Терновая корона московского модерна — Мослента
Идея этого грандиозного проекта принадлежала знаменитому купцу и меценату Савве Мамонтову. Работали над его воплощением лучшие художественные силы страны. И хотя здание в итоге было построено, его создателям оно не принесло ни радости, ни творческого удовлетворения. О величественном замысле и трагической истории гостиницы «Метрополь» читайте в материале МОСЛЕНТЫ.
«Венец художественного развития»
Модерн многолик. Во Франции и Бельгии его знают как «ар-нуво» и «конец века», в Австрии как «сецессион» (раскол), в Германии — «югендштиль», в Италии — «стиль либерти», в США как «стиль Тиффани».
Наше русское название тождественно английскому и подчеркивает современность и актуальность нового направления. Отказ от четких прямых углов, возврат к природе, обилие тонких, грациозных линий, полет авторской фантазии, использование новейших материалов и целостность внутреннего и внешнего убранства были в той или иной степени свойственны всем представителям этого течения, в то же время модерн очень разнообразен.
Это скорее дух, идея, образ восприятия мира и самовыражения, нежели четко регламентированный шаблон.
Модерн великого каталонца Антонио Гауди совершенно не похож на модерн венского зодчего Отто Вагнера или американца Луиса Салливена. Тем не менее, идеология их работ очень близка. Просто каждый вдохновлялся чем-то своим.
Но модерн — это не только архитектура. Это течение объединяет представителей всех видов искусств – театра, хореографии, поэзии, музыки, живописи. С одной стороны, это дух романтического поиска нового пути, синтеза искусств и стилей, творческой самоиронии, с другой — пессимизм от всепоглощающей мещанской пошлости, кризис буржуазных идеалов, духовная усталость.
Это мир удивительных откровений и свободы самовыражения, который был густо замешан на абсенте, кокаине, а то и опиуме. Конечно, не все люди модерна были подвержены этим порокам, но они очень вписывались в мироощущение и богемный образ жизни.
Русский модерн это, прежде всего, «Мир искусства»: Бенуа, Бакст, Серов, Левитан и, конечно, великий организатор Дягилев.
Близки к ним были и архитекторы, работавшие в этом стиле.
Двумя титанами московского модерна рубежа веков считались Федор Шехтель и Лев Кекушев. Очень разные, но в то же время близкие по мировоззрению и творческому пути мастера, похожие манерой и выдающейся одаренностью.
Оба были весьма востребованы в среде богатейших московских заказчиков, посему конкуренция между ними шла, скорее, на творческом уровне. Весь город обсуждал очередной шедевр Кекушева и ждал, чем ответит Шехтель. И он отвечал. И газетчики бросались обсуждать каждую деталь нового задания.
Кстати, первенство здесь принадлежало Кекушеву — именно он построил первый в Москве дом в стиле модерн и сразу стал знаменитым. Речь идет об удивительном особняке Листа на углу Глазовского и Денежного переулка. Кстати, отличный повод подробнее поговорить о знаменитом архитекторе.
Лев московского модерна
Лев Кекушев родился в семье русского офицера и дворянина, супругой которого была представительница старинного шляхетского рода.
Лейб-гвардии Павловский полк был расквартирован в Польше, где отец будущего архитектора Николай и познакомился с Констанцией.
По служебной необходимости Кекушевы много поколесили по городам и весям, пока, уже после отставки главы семейства, не обосновались в Вильно. Там Лев отучился в гимназии и 1883 году поступил в Институт гражданских инженеров в Петербурге, по окончании которого получил «за успехи в архитектуре» серебряную медаль, звание гражданского инженера и право на чин X класса.
Он был рекомендован для работы в столице, но предпочел переехать с Москву.
Может быть, у него были какие-то предложения, или просто конкуренция в первопрестольной была не столь жесткая, как в столице. Москва в это время стремительно богатела и строилась, работы было много, да и свободы больше.
«Молодая ее (московская – ред.) буржуазия европеизируется; среди этих владельцев фабрик, торговых контор и строителей модернизированных особняков явственно замечается тяга к искусству.
Во всей московской жизни, еще азиатски сырой и экзотичной, замечается размах чего-то нового, свежего, своевольного, чуждого придавленности и строгой урегулированности петербургского существования. Искусство отражает эти черты, далекие от пессимизма и утонченной стилизации петербуржцев. Московские художники увлекаются всем новым и ярким, идет ли оно от последних течений Запада или из гущ народной жизни». (Б.Н. Терновец «Русские скульпторы». 1924 год).
Кекушев довольно быстро завил о себе. Сначала он трудился в качестве помощника, а затем, постепенно, обрел и свою клиентуру. Но особое место в жизни молодого мастера сыграло знакомство с Саввой Мамонтовым. Можно сказать, оно оказалось определяющим.
Мамонтов был наследником старинного купеческого рода и крупным бизнесменом, в то же время, весьма творческой натурой. В Италии он брал уроки пения и считался недурным оперным певцом. Покровительствовал театрам, содержал оперную труппу. Его дом в Абрамцево стал одним из центров художественной жизни Москвы, там бывали и работали Репин, Серов, Васнецовы, Врубель, Коровин, Нестеров.
Часто бывал Шаляпин.
Благодаря феноменальной энергии Мамонтов умел организовать вокруг себя удивительное творческое пространство, как магнит притягивал интересных людей. Он обожал все, что связано с искусством, и только в нем видел смысл жизни.
«Спеши жить, не упуская случая что-нибудь лишнее сорвать с жизни», — говорил он. Можно сказать, что Савва Иванович был настоящим человеком эпохи модерна.
Деловые интересы Мамонтова, в том числе, были связаны со строительством железных дорог, для которых требовалось создавать станции и другие постройки. Каким-то образом, он вышел на молодого талантливого Кекушева и его институтского однокашника Иллариона Иванова-Шица. Им было поручено создание типовых вокзалов Северной и Волго-Архангельской железной дороги. Помимо них, архитекторы проектировали водонапорные башни, дома для служащих железной дороги, паровозные депо, казармы и даже бани. И все они тоже получили единое стилистическое решение.
Кекушев обрел финансовую свободу, можно сказать, разбогател.
Женился, родились дети. Естественно, появилась потребность в своем жилье, и тогда Кекушев решил построить для себя дом. Для архитектора это редкая возможность — строить без диктата заказчика, руководствуясь лишь своими идеями. В итоге получился великолепный особняк в стиле модерн, на который сразу образовалось множество покупателей. Правда, зодчий все-таки уступил его богатому предпринимателю Отто Листу.
Но это было только начало. Заказы посыпались на Кекушева, он образовал свое бюро, в котором работали братья Шуцманы, инженер Н.Л.Шевяков, В.В.Воейков и другие. Продолжилась и совместная работа с Мамонтовым.
В это время Савва Иванович вместе с банкиром Яковом Рекком создал «Московское торгово-строительное акционерное общество» — одно из первых девелоперских предприятий города.
Они скупали обветшавшие дома или бесхозные участки земли в центре города и финансировали строительство на них доходных домов или особняков, которые после выгодно продавали. Главным архитектором общества стал Лев Кекушев.
Опять ему повезло — он мог строить практически по своему усмотрению, без диктата заказчика. Подпись модного архитектора Кекушева под проектом была гарантией высокого художественного вкуса и безупречного качества исполнения. По воспоминаниям супруги, если строительство не укладывалось в смету, Кекушев порой докладывал свои деньги, лишь бы не терять в качестве.
Причем, по традиции того времени, отвечал он не только за внешний, но и внутренний дизайн особняков. Практически все его постройки стали памятниками архитектуры, например, стоящие рядом на Поварской особняки купцов Понизовского (дом 42) и Миндовского (дом 44), или доходный дом Исакова на Пречистенке (дом 28). Кстати, последний многие исследователи считают апогеем творчества мастера.
Впрочем, строил Кекушев не только для означенного общества, других заказов тоже хватало. Он был чрезвычайно востребован и трудолюбив.
И на каждой работе Лев Николаевич ставил фирменный знак — изображение льва. Чаще в декоре, иногда в ограде.
Такой своеобразный автограф автора.
Но самый знаменитый лев поселился на втором собственном особняке мастера, который он построил для своей семьи на Остоженке (дом 21). Этот мистический замок и сейчас считается украшением столицы, хотя царь зверей не сохранился — в середине прошлого века при ремонте его сняли. Рядом с особняком стоит великолепный доходный дом (дом 19), который архитектор построил на свои средства и записал на жену. Он так и числится в реестре памятников как «доходный дом Кекушевой».
Манифест нового искусства
Неуемная натура Мамонтова требовала новых грандиозных проектов, и он задумал построить в Москве центр, в котором будет объединено все, что было интересно и дорого Савве Ивановичу.
Если проводить аналогии с современностью, это должен был быть первый культурно-развлекательный комплекс с ресторанами, зимним садом, оперным театром, многочисленными художественными галереями, помещением для проведения спортивных состязаний и гостиницей. С точки зрения формы, новое здание должно было объединить усилия всех близких Мамонтову зодчих — художников, архитекторов, дизайнеров.
«Метрополь» должен был стать манифестом нового искусства, самым грандиозным произведения модерна в городе.
Мамонтов выкупил трехэтажное здание старой гостиницы с Челышевскими банями возле Китайгородской стены напротив Большого театра. Кстати, прикладной, гостиничный аспект этого здания Мамонтова не слишком интересовал, но таково уж было условие городских властей. Проект, естественно, был поручен Кекушеву и его бюро.
«Архитектор Л.Н.Кекушев и инженер С.П.Чоколов на днях выехали за границу для осмотра в Вене, Берлине, Париже и Лондоне больших гостиниц, чтобы при окончательной выработке плана перестройки гостиницы «Метрополь» и сооружения здесь большого театра применить все новейшие усовершенствования, которые введены в Западной Европе». (Газета «Новости дня».1898 год).
Но вот дальше начинается что-то необъяснимое.
Проект Кекушева по неизвестным причинам не устроил заказчика, и он объявил открытый конкурс. В нем участвовали лучшие зодчие страны, но победил Кекушев.
И, тем не менее, Мамонтов поручил руководить строительством не ему, а совсем молодому британцу Вильяму Валькоту (он, конечно, William Walcot, но в России уроженца Одессы звали именно так, с ударением на втором слоге), проект которого занял лишь четвертое место.
Причем за плечами у Валькота не было ни одной самостоятельной работы! Возможно, дело было в деньгах: проект Кекушева подразумевал полный снос старого здания, а Валькот намеревался лишь перестроить его.
Работы были в разгаре, когда случилось то, чего никто не мог ожидать: Мамонтова арестовали. Пешком под конвоем знаменитого «миллионщика» провели через всю Москву до Таганской тюрьмы.
Дело было в том, что увлекающийся Мамонтов, будучи директором и распорядителем, использовал средства одних проектов для реализации других. Но, поскольку почти все предприятия формально были акционерными обществами, это могло затронуть права других акционеров или банков, дававших кредиты.
К тому же, государство некрасиво повело себя, в последний момент отказав Мамонтову в концессии на строительство железной дороги Петербург — Вятка, хотя инициировал дело сам министр транспорта Сергей Юльевич Витте.
Говорили, что это козни министра юстиции Николая Муравьева против Витте.
Так или иначе, формальные прегрешения за Мамонтовым имелись, и дело дошло до суда. Но тут случился казус: выдающийся адвокат Федор Никифорович Плевако сумел доказать, что Мамонтов не имел корысти, а руководствовался лишь интересами дела.
Присяжные его оправдали, и Мамонтов был отпущен, но разорен — все его активы пошли на погашение долгов. Включая недостроенный «Метрополь».
Новые владельцы отказались от услуг Валькота и снова пригласили Кекушева. И он согласился. От проекта англичанина осталась только часть фасада, остальное по просьбе заказчиков Лев Николаевич переделал. Грандиозный театральный зал уступил место ресторану, вместо галерей появился двухзальный кинотеатр и так далее. Вряд ли такое утилитарные перемены нравились зодчему, но, как известно, «заказчик всегда прав».
На этом беды «Метрополя» не кончились — в 1901 году уже почти построенное здание сгорело. Ходили слухи, что пожар возник не случайно и кто-то крупно нажился на страховке.
Интерьеры погибли, все нужно было переделывать заново. Кекушев не нашел в себе сил на «третье пришествие» в этот проект, и восстановлением «Метрополя» занялись другие мастера, хотя авторство осталось за Кекушевым, и многое из его идей было сохранено.
У этого здания множество творцов, и порой трудно понять, конкретно кто и что принес в этот проект. С другой стороны, в этом тоже проявляется дух модерна — коллективное и синтетическое творчество, своего рода, срез эпохи. В гостинице не было одинаковых номеров, каждый из двухсот двадцати отличался дизайном и стилем.
Над интерьерами работали лучшие мастера — от Валькота и всей «бригады» Кекушева до Ивана Жолтовского, Виктора Веснина и, по слухам, даже Шехтеля.
Росписи и элементы внутреннего декора выполнялись по эскизам В. Васнецова и К. Коровина, знаменитое майоликовое панно «Принцеса Греза» сделал Михаил Врубель. Это было коллективное творчество, дань уважения московских зодчих к мечте Саввы Ивановича Мамонтова.
Для Кекушева открытие «Метрополя» стало трагическим рубежом.
Нам точно не известно, что случилось, но где-то в 1906-07 годах в жизни архитектора что-то надломилось. Ходили слухи о проблемах в личной жизни и романе любимой молодой жены (она была на 15 лет младше Льва Николаевича) с кем-то из помощников Кекушева.
Мэтр удара не выдержал. Он съехал из своего особняка, снимал квартиру. Поначалу еще участвовал в каких-то конкурсах, но вскоре вообще пропал из общественной жизни. Потеря интереса к жизни тогда уклончиво называлась «душевной болезнью», а подробности же до нас не дошли.
Возможно, дело в традиционной для русской интеллигенции пагубном пристрастии к горячительному. Жена пыталась его спасти.
Какое-то время они даже снова жили вместе. Сохранилась письмо в Московское архитектурное общество, в котором она просит выделить больному мужу небольшие средства на лечение. Жизнь свою Кекушев закончил в Преображенской больнице (Преображенский вал, 19), которую он в свое время и построил по заказу общины купцов-старообрядцев. Где похоронен знаменитый Лев русского модерна, точно не известно.
МетрОполис | Dagpravda.ru
Теплившаяся было у нас надежда – спасти конный спорт в Дагестане – окончательно улетучилась. На какие средства породистых парнокопытных содержать?! Лучше уж вовсе ликвидировать ипподром.Последних двух лошадок, что паслись на его жалкой лужайке, которых я на днях заметил, проезжая мимо, сдается мне, пустят на колбасу. То, что колбаса будет халяльной, успокаивает, однако обвалившаяся вывеска бывшей конной трибуны на протяжении всей дороги из Махачкалы в Каспийск не выходит из головы.
Одна из главных дорог города – практически все гости из аэропорта едут по ней в нашу столицу. Вот путепровод в начале проспекта Петра I, строительство которого столько лет служило бывшему махачкалинскому градоначальнику наглядной витриной служения народу, далее по пути можно лицезреть хвост дракона, венчающий вход в одноименный парк, и одинокую женщину, с легкой руки того же мэра названную русской учительницей. Далее упираешься взглядом в медные колосья у памятника патриарху колхозного строя и понимаешь, что на этом чудеса современной махачкалинской архитектуры заканчиваются.
Далее лишь скученные многоэтажные дома, угрожающие своим качеством строительства подпирающим их частным домам, сменяются убогими мотелями, вид из окон которых объясняет отсутствие у них балконов – смотреть на город и радоваться нечему. Признаюсь, кое-где бетон и стекло смотрятся вполне монументально, ввиду чего, услышав, как один из жителей столицы прочел вывеску «МетрОполь» с ударением на втором слоге, я даже не удивился. Этот среднестатистический махачкалинец, очевидно, пусть и неосознанно для самого себя, но весьма верно расставил акценты.
Наверняка мне возразят. Дескать, «Анжи-Арена» и спорткомплекс им. Али Алиева – вот подлинные украшения столицы. Глядя на этих красавцев из бетона и стекла, оспорить их монументальность сложно. Более того, на фоне этих баловней прогресса лепнину на фасаде ипподрома хочется отбивать столь же безжалостно, как это делают боевики «халифата», рушившие кувалдами древние ассирийские барельефы в Сирии. И это вовсе не шутка.
Нет, я не за повальное разрушение всего, что было связано с прошедшей исторической эпохой развитого социализма.
Тот же ипподром был для тех лет примечательностью города и даже республики. Эпоха ушла, ушла и эта пусть не самая яркая ее примета. Будет ли что-то новое, что останется не на несколько быстротечных десятилетий? Способны мы такое создать? Не знаю, но хочу верить в созидательные силы наших земляков. А пока смотрю на входную арку стадиона «Труд», которая на фоне недавно построенного впритык к ней стеклобетонного красавца спорткомплекса выглядит словно спуск в адское подземелье на фоне райского «облачка» из киношедевра Фрица Ланга, который еще в 1927 году снял свою известную антиутопию под названием «Метрополис».
Просмотрев фильм, можно убедиться, что жизнь в киношном Метрополисе не сильно отличается от многих современных реалий Махачкалы. Действие в кино разворачивается в Будущем, где огромный футуристический город разделен на две части – верхний Рай, где царствуют «хозяева жизни», и подземный промышленный Ад, обитатели которого однажды решились на мятеж. Бездумный бунт в итоге приводит киногероев к осознанию простой, но актуальной истины: «Во всем, что касается человека, посредником между головой и руками должно быть сердце».
В градостроительстве и архитектуре – тоже.
Metropolis, sin fin / Метрополис, Бесконечный | по *акценту | акцент
Омегар Чаволла-Закариас, BR ’16
Омегар размышляет о своих отношениях с городом, который он знает лучше всего.
[ПЕРЕВОД]
Дорога до вершины заняла около часа. Остановившись, чтобы отдохнуть на стареющей деревянной скамье, я увидел необъятность своего мегаполиса: дома, административные здания, парки и автомагистрали, уходящие за горизонт во всех направлениях, и казалось, что они тянутся бесконечно. Здесь, наверху, воздух был чист, и я был изолирован от артефактов повседневной жизни, которые загрязняют город четырьмя миллионами рутины.
Лос-Анджелес — это скорее идея, чем город; здания — это просто фон, освещенный набором тенденций, мировоззрений, языковых особенностей и постоянным ожиданием солнечного света. Пешие прогулки, например, так же, как ужин в веганских, мексиканских ресторанах или твиты в прямом эфире о вашем очищении соком, являются частью этой эстетики Анджелено.
Большинство городов можно свести к некоторому общему мировоззрению его жителей, но когда ваш город отвечает за киноиндустрию, вы понимаете, что ваша культура — это «Америка», которая экспортируется в штаты этой страны и страны этой планеты. Вы можете быть за три тысячи миль в Коннектикуте или через Тихий океан в Токио, но все равно останутся небольшие напоминания о Лос-Анджелесе, стирающие границы между «домом» и «вдали». Это может быть пекарь из Тулузы, который расскажет вам о своем двухлетнем пребывании в Лос-Анджелесе, где она изучала искусство выпечки кексов, надеясь привезти выпечку в свою родную южную Францию. Это может быть человек в Рейкьявике, который продает хот-доги на углу улицы, объясняя вам, что он копит, чтобы наконец-то посетить одно из самых важных событий индустрии развлечений: ComicCon. — Это в Лос-Анджелесе, да? Это не так, но это моя точка зрения.
Что эти люди ожидали найти, когда пришли сюда? Для посторонних Лос-Анджелес — это солнце, автомобильная культура и серфинг, но вещи в этом городе редко бывают такими, какими кажутся.
Такие существительные, как фитнес и здоровая пища, указывают на одно наблюдение: изображение считается священным превыше всего. Но эти существительные неточны. Пожив здесь, уехав отсюда и вернувшись, начинаешь различать сложность, искажающую проецируемое изображение. Линии начинают расплываться, изображение разваливается. Предложение без существительных непонятно.
Я так и не вернулся на ту тропу каньона. В последнее время небо стало серым, а влажность нарушила мое понимание того, что мне всегда казалось пустыней. Что-то изменилось. Они называют это сезоном дождей, но я никогда не понимал этого существительного.
[ОРИГИНАЛ]
Me tomó casi una hora llegar al punto más alto de la montaña. Desde la banca de madera vieja en la que me senté, podía ver mi enorme metropolis: casas, edificios, parques y autopistas estirándose hasta el Horizonte en cada dirección. Aquí, el aire estaba claro, y estuve aislado de los hechos cotidianos que contaminan una ciudad de cuatromillones de rutinas.
Лос-Анджелес es más bien idea que ciudad; los edificios hacen parte de un escenario iluminado por unas cuantas tendencias, mentalidades, specialidades lingüísticas y una Constante expectación de sol. Ir де excursión por уна montaña, por ejemplo, como salir в рестораны де comida Mexicana веганский о документар ту limpieza де jugo en twitter, es parte де este estético angelino.
La mayoría de las ciudades podrían ser reducidas en explicaciones a alguna mentalidad común de sus residentes, pero cuando tu ciudad es responsable por la industria de cine, te das cuenta que tu propia culture es el «Estados Unidos» que se exporta a los cincuenta estados de este país y a los cientos de países de este mundo. Cuando Los Ángeles es tuya, te puedes alejar lo más que quieras — sea a tres milmillas de distancia en Connecticut o del otro lado del Pacífico en Japón — pero siempre encontrarás pequeños recuerdos que complican la diferencia entre estar “cerca” y estar “lejos ». Quizás моря ла панадера эн Тулуза, дие те cuenta де сус душ душ аноса в Лос-Анджелесе estudiando эль Arte дель кекс queriendo introducir Эсте pastelito су регион натива-дель-сюр-де-Франсия.
Морские викторины о продавце хот-догов в Рейкьявике, которые объясняют, что это ахоррандо, пункт poder por fin ir a uno de los eventos más Importantes en el mundo de entretenimiento: ComicCon. «¿Eso es en Los Angeles, вердад?» La respuesta es no, pero mi punto queda comprobado.
¿Que esperaba encontrar toda esta gente al llegar? А лос estranjeros, Лос-Анджелес себе определяют пор эль соль, эль automóvil у эль серфинг, pero es raro дие лас cosas ан эста ciudad verdaderamente Шон комо aparecen. Sustantivos como salud y comida organica, описываемые как cierto fenómeno: aquí, el imagen es sagrado como nada más lo podría ser. Peros estos sustantivos son inexactos. Cuando имеет vivido en esta ciudad, cuando la имеет dejado y regresado, empiezas a entender las complejidades que distorsionan el imagen construida. Las líneas себе borran, эль imagen себе deshace. Una frase, sin sustantivos, это непостижимо.
Nunca regrese a esa montaña. Últimamente, ло azul дель cielo себе escondido detrás де unas nubes grises.
La humedad me ha confundido, pues siempre me han dicho que esta ciudad creció en pleno desierto. Dicen Que estamos viviendo la estacion de los monzones, pero ese es un sustantivo que nunca entendí.
Как произносится «мегаполис»: примеры и онлайн-упражнения
/məˈtɹɒp.əl.ɪs/
аудиопример от говорящего мужчины
аудиопример от говорящего женского пола
Приведенная выше транскрипция слова metropolis является подробной (узкой) транскрипцией по правилам Международной фонетической ассоциации; вы можете найти описание каждого символа, щелкнув кнопки фонемы в разделе ниже.
metropolis произносится в четыре слога
нажимайте кнопки с фонетическими символами, чтобы научиться точно произносить каждый звук слова metropolis
пример кривой высоты тона для произношения слова metropolis0033 проверьте свое произношение слова «мегаполис»
нажмите кнопку «Тест», чтобы проверить, насколько точно вы можете воспроизвести высоту звука носителя языка в своем произношении слова «мегаполис»
видеопримеры произношения слова «мегаполис»
носитель британского английского:
«…несмотря на то, что столкнулся с метрополией h.
g wells…»
значения слова «мегаполис»
существительное:
- отличается от окружающих сельских районов.
- Престол митрополичьего архиепископа стоит выше своих викарных епархиальных епископов.
- Родовой очаг в распространении растений или животных.
- Мать (основание) полиса (города-государства) колонии.
Название:
- Классический город в Анатолии (Турция).
- Город-призрак в округе Элко, штат Невада, США.
- Город, административный центр округа Массак, штат Иллинойс, США.
частота мегаполиса на английском языке — уровень C2 CEFR
слово «мегаполис» встречается в английском языке в среднем 2,3 раза на миллион слов; эта частота гарантирует, что он будет в списке для изучения уровня владения языком C2 в соответствии с CEFR, Общеевропейскими компетенциями владения языком.