homyrouz.ru — Банкетный зал Хоми Роуз

Асиф Сиддики

[Примечание: Часть 1 была опубликована на прошлой неделе.]

Возвращение

Проблема теперь была как вернуть КА с орбиты, надеюсь на 17-й виток, но с 18-го и 19-гой орбиты в качестве возможных резервных копий. Команда Агаджанова в Евпатории внимательно рассмотрела этот вопрос. Для того, чтобы главный двигатель корабля сработал, чтобы вывести транспортное средство с орбиты, его нужно было направить в правильном направлении. Чтобы это произошло, Комарову нужно было правильно сориентировать космический корабль, используя двигатели управления ориентацией, которым помогали датчики, которые позиционировали корабль вокруг соответствующей оси. Но одна система (45K) не работала. Другая, ионная система, оказалась неисправной и могла быть ненадежной в ранние утренние часы, когда планировалось возвращение из-за ионных карманов («колодцев»), которые могли нарушить работу датчиков.

Третья система была ручной системой, основанной на визуальных подсказках, которые космонавту было бы очень трудно использовать во время входа в атмосферу, поскольку горизонт Земли не обеспечивал бы достаточно резкого визуального контраста, чтобы Комаров мог его зафиксировать, особенно в теневой части орбиты. При неправильной ориентации «Союз-1» либо сгорел бы в атмосфере, либо улетел бы на более высокую орбиту. Обычно при ручной ориентации космонавт пересекал бы земной терминатор в освещенные области. В случае с Комаровым, при повторном входе в атмосферу при первой же возможности, он все равно остался бы в неведении. ¹

Времени у Комарова было мало. Если он должен был совершить успешный вход в атмосферу на 17-м витке, то команде Агаджанова нужно было передать Комарову четкий набор команд 16-го. Это был уже 15-й виток, и официальные лица как в Евпатории, так и в Тиура-Таме все еще спорили о правильном выборе ориентации для спуска. С момента старта прошли почти сутки, и ни один член ни Государственной комиссии, ни Главной оперативно-управляющей группы не спал. В состоянии тревоги члены постоянно нарушали установленные правила, чтобы общаться только по секретным каналам между двумя центрами.

После обширной серии обсуждений между различными конструкторами, похоже, был достигнут консенсус в том, что наименее опасным вариантом для Комарова было использование проблемной ионной системы во время 17-го витка. В ходе подготовки планировщики миссии предложили провести тест на 15-й орбите, чтобы увидеть, правильно ли отреагировала система. Для передачи инструкций первый космонавт Юрий Гагарин взял на себя роль центрального звена связи с Комаровым и оставался им до конца полета, причем в этот очень напряженный момент судьбы этих двух знаменитых космонавтов сплелись.

Комаров добросовестно провел проверку автоматической системы ионной ориентации на 15-м витке и на следующем витке доложил Гагарину о том, что произошло:

Ориентация ионов была следующей. В 00:35 я включил ионную ориентацию. Сразу же загорелся индикатор «Ионный поток», а в 00:37, через две минуты, загорелся индикатор «Происходит ориентация». Во время работы двигателей ориентации этот дисплей мигал. Ориентация была точной по рысканью. С шагом изображение Земли во внешней части Взора находилось выше горизонтальной линии. [Но] вы можете сориентировать корабль по крену. В любом случае, вы можете по броску сохранить ориентацию после того, как она была ориентирована на свет. Это все, что у меня есть. ²

Доклад вселил уверенность, что можно будет использовать эту систему для спуска на 17-й виток. На основании его доклада и оценки по наземным данным Государственная комиссия рекомендовала осуществить посадку корабля «Союз-1» на 17-м витке с помощью автоматической ионной ориентации с ДПО. На предыдущем витке у Комарова был длительный сеанс связи с Гагариным, в котором обсуждались все процедуры спуска, проверка состояния различных систем космического корабля и его самочувствия («чувствую себя отлично»). Температура внутри спускаемого модуля «Союз» в форме фары была 55,4°F. Давление в ДПО и ДО было соответственно 200 и 210 соответственно.

Перед входом в атмосферу Комаров перенес часть оборудования из орбитального модуля в спускаемый модуль, поместив его на одно из трех кресел. Он должен был вернуться в атмосферу, сначала сидя на левом сиденье, пока работал главный двигатель, а затем перебрался на среднее сиденье. Когда время сеанса подошло к концу, Гагарин заметил Комарову на орбите: «Со мной здесь много друзей, которые шлют горячий привет, самые добрые пожелания мягкой, удачной посадки, удачи. Мы ждем на Земле!» На что Комаров ответил: «Спасибо за пожелания. До встречи осталось совсем немного времени, так что скоро увидимся. Желаю успехов во всем». Гагарин ответил: «Спасибо, друг. Мы ждем здесь, мы ждем с нетерпением». ³

В назначенное время «Союз-1» начал процедуру входа в атмосферу, которая должна была привести к посадке примерно в 150 км к востоку от Караганды в 03:36 по московскому времени. ⁴ Основной двигатель должен был работать 146 секунд с 02:56:12 по московскому времени 24 апреля, но ничего не произошло. Сводки баллистики, поступающие в Евпаторию, указывали на то, что параметры орбиты корабля «Союз-1» остались прежними. После восстановления связи с Комаровым космонавт доложил, что ионная система вроде бы исправна (он включил ее в 00:35), но, видимо, при пересечении экватора корабль влетел в «ионный карман» в тень Земли, где концентрация ионов была меньше, чем могли обнаружить датчики. Система управления кораблем правильно выдала команду на запрет запуска основного ретродвигателя. ⁵ Комаров сообщил, что после отключения системы ионной ориентации корабль начал медленно вращаться вокруг оси тангажа.

На земле царило крайне напряженное настроение. В очередной раз Мишин взял микрофон и неоднократно спрашивал: «Рубин, ты все понял? Вы поняли задание, которое вам дали?» Комаров очень спокойно ответил: «Я все прекрасно понял. Четко. Я знаю, как действовать. Все будет хорошо.»

В течение многих лет считалось, что из-за неудачи повторного входа на 17-м витке наземные диспетчеры решили повторить попытку на 19-м. Но протоколы миссии на самом деле показывают, что на 17-м витке, сразу после отказа ионной системы ориентации, Комаров попробовал другую стратегию. Это был очень сложный подход к входу в атмосферу, не проверенный ни на одной миссии, и уж точно Комаров никогда не готовился к этому. Он включал три разных режима работы в течение 70 минут. Во-первых, когда «Союз-1» пролетал над дневной стороной Земли, в 03:06:51 по московскому времени Комаров начинал использовать ручную систему ориентации («по-самолетному», как Гагарин сообщил Комарову по рации), используя горизонт Земли для сохранения пространственного положения. . Затем, примерно через 35 минут, когда корабль вошел в тень, он передал управление ориентацией на внутренние гироскопы корабля, называемые КИ-38. Затем, выйдя из тени, он проверял правильность положения корабля и, если необходимо, выполнял еще некоторые ручные корректировки. В 04:25:51 он запустит основной тормозной двигатель, чтобы уйти с орбиты. ⁶ В данном случае план не сработал. Комаров включил ручную систему в 03:19 (с опозданием примерно на 15 минут), но сообщил, что «ориентации не было… по-моему, двигатели ориентации не работали, потому что расхода топлива [кажется] нет». ⁷

На 18-й орбите Гагарин передал пересмотренный набор инструкций, чтобы повторить попытку на 19-й орбите. Время имело решающее значение, так как бортовые буферные батареи корабля начали разряжаться, и еще через пару витков «Союз-1» будет мертвым космическим кораблем на орбите. План на 19.Эта орбита была похожа на ту, что пробовали 17-го, за одним исключением: вход в атмосферу будет баллистическим, а не управляемым. План состоял в том, чтобы включить ручную систему ориентации в 05:21:15, когда космический корабль все еще находился в дневной части Земли. Комаров выполнял ручную ориентацию с помощью ДПО. Затем он переключался на гироскопы в ночной части. Затем, после выхода, он возвращался к ручной ориентации и запускал тормозные двигатели в 05:57:14. ⁸

Настроение на земле было крайне напряженным. В очередной раз Мишин взял микрофон и неоднократно спрашивал: «Рубин, ты все понял? Вы поняли задание, которое вам дали?» Комаров очень спокойно ответил: «Я все прекрасно понял. Четко. Я знаю, как действовать. Все будет хорошо.» Позже он повторил, как бы успокаивая тех, кто был на земле: «Я вас прекрасно понял. Я не беспокоюсь. Я не беспокоюсь. Я буду работать до завершения программы». Тут вмешался Каманин:

Каманин: «Как вы себя чувствуете? Как твое настроение?»
Комаров: «Чувствую себя отлично. Настроение хорошее. Сделаю все по программе…. Все данные здесь. Система жизнеобеспечения работает отлично. Все хорошо.»
Каманин: «Рубин, очень хорошо, очень доволен. Мы все уверены, что у вас все будет хорошо. Работайте спокойно».
Комаров: «Понятно. Все пойдет по плану».
Каманин: «…Ну, мы все тебя ждем, успехов тебе».
Комаров: «Большое спасибо. До свидания! Увидимся позже.»

После краткого обсуждения различных уровней мощности в космическом корабле (через явно плохую связь с искаженными голосами) мы слышим первую нотку беспокойства в голосе Комарова:

Комаров: «Понял, что [датчики угловой скорости] и [ручное ориентирование] нужно включать после включения индикатора «Спуск». Но я беспокоюсь, что не будет достаточно времени, чтобы спокойно провести ориентирование».

После этого Комаров сообщил, что инициировал этот сложнейший процесс:

Гагарин: Читаю вас. выполнить [пауза]
Комаров: В 0457 я включил [ручную ориентацию]
Гагарин: Понял, в 0457 включил [ручную ориентацию] ⁹

Пока события приближались к своему завершению, диспетчеры на Байконуре, в Москве и Евпатории, затаив дыхание, ждали новостей о том, как поживает Комаров. Каманин в своих дневниках отмечал, что «это были очень трудные и неприятные моменты». ^{10 902:85 Вернувшись на радиосвязь с 19-го витка, Комаров сообщил хорошие новости. Он выполнил все, о чем его просили, дословно: выполнил сложную ручную ориентацию при дневном свете Земли, взглянув на земной горизонт, затем передал управление внутренним гироскопам космического корабля в теневой части Земли, а затем наконец переключился обратно на ручную ориентацию, когда вышел из тени. Затем, как и планировалось, он умело запустил ретрореактивный двигатель.}

Спокойным тоном он сообщил: «Заря-10, это Рубин. Двигатель проработал 146 секунд. Все нормально. Все нормально. Двигатель проработал 146 секунд. Корабль был правильно ориентирован. Все нормально. Я на среднем сиденье. Пристегните ремень безопасности». Связист на «Заре-10» взволнованно спросил еще раз, правильно ли произошла критическая ориентация. Комаров ответил в страдательном залоге: «Ориентирование проведено точно, без ошибок».

По мере того, как весь корабль «Союз» медленно спускался по дуге в верхние слои атмосферы Земли, Комаров теперь необратимо и бесповоротно возвращался домой. Как и другие, кто также слышал сеансы связи миссии, его последние слова наземному управлению перед тем, как огненный шар накрыл его корабль атмосферным трением и прервал связь, были образцом уверенности и спокойствия:

«Заря-10»: …Вы сейчас ждете разделения [модулей «Союзов»], и мы тоже. Активированы ли термодатчики? Это Заря. Над.
Комаров: Активировал, активировал, не волнуйтесь, все в норме. ¹¹

Эти датчики будут определять соответствующую температуру, чтобы разделить модули на три части.

Заря-10: Понятно, мы уже успокоились. Как вы себя чувствуете, как вы? Заря. Над.
Комаров: Чувствую себя отлично, все в порядке.
Заря-10: Понятно. Здесь товарищи рекомендуют вам сделать глубокий вдох. Мы ждем посадки. Это Заря. Над.
Комаров: Всем спасибо. Разделение [искажено]
Заря-10: Рубин, это Заря. Понял. Произошло разделение. ¹²

Неполный отчет о разделении модулей был последним, что услышал Владимир Комаров.

Наземные данные показали, что двигатель действительно работал в течение 146 секунд, с 05:57:15 до 05:59:38,5, чего было достаточно, чтобы отправить «Союз» обратно на Землю по правильной траектории. Однако примерно через 15 минут после этого диспетчеры в Евпатории заметили ложно отданную команду со зловещим названием «Чрезвычайная ситуация-2». ¹³ Борис Раушенбах, старший проектировщик систем управления, собрался с духом и объяснил команде, что волноваться не стоит. Система ориентации не справилась с сильными моментами из-за асимметрии корабля, и гироскопы выдали команду «Авария-2» после отклонения корабля от заданного угла на восемь градусов. Это означало только то, что, как и предполагалось, «Союз-1» выполнял прямой баллистический возврат. Все остальные параметры, такие как продолжительность горения, были в пределах досягаемости для успешного входа в атмосферу. Во многих отношениях космический корабль «Союз» продемонстрировал свою очень прочную конструкцию, работая так хорошо, несмотря на множество аномалий.

В Тиура-Таме члены Государственной комиссии столпились на втором этаже административного помещения огромного сборочно-испытательного корпуса на Зоне 2. Журналисты на стартовой площадке не были допущены на встречу, но смогли подслушать голоса. Космонавт Алексей Леонов был посредником, чтобы проинформировать журналистов о текущей ситуации. Присутствовали многие руководители советской космической программы, в том числе, конечно, Мишин и Керимов, а также президент Академии наук СССР Мстислав Келдыш, министр общего машиностроения Сергей Афанасьев и первый заместитель главкома ВВС. -Главный маршал Сергей Руденко.

Примерно через 15 минут после ретроактивации произошел ожидаемый обрыв связи, поскольку капсула Комарова вошла в ионизационный слой. Уже после того, как поступило известие, что Комаров успешно выполнил процедуру возвращения в атмосферу, генерал Каманин с группой офицеров ВВС срочно вылетели на аэродром и вылетели на самолете Ильюшин Ил-18, чтобы взять курс на предполагаемую посадку. место, которое было резервной точкой приземления для миссии, примерно в 67 км к востоку от Орска, далеко к западу от запланированного места для управляемого входа в атмосферу. Сам Орск был небольшим городом примерно в 2000 км к северо-востоку от Евпатории. По данным баллистики, «Союз-1» должен был приземлиться в 06:24 мск. Впечатления Каманина от полета над Орском были острые:

…Мы уже над Орском. Я был в этом городе несколько раз, всегда было пыльно и неуютно. И сейчас мне это кажется еще более неприятным, чем обычно: бесконечные ряды стандартизированных домов, десятки сильно дымящихся растений, отсутствие зелени и воды и огромные клубы пыли. Нет, он меня точно не любит, этот Орск. Но мы здесь не задержимся: «Союз-1» приземлился в 06:24 по московскому времени, а сейчас 08:25 — за эти два часа «Комаров», наверное, уже доставили на городской аэродром… ¹⁴

Посадка

После того, как наземный контроль определил место посадки, резервная поисково-спасательная служба в городе Оренбург (примерно в 250 км к северо-западу от Орска) была задействована для обнаружения спускаемого аппарата. Утро на месте приземления было прекрасным и солнечным, видимость была очень хорошей. Один из спасателей Иосиф Давыдов позже вспоминал, что:

Командир одного из поисковых самолетов Ан-12 доложил командиру вертолета, что видит в воздухе «Союз-1». Все участники группы немедленно оказались у окон. Но мы не могли видеть спускаемый модуль в воздухе. Командир вертолета начал стремительное снижение. Затем вертолет резко повернул вправо, и многие члены группы увидели [десантный модуль] внизу, в зеленом поле. Он лежал на боку, и рядом с ним виднелся парашют. А потом [внезапно] сработали двигатели мягкой посадки [и начался пожар]. Это встревожило специалистов на вертолете, ведь двигатели должны были включаться всего через 9 минут.0088 до приземление [десантного модуля], прямо над землей. ¹⁵

Первый вертолет приземлился в 70–100 метрах от капсулы, которую теперь окружало облако черного дыма. Пожар внутри машины все еще был очень сильным; днище корабля с его двигателями мягкой посадки фактически полностью прогорело. Свидетели утверждали, что на землю падали потоки расплавленного металла. Наряду с пенными огнетушителями спасатели по прибытии к капсуле использовали землю вокруг корабля для тушения пожара. Давыдов отметил, что «машина была полностью уничтожена при тушении пожара, а место имело вид небольшого земляного холмика, под козырьком которого находилась крышка люка-проходки». ¹⁶

Тем временем Каманин приземлился в аэропорту Орска примерно через два часа после падения корабля «Союз-1», полностью ожидая встречи с Комаровым. Выйдя из своего самолета, он не заметил никакой активности в аэропорту. Как он писал позже, «тревога закралась в мое сердце».

Спасательная служба первоначально общалась по открытому каналу с наземными диспетчерами в Москве, Тюра-Таме и Евпатории, хотя они говорили шифром. Как только спасатели увидели корабль на земле и горящий, один из пилотов загадочно сообщил: «Я вижу объект, космонавту требуется срочная медицинская помощь в полевых условиях». ¹⁷ В этот момент, возможно, чтобы предотвратить слухи, поисковая служба прекратила всякую связь с тремя центрами управления. В течение следующих нескольких часов новостей с сайта не было, так как Мишин, Керимов и другие с нетерпением ждали хоть какой-нибудь новости.

Тем временем Каманин приземлился в аэропорту Орска примерно через два часа после падения «Союза-1», полностью ожидая встретить там Комарова. Выйдя из своего самолета, он не заметил никакой активности в аэропорту. Как он писал позже, «тревога закралась в мое сердце». ¹⁸ Ему сказали, что корабль приземлился в 65 км, горит, космонавта не нашли. Поступило еще одно сообщение, что Комаров был ранен, но жив в госпитале в городе в 20 километрах от места приземления. Каманин решил немедленно вылететь в район крушения на вертолете, хотя ему было приказано дождаться звонка из Москвы, чтобы сообщить о состоянии Комарова. Когда Каманин взлетел на вертолете и направился к месту приземления, в центрах управления возникла полная неразбериха. Куратор космической программы Дмитрий Устинов, находившийся в центре управления полетами ЦНИИмаша в подмосковных Подлипках, отчаянно нуждался в информации. Он начал обзванивать по специальным линиям различных партийных аппаратчиков в Оренбурге и Орске, но ни до кого не мог дозвониться. Хотя аппарат приземлился в 6 часов 24 минуты, Устинов не получил никакой информации о состоянии космонавта в течение следующих трех с половиной часов. ¹⁹

Во всей этой неразберихе пилот вертолета Каманина, не зная точных координат посадки, по-видимому, заблудился по пути к месту приземления. То, что должно было занять 25–30 минут, заняло полтора часа. Когда Каманин прибыл на место, спускаемый аппарат корабля «Союз-1» все еще горел. Он был не первым высокопоставленным должностным лицом космической программы, прибывшим на место происшествия. Первым туда прибыл директор Института космических исследований Академии наук академик Георгий Петров, который руководил работой по оценке ситуации. Космонавта по-прежнему не было видно. Местные жители, столпившиеся вокруг обломков, сообщили, что корабль падал на Землю с огромной скоростью, а парашют крутился и не наполнялся воздухом. Они подтвердили наблюдения поисково-спасательной службы о том, что в момент приземления было несколько взрывов, за которыми последовал пожар. Каманин вспоминает:

Беглый осмотр корабля убедил меня, что Комаров мертв и все еще находится в остатках того, что когда-то было его кораблем. Я приказал разобрать завалы на земле и найти тело Комарова. Одновременно я отправил генерала Цедрика на вертолете, а подполковника Обельчака на автомобиле в местный госпиталь для проверки рассказа о раненом космонавте. Через час раскопок [т. е. около 9 часов 30 минут] среди останков корабля мы обнаружили тело космонавта Комарова. Сначала было трудно разобрать, где голова, где руки и ноги. Судя по всему, Комаров погиб при ударе корабля о грунт, и огонь сжег его тело в небольшой обожженный комочек размером от 30 до 80 сантиметров. ²⁰

Найти тело было непростой задачей. Один из спасателей вспоминал, что:

Медики группы приступили к работе — сгребли верхний слой грязи с вершины насыпи с крышки люка. После удаления грязи и некоторых частей приборов и оборудования тело космонавта было обнаружено лежащим в центральном кресле. Медики счистили с головы грязь и остатки сгоревшего шлема телефона. Они констатировали смерть от множественных травм черепа, спинного мозга и костей. ²¹

Тем временем Каманин вылетел обратно в Орск и позвонил секретарю ЦК Устинову и передал следующее короткое сообщение:

Я был на месте. Космонавт Комаров погиб, корабль сгорел. Основной парашют корабля не раскрылся, а запасной парашют не наполнился воздухом. Корабль ударился о землю со скоростью 35–40 метров в секунду; после удара произошел взрыв двигателей мягкой посадки и начался пожар. О судьбе космонавта раньше сообщить не мог, так как никто ничего не видел, а мы за это время потушили пожар на корабле, засыпав его грязью. Только после проведения раскопок удалось найти тело Комарова. ²²

Останки Комарова извлекли из-под обломков и отправили в Орск. Через три часа к месту приземления прибыли Келдыш, Тюлин, Руденко и другие члены Государственной комиссии. Вскоре прибыл и Гагарин, прилетевший из Евпатории.

В полдень 24 апреля Устинов позвонил Генеральному секретарю СССР Леониду Брежневу, находившемуся на международной конференции коммунистических партий в Карловых Варах, Чехословакия, и сообщил информацию об аварии. Устинов также редактировал сообщение ТАСС, опубликованное после полных 12 часов молчания с момента приземления. ²³ Официальная версия заключалась в том, что, хотя полет до входа в атмосферу был бессобытийным, Комаров «полностью выполнил запланированную программу работы системы нового корабля, а также запланированные научные эксперименты». Кроме того, «при раскрытии купола основного парашюта на высоте семь километров, по предварительным данным, в результате перекручивания верхней стропы парашюта космический корабль спускался с большой скоростью, что явилось причиной смерти В. М. Комарова». Это было не совсем так, поскольку, как позже выяснили следователи, ни основной, ни запасной парашюты вообще не работали. В сообщении говорилось, что «безвременная кончина выдающегося космонавта-испытателя космических кораблей Владимира Михайловича Комарова является большой утратой для всего советского народа». ²⁴

Дочь Комарова, Ирина Владимировна, вспоминала в интервью 2013 года, что семья знала, что что-то не так, когда отключились домашние телефоны. Когда появилась жена товарища-космонавта Константина Феоктистова, чтобы выразить поддержку, ее мать начала «трясти».

Во второй половине дня к месту падения в сопровождении агентов КГБ прибыли члены Государственной комиссии Керимов и Келдыш, а также главные конструкторы Мишин, Федор Ткачев (специалист по парашютам) и Гай Северин (скафандры). Вскоре прибыли старшие инженеры ЦКБЭМ, в том числе заместитель главного конструктора Павел Цыбин, и специалисты, занимавшиеся разработкой «Союза», для каталогизации и осмотра всей посадочной площадки. Прославленный летчик-испытатель и гражданский космонавт Сергей Анохин, прибывший одним из первых на место крушения, позже сказал Чертоку: «Я не могу вам передать, сколько сгоревших самолетов я видел во время войны… но не было никакого сравнения с тем, что мы видели». видел там. Перекись водорода оказалась гораздо страшнее бензина». ²⁵

Останки Комарова в гробу доставили обратно в Москву, прибыв через час после полуночи 25 апреля. На борту самолета находились Келдыш, Каманин и другие космонавты, прошедшие подготовку к полету: Быковский, Гагарин, Горбатко, Хрунов, Кубасов, Николаев. и Елисеев. В Москве в аэропорту их встретила вдова Комарова Валентина Яковлевна Комарова. Семья Комарова, по сути, находилась в неведении на протяжении большей части миссии. 24 апреля в Москве был пасмурный день, и дочь Комарова Ирина Владимировна вспоминала в интервью 2013 года, что семья знала, что что-то не так, когда пропали телефонные линии в жилых домах. Когда появилась жена товарища-космонавта Константина Феоктистова, чтобы выразить поддержку, ее мать начала «трясти». Когда начался сильный дождь, к их дому подъехала черная «Волга», из нее вышел трехзвездный генерал и постучал в дверь. Ирина помнит, как мать задала всего один вопрос «Вы уверены?», на что мужчина ответил: «Да, абсолютно уверен». ²⁶

Останки Комарова прибыли в Москву на борту самолета Ильюшин Ил-18. Ранее главнокомандующий ВВС красных маршал Константин Вершинин позвонил Каманину, когда тот еще находился на месте крушения, чтобы узнать, можно ли открыть гроб для похорон. Каманин сказал, что это невозможно, что единственный немедленный выход — кремация. Вершинин настоял, чтобы останки хотя бы сфотографировали перед кремацией. По прибытии в Москву ранним утром 25 апреля останки Комарова были доставлены в морг больницы им. Бурденко в Москве, куда прибыл маршал Вершинин. Гроб открыли и, как позже вспоминал Каманин, «на белом атласе лежало то, что еще недавно было космонавтом Комаровым, а теперь превратилось в бесформенный черный комок. Гагарин, Леонов, Быковский, Попович и другие космонавты подошли к гробу и очень грустно осмотрели останки своего друга». ²⁷

Затем останки были кремированы, а к 10:00 урна с телом Комарова была выставлена ​​на всеобщее обозрение в Краснознаменном зале Центрального дома Советской Армии (ЦДА) для скорбящих. С 12:00 до 22:00 непрерывным потоком шли люди, чтобы отдать последний долг. На следующий день советская партия и правительство устроили ему государственные похороны со всеми почестями, а его прах, как и прах Королева, был захоронен в Кремлевской стене.