Мария элькина архитектурный критик: Мария Элькина

Содержание

Мария Элькина

Выберите автораЛев ЛурьеАктёр театра Karlsson HausАлександр АгеевАлександр БоровскийАлександр БравоАлександр БуровАлександр БутягинАлександр Гладкий и Вера НосковаАлександр КибасовАлександр МосягинАлександр СоколовАлександр УткинАлександр ХватовАлександра БогдановичАлексей ЕкайкинАлексей ЕрофеевАлексей ЕшинАлексей Коваль Алексей Курбановский Алексей ЛарионовАлексей МирошниченкоАлексей МоторовАлексей СахнинАлена ЛомовцеваАнастасия БурковскаяАнастасия Мурзина Анастасия ЧернышоваАнастасия Шифрина-ШидловскаяАнатолий ЗаславскийАндрей АствацатуровАндрей ЖуковАндрей ХлобыстинАндрей ЧапаевАндриан СелинАнжела ПаульсАнна АлексахинаАнна БеляеваАнна ЛевинаАнна МарковичАнна РусиноваАнна-Ксения ГалактионоваАнтон БарчукАнтон УспенскийАнтонина РумянцеваАрон ЗинштейнАрсений ВеснинАрсений СуржаБогдан КоролекБорис АверинБорис Казаков и Марина АлексееваВадим ВысоцкийВалентина БубыреваВалерий ДымшицВалерий ШубинскийВасилий ЦырлинВера БиронВера ГефтерВера КастрельВиктор АмчиславскийВиктория БелозероваВиктория ПоликарповаВита ХлоповаВладимир ЗагоровВладимир КорольковВладимир ФёдоровВладимир ЧекуновВладислав СоболевВсеволод ГрачГалина АнисимоваГалина ОстровскаяГлеб ЕршовГлеб МоревГригорий Залманович Медников Григорий КонниковГюляра Садых-задеДавид ГолощёкинДарья ПавленкоДенис АхапкинДенис РомодинДмитрий БыковДмитрий Викторович ГельтманДмитрий ГанопольскийДмитрий ГригорьевДмитрий ГрозныйДмитрий ГубинДмитрий ГусевДмитрий ЖуравлёвДмитрий Искра-ГаевскийДмитрий Каминкер Дмитрий МакаровДмитрий ОзерковДмитрий ПейчевДмитрий Сергеевич Беляев Дмитрий ЧерепановЕвгений АнисимовЕвгений БалашовЕвгений ВышенковЕвгения ШестаковаЕкатерина АндрееваЕкатерина БыковаЕкатерина ЛатышеваЕкатерина НехорошеваЕкатерина УголеваЕкатерина УмняковаЕкатерина ЮхнёваЕлена БорзоваЕлена Булгакова-ЛесковаЕлена ОрандаренкоЕлена СтанкевичЕлена ТолмачеваЕлена ТравинаЕлена ЯковлеваЕлизавета ЛихачёваЗоя КупцоваИван Владимирович Черепанов Иван ГоворковИван КвасовИван КравченкоИгорь Викторович ЗиминИгорь ГолышевИлья ДоронченковИлья ЛазерсонИлья СтоговИнна ВоскобойниковаИрина БагдасароваИрина КарасикКамилла КадыроваКатарина ЛопаткинаКатерина МурашоваКира ДолининаКирилл БорисовКирилл МасленниковКонстантин ШолмовКсения КаландароваКсения КомлеваКсения РемезоваЛейла ГучмазоваЛидия КотлярЛиза СавинаЛюбовь БезруковаМаксим БабенкоМаргарита СлуцкаяМарина Анатольевна БабуринаМарина МасленниковаМарина Спивак и Александр ПозинМария ПертаяМария ПесияноваМария СалтановаМария СурвиллоМария ЭлькинаМаша ГончароваМелитина ЛеоноваМихаил НикитинМэган Александровна ВиртаненНадежда МорозоваНадежда ШевчукНаталия ФиссонНаталия ЦендровскаяНаталья БородинаНаталья Дёмина Наталья ЗазерскаяНаталья Ивановна ТолстаяНаталья КостицинаНаталья СлащеваНаталья ШкуренокНаш спикер в Третьяковской галерееНикита БрусиловскийНикита ЕлисеевНиколай ЗинковскийНиколай ЗыковНина ТарасоваОксана ТокрановаОксана ИвановаОксана КиташоваОлег ВалерскийОлег СтребковОлеся ГонсеровскаяОльга ГаланинаОльга Израилевна ПугаеваОльга КожураОльга ЛеонтьеваОльга НабоковаОльга РодинаОльга СапанжаОльга Шаповалова Ольга ЮдинаОльга ЯковенкоПавел БабинцевПавел ИгнатьевПавел Котляр Павел ЛобковПавел ЛурьеПейчева Анна ЮрьевнаПётр СуспицынПолина ЛюбимоваПолина ФоминаРимма РаппопортРоман ВезенинРоман ГерасимовРоман ГригорьевСветлана КанаеваСветлана Мурашкина Сергей БабушкинСергей Владимирович ФёдоровСергей СоколовСергей ЧубраевСнежана АтановаСотрудник театраСофья ЛурьеСпикер Дома культуры Льва ЛурьеТамара Иванова-ИсаеваТатьяна ЕршоваТатьяна МучникТатьяна МэйТатьяна ТолстаяТатьяна Тюлюкина Тимофей ДолговТупицына Марина ПетровнаФёдор БахаревФедор ГавриловФёдор ПогореловЭкскурсовод музеяЮлия ВетроваЮлия Владиславовна МалковаЮлия ГазетдиноваЮлия ДемиденкоЮлия КлейманЮлия КюллененЮлия ЛукьяноваЮлия ПавлоцкаяЮрий МолодковецЯков ГординЯрослав ЛеонтьевДмитрий Филатов

Встречи Прогулки Отзывы

Архитектурный критик, член Совета по сохранению наследия.

«Мои первые два осознанных ярких впечатления в связи с архитектурой – это дом на Смоленской в Москве Ивана Жолтовского и книга Рема Колхаса «Обезумевший Нью-Йорк». Я училась на искусствоведа в Академии художеств, и на четвёртом курсе почувствовала, что в архитектуре есть, с одной стороны, порядок, а с другой — невероятная созидательная энергия, того и другого гораздо меньше в изобразительном искусстве. Конечно, в первую очередь предметом моих интересов является современность. Критик в некотором смысле является антиподом историка. Последнему важно зафиксировать, как все было, разложить по полочкам, уточнить, так сказать, музеефицировать, если не в прямом, то в переносном смысле. Критик же всегда думает только о будущем, о переменах, которые так или иначе неминуемы в городском пейзаже, тут не может быть никакой системы и никакой последней ясности. Мне важен живой процесс, то, как архитектура, будь то итальянское барокко или голландский структурализм, формирует нашу повседневную жизнь, наши ощущения и взаимоотношения друг с другом»

Актуальные мероприятия:

Каменноостровский как обещание будущего. С Марией Элькиной.

Следите за руками! Главные петербургские мифы и их разоблачение. По воде с Марией Элькиной

Такой нерусский Выборг: расшифровка скандинавской аутентичности с Марией Элькиной

Архитектурный критик Мария Элькина: «Главная проблема Петербурга – все вертится вокруг денег»

Общество

Лауреат премии «ТОП 50» архитектурный критик Мария Элькина выпустила в издательстве «Арка» книгу «Архитектура. Как ее понимать» с рисунками архитектора Сергея Чобана, которая учит разбираться в строении не только зданий, но и целых городов. Для «Собака.ru» она написала колонку обо всем, что наболело.

Кажется, я многовато пишу, но даже несмотря на это некоторые вещи остаются за скобками. Иногда думаешь, что лучше промолчать, что-то неловко произносить вслух, для чего-то не находится случая, а без случая тем более неловко. Словом, премия «ТОП 50» — отличный повод выговориться.

Люди при знакомстве со мной часто переспрашивают, услышав ответ на вопрос, чем я занимаюсь. Архитектурный критик, действительно, редкая профессия, их даже в Нью-Йорке можно по пальцам пересчитать. И все же я бы предпочла обсудить с ними итальянскую пасту или какой-нибудь толстый роман. Существует масса параллелей между архитектурой и едой. То и другое прочно связано с экономикой, с эволюцией и смешением традиций. В конце концов, то и другое должно приносить чувственную радость.

Я брезгливо отношусь к людям, укоряющим меня тем, что мой папа — директор Сытного рынка. Надо сказать, что делают это не только случайные читатели городских изданий, но и люди интеллектуальных профессий, журналисты и сотрудники известных в городе архитектурных бюро. Лично меня нападки не задевают, разве что удивляют. Я горжусь папой — надеюсь, мне удалось у него чему-то научиться.

Слова «критикесса», «кураторка» или «авторка» звучат комично, а еще более комично то, как серьезно к ним относятся «борчихи» за равенство. Если бы мужчины из каждого утюга ныли и требовали себе побольше прав, я бы потихоньку начала терять к ним уважение.

Плащ, блуза, брюки и босоножки Gerard Darel

Зря мы представляем себе градозащитников в образе этаких Робин Гудов. Большинство из них преследуют конкретные земные интересы — финансовые, карьерные или политические. Да и самолюбие никто не отменял.

По мне, просто глупо требовать убрать террасы кафе с тротуаров или превратить Охтинский мыс в археологический парк. Есть масса вещей, действительно необходимых Петербургу: зелень, более совершенный общественный транспорт, высокое качество проектов.

Петербургские архитекторы, бывает, грубо заимствуют у западных коллег. Вот, скажем, дом «Мегалит» на Октябрьской набережной Евгения Герасимова — неумелое повторение идеи, которую использовало архитектурное бюро MVRDV в здании Mirador в Мадриде. Гигантские двери и мостики-переходы в Главном штабе наша «Студия 44» подсмотрела в музее «Эрмитаж-Гуггенхайм» в Лас-Вегасе, спроектированном бюро OMA, — и тоже не смогла воспроизвести достойно оригинала.

Но больше всего раздражает даже не сам факт копирования, а хорошая мина при плохой игре: петербургские зодчие строят из себя серьезных профессионалов, да еще могут как-то нелестно отзываться о знаменитых бюро.

Архитекстуре навязали социальную поверстку

Нужно разделять провинциализм и местечковость. Провинциализм в хорошем смысле — это умение жить без оглядки на глобальный успех, только так и можно. А вот местечковость — разновидность невежества, когда ты толком и не представляешь, что происходит в большом мире, пытаешься изобретать велосипед без особого успеха, но страшно собой горд. В архитектуре и градостроительстве в Петербурге последнее встречается слишком часто.

Самая серьезная проблема в Петербурге (да и в тысячах других городов) заключается в том, что все вертится вокруг денег. Они главная цель не только для девелоперов, но и для чиновников, архитекторов и даже для простых людей. Цена квадратного метра, бюджет, инвестиции, ипотека, сроки окупаемости служат всегда решающими аргументами.

Чтобы что-то стало по-настоящему лучше, должны измениться в первую очередь ценности. Нужно снова научиться задавать себе сложные вопросы. Например: «Зачем мы все это делаем?» и «Как мы бы хотели в идеале жить?» Или просто: «Во что мы верим?» Деньги хороши, когда они способ чего-то достичь, а не пункт назначения.

Архитектура во всем мире сейчас едва ли переживает расцвет. Строится много хороших зданий, но со времен звезд рубежа веков — Рема Колхаса, Фрэнка Гери, Захи Хадид — ярких явлений мы наблюдаем ничтожно мало. Архитектуре, и не только ей, слишком прочно навязали социальную повестку. Ставшая популярной после кризиса идеология скромности, преодоления пропасти между богатыми и бедными симпатична, но она в большой степени порождена страхами и поэтому навязывается слишком агрессивно. Установка «этика важнее эстетики» стала чуть ли не обязательной. Но этика предполагает заранее известные ответы, ей не нужно воображение. Настоящая архитектура — это всегда шаг в неизвестное, она рождается из детского любопытства и подросткового бесстрашия.

Конечно, тут есть риск провала, но без него и открытий быть не может.

С несколькими архитекторами меня связывают приятельские отношения, но начинаются они всегда с того, что человек мне профессионально интересен. Не думаю, что личные симпатии как-то всерьез влияют на мое мнение. Скорее наоборот.

Когда, учась в Академии художеств на факультете теории и истории искусств, я мечтала стать архитектурным критиком, то представляла, что в нашем городе будут строить лучшие архитекторы мира, а я буду об этом писать. Пока этого не случилось, но не вижу причин терять энтузиазм. Все впереди, мы еще обязательно сделаем Петербург лучшим городом на планете. Если с умом взяться, то такой проект можно осуществить лет за пятнадцать.

Мост Бетанкура Единственный неразводной мост через Малую Неву, открытый в мае 2018 года к чемпионату мира по футболу, соединяет Василеостровский и Петроградский районы через Петровский и Серный острова. По первоначальному проекту высота его пилона должна была составить 90 метров, но в итоге была понижена до 44 метров. Мост назван в честь создателя Института путей сообщения и транспортной системы Российской империи Августина де Бетанкура.
Узнать подробнее

Благодарим израильское бистро SAVIV за помощь в организации съемки

фото: Анисия Кузьмина
стиль: Эльмира Тулебаева
ассистенты стилиста: Анастасия Цупило, Александра Дедюлина

визаж: Алена Кондратьева
прическа: Гаяне Оганесян (Park by Osipchuk).

«Собака.ru» благодарит за поддержку партнеров премии «ТОП50 Самые знаменитые люди Петербурга 2019»:

главный универмаг Петербурга ДЛТ,

Испанский Ювелирный Дом TOUS,

glo,

Nespresso,

Премиальные классы Яндекс. Такси.

Следите за нашими новостями в Telegram

Автор:

andrey, 27 июня, 2019

Люди:

Мария Элькина

Могут ли прогресс и общественный интерес идти рука об руку — Bird In Flight

Одним из основных идеологических наследий Баухауза является идея о том, что архитектура должна создавать общественное благо посредством инноваций. Во второй статье этой серии Мария Элькина объясняет, кто выжил в современной архитектуре: прогресс или нравственные императивы.

Вместо этой статьи можно было бы написать две разные: одну об архитектуре как социальном проекте, а другую — о техническом прогрессе как источнике художественного поиска. Оба они были бы интересны, но история теряла бы самое главное — сильную, хотя и не всегда очевидную связь между ними.

Быстрое промышленное развитие 19 века привело к массовой городской бедности. Идея Баухауза, как и идея модернистского проекта в целом, заключалась в том, чтобы использовать инновации для достижения обратного эффекта — социальной справедливости. Всеобщее правосудие рассматривалось как коммунистическая утопия, абсолютно новый мировой порядок, где все будут равны, а на практике каждый гражданин будет иметь минимум удобств.

Архитекторы-авангардисты видели причину плохих условий жизни большинства горожан не в стремительном технологическом скачке, а в том, что консервативная архитектура с длительным производственным циклом не сделала этот скачок вовремя.

Тот же консервативный подход привел к тому, что социальный проект, задуманный в Баухаузе, не имел немедленного успеха. До Второй мировой войны он существовал в виде отдельных экспериментов и относительно массово применялся только в Тель-Авиве и некоторых городах СССР.

Меонот Овдим, Тель-Авив. Архитектор — Арье Шарон. 1930-е годы. Фото: wikimedia.org

Здание в Тель-Авиве. Фото: BernieCB / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: y____ / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: Йонас Гензель / Flickr

Напротив, с конца 1940-х годов как в полуразрушенной Европе, так и в других частях мира модернизм праздновал почти бесспорную победу. Идентичные дома были построены из элементов, которые были произведены на заводах, заполняя страны и континенты похожими районами. В этом, собственно, и заключалась главная новация изначально: удешевить типовую квартиру за счет массового производства.

Побочные эффекты были ошеломляющими. В 1960-е годы американский экономист Джейн Джейкобс довольно убедительно говорила, что городская среда, которую в XIX веке считали трущобами, более плодотворна, чем промышленные улицы широких проспектов, заставленных безнадежно похожими зданиями. Критика функционального подхода к жилищному строительству в 1960-х и 1970-х годах была очень разнообразной, но в основном она касалась того факта, что с оптимизацией как конечной целью слишком многие человеческие потребности, такие как разнообразие или общение вне дома, оставались без внимания.

Идентичные дома были построены из элементов, которые были произведены на заводах, наполняя страны и континенты похожими районами.

Интуитивно у многих профессионалов, а тем более у простых людей, сложилось впечатление, что именно увлечение новизной привело к таким печальным результатам. В русском языке слово Баухаус до сих пор часто ассоциируется с нигилистическим отказом от здравых традиций прошлого.

В то же время новые материалы или технологии сами по себе не могли стать причиной недопустимого упрощения архитектуры. Вероятно, главную роль здесь играла социальная составляющая, диктовавшая сохранение всего, что не считалось нужным. Простое эстетическое увлечение минимализмом вряд ли могло иметь столь масштабные последствия и, вероятно, осталось бы до наших времен в виде дорогих и по-своему роскошных зданий третьего директора Баухауза Миса ван дер Роэ. Ричард Роджерс, ведущий современный архитектор, сказал, что неверным был не принцип, согласно которому технический прогресс служил социальному прогрессу, а догматический подход, который его сопровождал, а также игнорирование такой важной городской функции, как коммуникация.

Сам Роджерс впервые прославился благодаря экспериментальным зданиям, которые он делал легче, используя в основном металл и стекло, обнажал конструкцию зданий, включая вентиляционные трубы, и пытался создать архитектуру, меняющуюся во времени. На его знаменитой Лондонской фондовой бирже стены можно было убрать, чтобы увеличить площадь здания. Действительно, Роджерс — хозяин общественных пространств, будь то внутри офиса или на прилегающей площади.

Здание Национальной ассамблеи в Кардиффе. Архитектор — Ричард Роджерс. Фото: wikimedia.org

В то же время его авторитета и достижений было недостаточно, чтобы оправдать инновации. Сегодня единственное, что не подвергается сомнению в публичном пространстве, — это идея о социальной роли архитектуры — она по-прежнему призвана создавать лучшую жизнь как можно большему количеству людей. Профессиональный поиск сам по себе привлекает гораздо меньше внимания, а иногда его даже критикуют за излишнюю экстравагантность, как это случилось с проектами Захи Хадид.

С точки зрения технологий архитектура отстает не только от многих других областей, таких как транспорт, но и от собственных представлений о том, что возможно. Мечты о динамичной архитектуре, родившиеся в XIX в.60-х, еще ни во что заметное не воплотились. Эксперименты Роджерса и других архитекторов его поколения не стали частью общей практики, как и другие достижения последующих десятилетий, такие как конструкции с изогнутыми линиями.

Архитектура стоит не только за многими другими областями, такими как транспорт, но и за собственными представлениями о том, что возможно.

Может быть поэтому архитектура не очень успешно решает социальные задачи: она все еще пытается реализовать повестку пятидесятилетней давности? И в этом случае кто был неправ — те, кто хотел, чтобы прогресс служил человечеству, или те, кто впоследствии разочаровался в прогрессе?

В любом случае отношения между изобретением и его общественной ценностью не являются полными. С одной стороны, миллиарды людей в мире получили стандартный набор удобств — и уже воспринимают его как должное. С другой стороны, своим частичным провалом модернистский проект обязан проникновению этического императива, который в итоге сделал архитектуру более консервативной как по целям, так и по средствам.

Можно не сомневаться, что баланс, который сегодня уверенно сместился в сторону идей, в ближайшем будущем сдвинется обратно — и архитектура сделает еще один технологический скачок. Можно представить, что довольно скоро люди будут строить свои дома, сидя за компьютером, и здания смогут менять форму за считанные минуты. Чтобы не повторять ошибок прошлого, следует заранее подумать не только о том, как использовать это во благо большинства, но и как сделать это без последствий, пугающих это самое большинство.

Здание в Тель-Авиве. Фото: Spicygreenginger / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: Дэнни Бирчалл / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: Spicygreenginger / Flickr

Фото на обложке: Здание в Тель-Авиве. Фото: Йонас К. / Flickr.

Мыс Доброй Надежды

В марте были подведены итоги конкурса на лучшую концепцию развития мыса Охта. Ранее «Газпром нефть» планировала построить здесь самую высокую башню в Европе, а теперь намерена разместить на мысе свою штаб-квартиру. В конкурсе приняли участие семь архитектурных компаний, в финал вышли четыре иностранные, победителем вышел проект Nikken Sekkei.

Ниже мы публикуем все семь проектов, участвовавших в конкурсе.

***

Никкен Секкей. Победитель

Японских архитекторов вдохновила морская слава Петербурга и тот отрезок истории, когда верфи располагались на Охтинском мысе: в версии победителей штаб напоминает два качающихся на волнах корабля – мать и ребенок, как ласково назвал их Фади Джабри, генеральный директор Nikki Sekkei, на прекрасном русском языке во время презентации на РБК.

По словам заказчика, функции зданий еще обсуждаются; четкого разделения на «офисные» и «общественные» здания, скорее всего, не будет. Внутри создадут уютное защищенное от непогоды пространство с висячими садами, водными каскадами и объектом под названием «Яйцо Фаберже», который выглядит как домик на дереве. Меньшее здание соединено с большим вогнутой крышей с обзорной площадкой. Негативное пространство между ними образует рамку, внутри которой «оголяется» Смольный собор.

Концепция развития территории мыса Охта.
Авторские права: Изображение предоставлено пресс-службой «Газпром нефти» © Nikken Sekkei
Концепция развития территории мыса Охта.
Copyright: © Nikken Sekkei / предоставлено РБК Санкт-Петербург
Концепция развития территории мыса Охта.
Авторские права: © Nikken Sekkei / предоставлено РБК Санкт-Петербург
Концепция развития территории мыса Охта.
Авторские права: Изображение предоставлено пресс-службой «Газпром нефти» © Nikken Sekkei

Критики проекта отмечают прагматичность и нейтральность представленного архитекторами решения, отсутствие интриги и относительную сложность реализации. Стеклянный фасад не совсем экологичен, к тому же он порождает явление псевдопрозрачности: несмотря на «хрустальные» стены, здание выглядит монолитно и не очень гостеприимно. Также нет ясности, что будут делать с археологическими находками.

Подробнее о проекте ->

МВРДВ. Финалист

Судя по тому, что пишут в информационном поле, этот проект имел наибольший успех у публики. Секционный объем офисного здания, композиция которого напоминает абстракции Василия Кандинского, опирается на 119 колонн, между которыми растут деревья. По проекту этот «лес» вместе с зеленой крышей с буйной растительностью должен был стать полностью доступным для горожан.

Цели голландской компании довольно амбициозны: построить самое большое деревянное здание в мире, возродить экосистему, создать умную рабочую среду, связать множество контекстуальных нитей, от болот и крепости Ниеншанц до барокко и советской архитектуры. наследие этой местности. Новейшие зеленые технологии обеспечивают «чистую» эксплуатацию здания.

Проект увлекательный и интригующий. Однако, прочитав сопроводительную заметку к «манифесту», вы можете понять, почему ему не удалось занять первое место. «Газпром, — говорит Вини Маас, — входит в тройку крупнейших компаний мира по выбросам углерода, и наша компания решительно привержена устойчивому дизайну». Чтобы решить эту моральную дилемму, архитекторы придумали слитый с ландшафтом проект штаб-квартиры, который не наносит вреда окружающей среде и не использует для своей поддержки ископаемое топливо, при этом делая как раз обратное, т.е. очищая воздух. углекислого газа.

Реализация такого проекта, не делающего прямого заявления о мощи нефтяной корпорации, но во многом полезного для города, действительно была бы выгодным компромиссом. Однако существуют и альтернативные мнения. Например, Евгений Герасимов считает проект надменным и утверждает: во-первых, деревья на крышах и под домами не растут в нашем климате, во-вторых, загораживание моста свидетельствует о непонимании архитекторами основ градостроительства, и, если убрать зелень, останется хаотичная куча кубиков — а хаотичные формы — это что-то совершенно несовместимое с Петербургом. Эта точка зрения лишь подтверждает необходимость обсуждения будущего мыса открыто и с привлечением профессионалов и городского сообщества.

Подробнее о проекте ->

Valode&Pistre. Финалист

С первого взгляда проект, предложенный французской архитектурной компанией, удивляет продуманным дизайном, возникающим из-за контраста между острым углом и волнообразным фасадом – при взгляде сверху здание напоминает сегмент, высеченный из гигантского прямоугольный блок. Контраст, как следует из пояснительной записки, отражает различный характер рек Невы и Охты, слияние которых является еще одной смысловой нагрузкой сайта. Со стороны Охты фасад более-менее однообразный и спокойный, как вода речки. Со стороны Невы выразительны волны, изгибы которых обрамляют участки с археологическими находками.

Широкие горизонтальные фасады – дань непрерывному развитию петербургских набережных. А на «волне», идущей к Неве, благодаря изгибам стекла и игре рефлексов создается вертикальный ритм, перекликающийся с правильным ритмом колоннад исторических зданий. По мнению авторов, световые и цветовые эффекты напоминают цвета архитектуры русского барокко, характерные для Санкт-Петербурга.

Подробнее о проекте ->

UNStudio. Финалист

В этой концепции, как и в победителе, здание состоит из двух блоков. Эти два блока соединены большим «коридорным» атриумом, который служит главным входом и основным общественным пространством. Атриум открывает вид на Смольный собор и соединяет город с набережной, одновременно предлагая площадки для проведения выставок, мероприятий и отдыха не только горожанам, но и сотрудникам компании. Для последних созданы комфортные условия работы: современные климатические системы, естественное освещение, зоны коворкинга и отдыха, а также обилие растительности в интерьере и на прилегающих территориях.

Композиция вдохновлена заостренным планом крепости Ниеншанц, а сложные стеклянные фасады должны напоминать грани драгоценного камня, заключенного в первозданную рамку. Наклонные объемы не только создают выразительную скульптурную поверхность, но и защищают помещение от прямых солнечных лучей и перегрева. Отражения позволяют фасаду меняться в зависимости от погоды и времени суток, как это делает Нева.

Подробнее о проекте ->

Далее показываем проекты, которые участвовали в конкурсе, но не вышли в финал.

Сергей Скуратов архитекторы

Наиболее продуманной выглядит концепция Сергея Скуратова. На сайте компании много картинок и пояснений, согласно которым символическое здание напоминает нейрон с аксонными и дендритными лучами, «звездой, посланием и сигналом, сиянием, вспышкой энергии». Вогнутые фасады подхватывают петербургскую тему полукруга, «изменив первоначальный план Воронихина с двумя колоннадами для Казанского собора, который так и не был осуществлен». Пять световых люков различной формы, словно всплески на поверхности воды, размещены на плоской озелененной эксплуатируемой крыше.

Внутренние пространства должны создавать иллюзию того, что город действительно далеко — для этого авторы проекта предлагают использовать декоративные растения и культуры, которые планируют поливать дождевой водой. Активный динамический фасад способен регулировать теплообмен с внешней средой.

Подробнее о проекте ->

Вид с Охтинской набережной на Смольный собор. Концепция развития территории мыса Охта.
Copyright: © Сергей Скуратов ARCHITECTS
Главный вход в комплекс со стороны Красногвардейской площади. Концепция развития территории мыса Охта.
Copyright: © Сергей Скуратов ARCHITECTS
Главный атриум. Вид на амфитеатр из бара. Концепция развития территории мыса Охта.
Copyright: © Сергей Скуратов ARCHITECTS

КОСМОС

Представленный бюро «Космос» проект аналогичен проекту МВРДВ по созданию дробного и гостеприимного здания. Московских зодчих, как и голландских, вдохновляли в том числе дворы и крыши Петербурга.

Плотный объем офисного здания прорезан объединенными в единую систему дворами, каждый со своей атмосферой и ландшафтом. Центральный двор можно закрыть раздвижными дверями и превратить в концертный зал или выставочную площадку. Основное общественное пространство расположено на крыше и по своим масштабам сравнимо с Дворцовой площадью или Марсовым полем. В этом проекте из парка, который авторы предложили сделать доступным для горожан круглосуточно, открываются виды на Смольный собор и Неву. В нем архитекторы разместили амфитеатр, беговую дорожку, кафе, коворкинг-пространства и поле для мини-футбола со зрительскими местами.

Подробнее о проекте ->

ABD Architects в консорциуме с Ingenhoven Architects

И снова «моно-здание». Он обращен к набережной четырьмя террасами, между которыми образованы три площади, и к городу сплошным полукольцом фасада. В многоуровневых атриумах-«колодцах» растут сосны и другие крупные деревья. Здание покрыто прозрачной крышей, которая пропускает много естественного света. «Образ здания — новаторская интерпретация набережных Невы», — говорится на сайте АБД.

Подробнее о проекте ->

***

Мыс Охта – территория, столь же важная для Санкт-Петербурга, как и Тучков Буян, о котором говорят весь последний год. Археологи нашли здесь остатки шведской крепости Ниеншанц, рядом находится Смольный собор, Нева, Большеохтинский мост — тоже факторы, а вокруг невнятная городская обстановка: место загружено машинами и не имеет был связан с городом на протяжении многих лет.

Пользуясь карантинным затишьем, петербургская общественность обращает внимание на закрытый конкурс в надежде на пересмотр его результатов.

Архитектурный критик Мария Елькина запустила петицию с просьбой более удачного проекта, который мог бы стать «компромиссом между интересами города и «Газпром нефти». «Моя петиция в конечном счете не для конкретного проекта и даже не для публичного обсуждения сама по себе — она для пересмотра повестки вокруг Охтинского мыса и всего, что строится в Петербурге», — пояснила Мария на своей странице в Facebook. На данный момент петицию подписали более 2800 человек.

Некоторое время назад РБК организовал онлайн-конференцию: присоединиться к ней интересно хотя бы посмотреть на экспертов в «домашней» обстановке — главный архитектор Владимир Григорьев, например, выступил с поддержкой портретов Владимира Путина и Александра Беглова , а президент местного Союза архитекторов Олег Романов – из своего охотничьего домика. По итогам беседы сформулировали совет для клиента: искать интригующее, а не практичное архитектурное решение, продумывать программу общественного пространства и транспортных потоков, учитывать сложный контекст места – с его археологические ценности, советское наследие и прочий «багаж». Владимир Григорьев не исключил, что проект будет рассмотрен горсоветом.

homyrouz.ru — Банкетный зал Хоми Роуз

Мария Элькина

Актуальные мероприятия:

Архитектурный критик Мария Элькина: «Главная проблема Петербурга – все вертится вокруг денег»

Могут ли прогресс и общественный интерес идти рука об руку — Bird In Flight

Меонот Овдим, Тель-Авив. Архитектор — Арье Шарон. 1930-е годы. Фото: wikimedia.org

Здание в Тель-Авиве. Фото: BernieCB / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: y____ / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: Йонас Гензель / Flickr

Здание Национальной ассамблеи в Кардиффе. Архитектор — Ричард Роджерс. Фото: wikimedia.org

Здание в Тель-Авиве. Фото: Spicygreenginger / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: Дэнни Бирчалл / Flickr

Здание в Тель-Авиве. Фото: Spicygreenginger / Flickr

Мыс Доброй Надежды

Добавить комментарий Отменить ответ