастушьего салата.

Почему бы и нет?

Приготовление пастушьего салата

А затем у нас есть все важные заправки.

Свежевыжатый лимонный сок смешать с большим количеством оливкового масла, солью и молотым черным перцем.

И еще немного от нас; капелька яблочного уксуса, чтобы добавить немного остроты.

Как приготовить пастуший салат

Ну, как вы можете видеть на фотографиях, в этом рецепте пастушьего салата нет ничего сложного.

Получите это качество и баланс ингредиентов, и вы станете настоящим победителем!

Сохранить Печать Pin

5 от 1 голос

Рецепт пастушьего салата (турецкий – Çoban Salatası)

Этот очень вкусный и полезный салат также известен как салат чобан – от его турецкого названия, çoban salatası.

Салат

Турецкая кухня

Время приготовления 15 минут

Общее время 15 минут

Количество порций 2

Калорийность 208 ккал

Author Turkey’s For Life

Для салата

• 1 очищенная и мелко нарезанная луковица среднего размера
• 1 средний огурец, вымытый, очищенный от семян и мелко нарезанный
• 1 большой зеленый перец или два перца перца, очищенные от семян и мелко нарезанные
• 1 большой очищенный от семян и мелко нарезанный помидор
• 1 ч. л. сумаха
• 1 небольшая горсть нарезанной петрушки
• небольшая горсть нарезанной мяты

Для заправки

• 2 ст. л. оливкового масла
• 1 сок лимона
• 1 ч. л. яблочного уксуса
• соль и перец по вкусу

• Прежде всего, посыпьте сумахом нарезанный лук, отожмите и добавьте в небольшое количество смеси чаша.

• Теперь добавьте огурец, перец и помидор. Аккуратно перемешайте.

• Время петрушки и мяты. Смешайте их тоже.

• Добавьте ингредиенты для заправки в формочку или аналогичную форму и перемешайте, прежде чем поливать пастуший салат.

• Если вы развлекаетесь, переложите пастуший салат в чистую сервировочную тарелку.

• Как и во всех наших рецептах, количество калорий является приблизительным ориентиром для нашего пастушьего салата. Количество заправки, которую вы используете, повлияет на количество калорий.
• Пастуший салат также иногда называют салатом чобан из-за его турецкого названия, çoban salatası.
• Мы добавляем листья мяты и яблочный уксус по вкусу. Не стесняйтесь оставлять их.

А это твой чобан салатасы – рецепт пастушьего салата.

Так просто. Простое празднование и вестник более теплых температур.

Подача пастушьего салата

Если вы собираетесь на ужин из более чем двух человек, очевидно, вы можете просто умножить количество в рецепте. Поиграйте с заправкой, чтобы она соответствовала вашему вкусу.

Свежий хрустящий пастуший салат с сумахом

Если вы регулярно следите за нашим блогом, то знаете, что мы любим острую пищу.

В Турции зеленый перец (sivri biber) иногда может быть очень острым. И многие люди любят включать острый перец в рецепт пастушьего салата.

Однако в данном случае, как и в случае с такими блюдами, как барбунья пилаки, мы не идем по горячему пути.