Сообщение о модерне: Русский модерн. Власть художников, феерия дизайнеров и архитектурный экстаз

Содержание

Стиль модерн в архитектуре

Национальный театр Хельсинки (Suomen Kansallisteatteri) — пример финского модерна в архитектуре – «югенд». Архитектор Тарьянне –Тёрнквист (TARJANNE –TÖRNQVIST. 1864–1946 гг.)  1902 г.

Стиль модерн возник в европейской культуре в конце 19 века, и хотя был в моде всего несколько десятилетий, оставил заметный след в искусстве и архитектуре. В основе стиля модерн в архитектуре – стремление изменить взгляд на эстетику зодчества, противопоставление нового подхода эклектике в искусстве. Этот стиль требовал оригинального творческого подхода, профессионализма в разных сферах: архитектуре, скульптуре, живописи. Развитие модерна было прервано Первой мировой войной. Объединив мотивы Запада и Востока, элементы средневековья и исторических стилей, модерн был далек от эклектики, создав новые подходы к зодчеству. Основная философия стиля – использование различных композиционных приемов, подчиняющих сооружение одной идее.

Стиль модерн в разных странах

Модерн в архитектуре и других видах искусства в каждой стране получил собственное наименование. Во Франции, Бельгии, Голландии, Англии, США его называли «ар нуво» («новое искусство»), в Германии, Швеции, Финляндии он именовался «югендштилем», в Италии – «либерти», в Австрии и Польше – «сецессион», в России – «модерн».

Бельгия

Стиль модерн зародился в Бельгии. Бельгийца Виктора Орта (Victor Horta, 1861 —1947 гг.) считают родоначальником модерна. Именно он первым применил в архитектуре линию, названную «удар бича», ставшую эмблемой стиля и используемую в самых разных элементах архитектуры. Орт предложил использование большого количество стекла в сочетании с металлом, придавая фасадам и интерьерам декоративную выразительность. В 1901 г. в Брюсселе Орта построил магазин «Инновасион». Знамениты его особняки Эйтвельд и Сольвейг, дом Тасселя.

Особняк профессора Брюссельского университета Эмиля Тасселя. Архитектор В. Орт. 1892-1893 гг.

Франция

Стиль получил свое название «ар-нуво» благодаря одноименному парижскому салону, который открылся в 1895 г. Одним из первых представителей архитектурного стиля модерн во Франции был Гектор Гимар (Hector Guimard. 1867—1942гг.) В 1899 г. он начал строительство станций парижского метрополитена, благодаря чему этот стиль называли также «стилем метро». Одним из образцов французского архитектурного стиля модерн стал магазин «Самаритэн».

Магазин «Самаритэн». Архитектор Ф. Журдэн. Париж. 1905 г.

Англия

Исследователи указывают на наличие элементов модерна в Вестминстерском соборе архитектора Джона Бентли (John Bentley. 1839-1902 гг.). В его декоре присутствуют изогнутые линии, объединение разных мотивов в единое целое.

Вестминстерский собор. Архитектор Джон Бентли. строительство с 1895 г.

Австрия

В Вене в стиле модерн работал Отто Вагнер (Otto Wagner. 1841 -1918 гг.)- руководитель кафедры архитектуры в Академии пластических искусств. Свои идеи он воплотил при строительстве Венского метрополитена. Последователи архитектора О. Вагнера в архитектурном стиле модерн в 1900-1910-х гг. вместо изогнутых линий использовали прямые линии и углы, популярна была также шахматная сетка. Благодаря такому пристрастию австрийского архитектора И. Хоффманна (1870-1956 гг.) называли «квадратным Хоффманном». Образцом модерна Хоффмана является дом банкира Пале Стокле (1905—1911 гг.) в Брюсселе.

Дом банкира Пале Стокле в стиле модерн. Архитектор И. Хоффманн. Брюссель. 1905—1911 гг.

Германия

В Германии архитектурный стиль модерн получил свое название «югендстиль» благодаря журналу «Югенд», объединившего последователей этого стиля. Образцом немецкого направления стиля модерн считается фотоателье «Эльвира» (1897-1898гг. архитектор Август Эндель — August Endell, 1871 -1925 гг.) Архитектор Таут Бруно (Bruno Julius Florian Taut. 1880 – 1938 гг.) создал павильоны в стиле модерн.

Проект «Стеклянного павильона» на выставке «Немецкого Веркбунда» в Кельне. Архитектор Таут Бруно. 1914 г.

Немецкий Веркбунд (Deutscher Werkbund) — Немецкий производственный союз, архитекторов и представителей декоративного искусства, промышленников. Основан в Мюнхене в 1907 г.

Другой немецкий архитектор Ганс Пельциг (Hans Poelzig. 1869-1936 гг.) создал «экспрессивное» течение архитектурного стиля модерн. Примерами могут служить офисное здание в Бреслау (1911г.), химическая фабрика в г. Любань-Шлёнски, Польша, 1911—1912гг., перекрытия в виде сталактитов в Большом театре в Берлине, оригинальный потолок в берлинском кинотеатре «Капитоль», универмаг во Вроцлаве.

Универмаг в городе Вроцлав. Архитектор Ганс Пельциг. 1912 г.

Испания

Вершиной фантасмагории и волшебства сочетаний сложных конструкций и форм модерна в архитектуре достиг в своем творчестве испанец А. Гауди (Антонио Гауди-и-Корнет. Antoni Plаcid Guillem Gaudí i Cornet. 1852- 1926 гг.). При создании сооружений архитектор создавал макеты, чтобы воспроизвести и рассчитать нагрузки на опорные элементы конструкций будущих строений. Подход к архитектуре у А. Гауди настолько необычен, что это направление стиля даже получило название «антониогаунд». Наиболее знаменитое его творение, которое он не успел завершить при жизни, это храм Саграда Фамилия (Святое семейство). Гауди спроектировал и построил сказочный парк Гуэли, дом Каса Мила («Ла Педрера»), похожий на скалу, Касса Батльо – частный дом, созданный по мотивам барселонских легенд.

umi-cms.ru/TR/umi»>Саграда Фамилия. Архитектор А.Гауди. Барселона. Испания. Начало строительства 1882 г.

В 90-е годы 19 века сформироваться «каталонский модерн» в архитектуре. Его представитель Л. Доменек-и-Монтанер (Luis Domenech I Montaner, 1850-1923гг.) — автор Дворца каталонской музыки в Барселоне.

Дворец каталонской музыки в Барселоне. Архитектор Л. Доменек-и-Монтанер 1906—1908гг.

В Италии стиль модерн в архитектуре — «стиль либерти» — отличался обилием декоративных деталей. Типичным сооружением в этом стиле был Дворец коммуны (Palazzo del Comune) 1911-1932 гг. Автор — Раймондо д’ Аронко (d’ Aronko.1857 – 1932 гг.)

Дворец коммуны (Palazzo del Comune). Архитектор Раймондо д’  Аронко. Удине. Италия. 1911-1932 гг.

Северный модерн

Направление стиля модерн в архитектуре — северный модерн –– было развито в Финляндии, Швеции и в Петербурге. В стиле модерн представляло свои разработки архитектурное бюро «Gesellius-Lindgren-Saarinen» (его создал Элиэль Сааринен и компаньоны). Образцом направления может служить дом Тальберга.

Дом Тальберга. Архитекторы Гезеллиус, Линдгрен, Сааринен. Хельсинки.  1897 – 1898 гг.

Модерн в архитектуре стран Восточной Европы

В Восточной Европе стиль модерн в архитектуре получил свое развитие в 90-е гг. 19 в., а расцвет пришелся на начало 20 в. В Чехии успешно работал последователь Отто Вагнера — Я. Котера. (Jan Kotěra, профессор пражской Академии художеств. 1871-1923 гг.)

Общественный дом в Простеёве. архитектор  Я. Котера. 1905 – 1907 гг.

Стиль модерн в Северной Америке

В Северной Америке основным пропагандистом модерна была Чикагская школа с архитектором Салливеном. В этом стиле строил и другой чикагский архитектор — Д. Бернэм.

Универсальный магазин Карсон, Пири и Скотта. архитектор Л.Салливен. Чикаго. 1899 г.

Архитектурный стиль модерн соединил в себе пластичные формы фасадов и планов, живопись и декор. В современном строительстве частных коттеджей нередко используются мотивы стиля модерн, что делает сооружение запоминающимся и оригинальным. Например, как Дом с овальными окнами.

Дом с овальными окнами

Автор текста: М. Костин

Русский модерн • Arzamas

Как Дягилев, Бенуа, Бакст и другие решили улучшить русскую неприглядную действительность — и что у них получилось

Автор Галина Ельшевская

В массовом сознании есть твердое представление, что настоящий ХХ век в рус­ской культуре начинается в 1910-е годы. С авангарда, который выводит русское искусство в европейский мир, и этот авангард и есть наш вклад, наш бренд и вообще наше все.

И совсем редко вспоминают о тех, кто этот торжествую­щий выход на интернациональные просторы подготовил. Ну разве что о Дяги­леве и его Русских сезонах, которые с 1907 года проходили на Западе с триум­фом. Но та эстетика, которой восторгались европейцы в дягилевских гастроль­ных балетах, была сформирована кругом художников, входивших в объедине­ние «Мир искусства». Они смогли перенастроить оптику восприятия искусства, произвести в нем негромкую, но существенную революцию. И это был трамп­лин для тех, кто пришел потом и, естественно, отнесся к предшественникам пренебрежительно.

Борис Кустодиев. Групповой портрет художников общества «Мир искусства». 1916–1920 годыГосударственный Русский музей

Круг был совсем узкий. Всего несколько человек составили ядро объединения «Мир искусства», которое в 1898 году стало издавать одноименный журнал. Это были художники Александр Бенуа, Константин Сомов, Лев Бакст, Евгений Лансере, Мстислав Добужинский, Анна Остроумова-Лебедева.

И конечно, Сергей Дягилев, антрепренер, импресарио, мотор и пружина всех мирискусни­ческих инициатив. Кроме того, были литераторы — отдел критики, которым руководил Дмитрий Философов. Там печатались Мережковский, Гиппиус, Розанов, Сологуб, Брюсов, Бальмонт, Белый — но потом литераторы разруга­лись с художниками и ушли в журнал «Новый путь». В этом узком кругу боль­шинство еще связано то родством, то гимназической дружбой. И собственно «Мир искусства» родился из совсем камерного кружка, названного в честь романа Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба», — «Невские пиквикианцы». В этом кружке друзья читали друг другу лекции по истории искусства. Мистером Пиквиком там был, вероятно, Александр Бенуа, который очень годился на эту роль даже внешне: круглый, укладистый.

Фотопортрет в группе художников «Мир искусства». 1914 годНа фотографии вверху чернилами проставлены номера — от 1 до 18, на обороте пояснение: «Годовое собрание о-ва художников „Мир искусства“. Присутствующие: 1. М. В. Добужинский. 2. А. Ф. Гауш. 3. О. Е. Браз. 4. Н. К. Рерих. 5. И. Я. Библибин. 6. Б. М. Кустодиев. 7. В. В. Кузнецов. 8. П. В. Кузнецов. 9. Е. Е. Лансере. 10. Н. Е. Лансере. 12. Н. Д. Милиоти. 13. А. П. Остроумова-Лебедева. 14. К. С. Петров-Водкин. 15. А. И. Таманов. 16. Кн. А. К. Шервашидзе. 17. С. П. Яремич. 18. М. И. Рабинович». Российская государственная библиотека

На склоне лет Бенуа, уже эмигрировавший во Францию, написал два тома мемуаров. Он вспоминал детство и детские увлечения: коллекции игрушек, картонные модели городов, любовь к оптическим игрушкам вроде волшебного фонаря. И говорил, что именно это все определило его отношение к искусству как к волшебству: искусство должно быть не похоже на жизнь. Потому что жизнь не радует, она монотонна, она неприятна глазу.

И мирискусники, с одной стороны, хотят уйти от жизни в какие-то отвлечен­ные миры. Где эти миры? В прошлом. А откуда мы что-то знаем о прошлом? Мы видим его в образах искусства, и именно они нас вдохновляют. Мирискус­ников искусство интересовало гораздо больше, чем жизнь. Искусство прош­лого, которое способно порождать другое искусство, новое. Их интересовала не история как она есть, а ее образы — сочиненные, летучие, случайные. «Ретроспективные мечтания», «галантные празднества», «царские охоты» — никаких больших идей, а просто острое переживание атмосферы ушедшего времени. Уход от действительности, своего рода эскапизм.

Но, с другой стороны, этот непривлекательный, рутинный современный мир можно ведь и переделать, переформатировать, сделать его иным для глаза, для визуального восприятия. Спасти красотой: то есть изменить интерьеры, книги, здания, одежду. Чтобы не только искусство, но и повседневный быт стал дру­гим. Такая получается парадоксальная комбинация эскапизма с рефор­матор­ством и дизайнерством. И надо сказать, что эта грандиозная задача — ни много ни мало как изменить вкус целой эпохи — этим нескольким людям во многом удалась. Буквально через 10 лет русская публика, до того воспитан­ная на пове­ствовательных картинах с внятным сюжетом — передвижнических или акаде­мических, — оказалась готова принять русский авангард.

Теперь поговорим о том, в каких областях мирискусники особенно преуспели. Они, например, совершенно изменили облик театра, особенно музыкального. До них художнику в русском театре делать было просто нечего: все декорации брались, что называется, «из подбора», то есть из числа заранее готовых стан­дартных декораций: вот это для любого спектакля из средневековой жизни, а это — для любого из египетской. Мирискусники работали с каждым спектак­лем индивидуально, с реставраторской точностью. Благодаря им художник в театре сделался фигурой, равной режиссеру, — Бенуа даже сам писал ли­бретто.

1 / 3

Костюмы и декорации Леона Бакста к балету «Шехеразада». 1910 годLibrary of Congress

2 / 3

Декорации и костюмы к балету «Петрушка». Начало XX векаLibrary of Сongress

3 / 3

Костюмы к «Половецким пляскам» из оперы «Князь Игорь». 1900-е годыLibrary of Сongress

А еще они полностью изменили облик иллюстрированной книги. Раньше в та­ких книгах иллюстрации заказывались разным художникам и стилистически спорили друг с другом внутри книжного блока. Мирискусники выдвинули и воплотили идею книги как единого целого: изображение должно быть увя­зано с текстом, все виньетки и заставки должны работать на общую стилисти­ку, художник выступает как режиссер и декоратор целостного зрелища. Впер­вые эта идея синтеза была осуществлена в издаваемом ими журнале «Мир ис­кусства», речь о котором впереди.

1 / 3

Обложка «Азбуки в картинах» Александра Бенуа. 1904 годbenua-memory.ru

2 / 3

Иван Билибин. Обложка программки оперы «Борис Годунов». 1908 годLibrary of Сongress

3 / 3

Обложка «Азбуки „Мира искусства“» Мстислава Добужинского. 1911 годmoscowbooks.ru

Всего сделанного мирискусниками не перечислить: там было много «микро­революций». Но еще об одном интересно напомнить: ведь это они определили наше сегодняшнее восприятие Петербурга; в 1903 году праздновалось его двух­сотлетие, и стилистика праздника во многом была подготовлена мирискусни­ческими усилиями по изменению имиджа столицы. До них Петербург вообще не считался красивым городом. У него было два публичных образа — один неприятнее другого. С одной стороны, это был образ города казенного, чинов­ного — в противовес живой, фрондирующей, более разнообразной и свободной Москве. С другой стороны, это был город Достоевского: город дворов-колодцев и вечных сумерек. Все это изменилось усилиями мирискусников — отчасти Мстислава Добужинского и главным образом Анны Остроумовой-Лебедевой. Есть такая расхожая фраза, что русскую природу придумали Саврасов, а потом Левитан: до них ее не существовало как объекта для зрения. Так вот, можно сказать, что Петербург придумала Остроумова-Лебедева.

1 / 3

Анна Остроумова-Лебедева. Вид Невы сквозь колонны Биржи. 1907 годФотография РИА «Новости»

2 / 3

Мстислав Добужинский. Гримасы города. 1908 годФотография Михаила Филимонова / РИА «Новости»

3 / 3

Анна Остроумова-Лебедева. Петергоф. Фонтан «Самсон». 1922 годФотография Алексея Бушкина / РИА «Новости»

И характерно, что она сделала это в гравюрах. Мирискусники еще и возродили графику как самостоятельное искусство. В России графика была подсобной: сводилась к этюдам и эскизам для картин, а на выставочную самостоятель­ность почти не претендовала. И графика, печатавшаяся в журналах, часто не была сделана специально, а сводилась к репродукциям живописных картин. А мирискусники возродили не только уникальную графику, авторский рису­нок, но и графику тиражную, в частности Остроумова-Лебедева занималась цветной гравюрой на дереве и отталкивалась от японских гравюр, которые в России мало кто знал.

Ядро «Мира искусства» составляли, конечно, разные художники. Но какая-то общая поэтика, их объединяющая, тем не менее была. Квинтэссенция этой поэ­тики — в творчестве Александра Бенуа и Константина Сомова.

Любимые эпохи Бенуа — это в основном Франция XVII века, царствование Людовика XIV и Россия екатерининского и павловского времени. «Версальская серия» и цикл «Последние прогулки Людовика XIV» Бенуа — это сочиненный, хрупкий марионеточный мир. Важно, что это и не масляная живопись, а гуаши на бумаге: нет живописной плотности, беспрекословности, натурной обяза­тельности. Это не исторические картины, а исторические картинки. Что такое историческая картина, например, в духе Сурикова? Это какая-то идея о смысле истории, спрессованном в конкретном событии. А если бы художник «Мира искусства» писал «Утро стрелецкой казни», он, вполне возможно, смотрел бы не на стрельцов или на Петра, а на пролетающую мимо сороку. Исторические жанры у Бенуа — это всегда случайно выхваченный фрагмент, в котором нет главного события, а вместо него только воздух истории. Та же острота и слу­чайность ракурсов есть в «Царских охотах» Валентина Серова и в его гуаши «Петр I». Здесь гротескные фигуры огромного Петра и скорчившихся придвор­ных на фоне условных «пустынных волн» сочетают иронию с чувством истори­ческого масштаба. Серов не случайно входил в правление «Мира искусства» — единственный из москвичей: они хорошо понимали друг друга.

1 / 3

Александр Бенуа. Прогулка короля. 1906 годГосударственная Третьяковская галерея

2 / 3

Валентин Серов. Выезд Екатерины II на соколиную охоту. 1902 годWikimedia Commons / Государственный Русский музей

3 / 3

Валентин Серов. Петр I. 1907 годWikimedia Commons / Государственная Третьяковская галерея

В отличие от Бенуа, который вдохновлялся конкретной историей, Сомов в своих стилизациях воспроизводил некий условный галантный век — XVII или XVIII, неважно. Маркизы с кавалерами, арлекины и другие герои итальянской комедии дель арте, маскарады, спящие или грезящие «дамы прошедшего вре­мени». Насмешки здесь больше, чем растроганности или печали по утрачен­ному. Но печаль тоже есть — только это печаль не по утра­ченному, а по недо­стижимому: по тому, что принадлежит не жизни, а искус­ству. И постоянная его тема — тема того, что вспыхнет и сейчас же исчезнет: радуга, фейерверк, костер. Конец праздника, всегда краткого, как вспышка.

Константин Сомов. Арлекин и Смерть. 1907 год Государственная Третьяковская галерея

Современники считали главной картиной Сомова «Даму в голубом» — портрет художницы Елизаветы Мартыновой, написанный незадолго до ее смерти от ча­хотки. Печальная девушка в муаровом платье по моде сороковых годов XIX века стоит с книгой, за ее спиной в сильном удалении — книжное видение: кавалер и дама флиртуют на скамейке, а мимо проходит фланер с тросточкой, похожий на самого художника. Картина о тщетности романтических порывов в прозаи­ческом мире: именно так ее восприняли первые зрители.

Константин Сомов. Дама в голубом. Портрет Елизаветы Мартыновой. 1897–1900 годы Wikimedia Commons / Государственная Третьяковская галерея

Среди мирискусников были и вовсе чуждые ностальгии. Например, Леон Бакст — он главным образом реализовался как художник дягилевских Русских сезонов. От его костюмов для балетных спектаклей потом отталкивались кутюрье всех модных домов Парижа — Пакен, Пуаре, Ворт, далее везде. Или Добужинский — он, в отличие от товарищей, станет работать не в музыкаль­ном, а в драматическом театре, в МХТ со Станиславским. И сделает там несколько спектаклей, из которых особенно замечательны два. Один, «Месяц в деревне» по Тургеневу, — спектакль мирискуснический, антикварский. Дру­гой, «Николай Ставрогин» по Достоевскому, — спектакль мрачный и вполне символистский. Вообще Добужинскому не чужд символистский вкус, а среди его поздних работ есть даже абстракции.

1 / 4

Леон Бакст. Саломея. 1908 годWikimedia Commons

2 / 4

Леон Бакст. Жар-птица. 1910-е годыWikimedia Commons

3 / 4

Леон Бакст. Аладдин. 1919 годWikimedia Commons

4 / 4

Леон Бакст. Бабочка. 1913 годWikimedia Commons

Гуаши Добужинского и ксилографии Остроумовой с видами Петербурга рас­пространялись в открытках, выпускаемых Общиной святой Евгении. Выпуск открыток — еще одна важная часть мирискуснической программы. Открыт­ки — искусство массовое, многотиражное, сувенирное. А мирискусники прин­ципиально не устанавливали дистанции между искусством массовым и искус­ством высоким.

Вообще в мирискусниках реализовался совершенно новый для России тип ху­дожников. Во-первых, они дилетанты. Кто-то не доучился в Академии худо­жеств, кто-то немного походил вольнослушателем по парижским частным студиям. Но практически все и отовсюду сбегали, потому что им было скучно нормативное рисование и нормативное образование.

Во-вторых, все они интеллектуалы — что тоже русским художникам в массе тогда было совершенно не свойственно. Они читающие люди, они знают язы­ки, они космополиты по устремлениям, они меломаны и устраивают вечера современной музыки при журнале «Мир искусства».

В-третьих, они все буржуа. Вообще традиционно буржуазный образ жизни противопоставлялся образу художника — романтическому образу, — а мир­искусники на нем настаивают. Притом что все они разного происхождения: Бенуа из дворянской семьи с французскими корнями, Сомов — сын главного хранителя Эрмитажа, то есть из интеллигентной профессорской семьи. А, ска­жем, Бакст — еврей из Гродно, и это совершенно никому не мешает: они все говорят на одном языке, и манера поведения у них общая.

И в этой манере поведения есть один очень важный оттенок. Вся вторая поло­вина XIX века в русском искусстве, условно передвижническая половина, осно­вывается на пафосе долга. Художник всегда оказывается обязан: народу, обще­ству, культуре — кому и чему угодно. Мирискусники — это первые люди в рус­ском искусстве, которые утверждают, что художник никому и ничего не дол­жен. Лейтмотив их жизни, их творчества — это ода капризу и прихоти, воль­ному артистическому жесту. Отсюда уже совсем недалеко до вольного жеста в авангарде, но начало — здесь.

1 / 4

Обложка одного из номеров «Мира искусства». 1904 годWikimedia Commons

2 / 4

Страница одного из номеров журнала «Мир искусства». 1903 годWikimedia Commons

3 / 4

Страница одного из номеров журнала «Мир искусства». 1900 годWikimedia Commons

4 / 4

Страница одного из номеров журнала «Мир искусства». 1902 годWikimedia Commons

Любимое слово мирискусников — «скурильность». Они любят в искусстве все скурильное и собирают скурильное. Что это такое? Это вещи, которые не обла­дают качеством значимости, фундаментальности. Это что-то смешное, одино­кое, уязвимое, это может быть игрушка, это может быть какой-нибудь мещан­ский коврик. Этот культ необязательности — тоже важный оттенок в их кол­лективной программе.

Художник Игорь Грабарь писал Александру Бенуа: «Вы слишком влюблены в прошлое, чтобы хоть что-нибудь современное ценить» — и это абсолютно справедливо. Прошлое, в которое они влюблены, — это прошлое выдуманное, это мечта, это некий образ красоты, на который мы можем смотреть, как из зрительного зала в перевернутый бинокль. И в этом есть и любование, и ирония, и горечь, и жалость.

И вот эти люди — с этой системой ценностей, совершенно камерного склада люди, — хотят перенаправить русскую культуру в сторону Запада и изменить устоявшиеся общественные вкусы. Для этого они издают журнал, который делается по образцу европейских журналов, пропагандирующих стиль модерн. Потому что эстетика «Мира искусства» — это именно вариант модерна.

В каждой из стран этот стиль назывался по-своему: модерн, сецессион, либер­ти, ар-нуво, югендстиль. Проще говоря, «новый стиль». Слово «стиль» само по себе важно — оно означает озабоченность формой. В каждой стране модерн существует в собственных формах, но есть общее: формы берутся из всего культурного запаса человечества, из общей памяти. Это общее служит опорой для индивидуального, прошлое порождает настоящее. В русском искусстве, да и не только в русском, до мирискусников никакой озабоченности формой не было, только содержанием, — и стиля не было.

Модерн — придуманный стиль, он не вырастает сам собой. Если говорить со­всем грубо — он порожден промышленной революцией. Машинное производ­ство одинаковых вещей и одинаковых образов жизни вызывает психологиче­ское и эстетическое отторжение. И первая идея модерна — это идея ручного труда. Сначала в Англии возникло так называемое Движение искусств и ре­месел под началом литератора, издателя и художника Уильяма Морриса. А затем в разных странах появились его филиалы. У них была двойная идея. Во-первых, сделать вещи красивыми, индивидуальные вещи, а не конвейерные. А во-вторых, объединить ремесленников в деле производства этих вещей. Ран­ний модерн вообще очень связан с социалистическими идеями.

Таким образом, ранний европейский модерн был двунаправленным. С одной стороны — архаический, реставрационный вектор: вокруг строят гигантские фабрики, а мы вернемся назад, к ремеслу, к средневековым цехам. И одновре­менно он же является вектором футуристическим, потому что все это делается во имя утопического будущего. В перспективе весь мир должен быть спасен красотой и превратиться в сплошной город-солнце.

Но вернемся к мирискусникам. Чтобы издавать журнал, нужны спонсоры. Кто дает им деньги? Неожиданная деталь: значительную сумму дал Николай II — потому что его попросил Валентин Серов, писавший портрет императора. Но были и два постоянных спонсора. Первый — предприниматель и меценат Савва Мамонтов, который, впрочем, к 1899 году разорился. Второй — княгиня Мария Тенишева, она будет субсидировать издание до финала. И Мамонтов, и Тенишева были инициаторами российской программы, аналогичной Движе­нию искусств и ремесел. В своих имениях — один в Абрамцево, вторая в Талаш­кино — они создавали художественные мастерские. Известно, что у Мамонтова Врубель расписывал балалайки и камины — но это не было никаким неуваже­нием к художнику, ровно наоборот. И неудивительно, что именно эти два человека поддерживают Бенуа и Дягилева.

1 / 2

Михаил Врубель. Портрет Саввы Мамонтова. 1897 годWikimedia Commons / Государственная Третьяковская галерея

2 / 2

Михаил Врубель. Валькирия (Портрет княгини Марии Тенишевой). 1899 годWikimedia Commons / Одесский художественный музей

Журнал издавался шесть лет, с 1898-го по 1904-й. Среди дочерних его пред­приятий были и салон «Современное искусство», где торговали мебелью, фарфором и так далее, и кружок «Вечера современной музыки», и еще один журнал, «Художественные сокровища России», с тем же Бенуа в роли редак­тора. Устраивались выставки российского и зарубежного искусства — их было пять, а еще три устроил Дягилев до выхода журнала. Дягилев вообще был движущей силой всех инициатив — человек неуемной энергии и выдающихся организационных талантов. Среди самых громких его проектов — историческая выставка русского портрета, на которой он практически открывает публике отечественное искусство XVIII — первой половины XIX века. Дягилев сам соби­рал на эту выставку работы, объезжая усадьбы и буквально обольщая владель­цев. В 1907 году он проводит в парижской Гранд-опера серию концертов рус­ской музыки, и отсюда начинается история последующей более чем двадцати­летней антрепризы — знаменитых Русских сезонов.

Леон Бакст. Портрет Сергея Дягилева с няней. 1906 год Wikimedia Commons / Государственный Русский музей

Дягилев уезжает за границу, и практическая деятельность объединения остается на Александре Бенуа, а он идеолог, но не организатор. И в «Мире искусства» наступают не лучшие времена. Но парадоксальным образом вероятность быстрого заката была заложена в самой программе сообщества. Потому что эти люди, дорожащие дружбой в собственном узком кругу, в художественной политике исповедовали предельную широту и толерант­ность. Они готовы были сотрудничать со всеми и привлекать в свои проекты всех. Всех, в ком видно хоть что-то живое — даже если это живое видно едва и самим мирискусникам чуждо. В первом номере журнала было много репро­дукций картин Васнецова, хотя среди издателей не было его поклонников и вообще «Мир искусства» выступал против передвижничества. Они были уверены, что Репин устарел, но публиковали репродукции его картин, призна­вая их значение. А ведь уже начинается эпоха манифестных войн, когда при­нято размежевываться, воевать за свой взгляд на мир и творческую оригиналь­ность. В этих условиях идея всеобщего объединения во имя эстетической уто­пии становится очень уязвимой.

После представления балета «Петрушка» в Парижской опере. 1920-е годы Слева направо: Николай Кремнев, Александр Бенуа, Борис Григорьев, Тамара Карсавина, Сергей Дягилев, Вацлав Нижинский и Серж Лифарь. © ullstein bild / Getty Images

Но в 1904 году во имя этой идеи объединения мирискусники совершают силь­ный жест — они отказываются от собственного бренда и входят в московский Союз русских художников. Там солируют пейзажисты саврасовско-левитанов­ской линии, там в моде импрессионизм, петербургским художникам чуж­дый, — и, конечно, никакого объединения не получается. В 1910 году «Мир искусства» восстанавливает собственное имя. Но мирискусники не отказы­ваются от идеи самого широкого сотрудничества, и теперь на их выставках можно встретить и символистов из «Голубой розы», и фрондеров из «Бубно­вого валета», и вообще кого угодно — вплоть до Малевича.

Бенуа избегает властных полномочий, поэтому в 1910 году главой «Мира ис­кусства» становится Николай Рерих, человек и художник совершенно иного, практически враждебного истинным мирискусникам склада. А в 1921 году объединение и вовсе возглавит Илья Машков, самый беспардонный из «бубно­вых валетов» — он просто узурпирует бренд. Но это будет уже посмертное существование, хотя формально «Мир искусства» будет распущен лишь в 1924 году. К тому времени из его основателей никого уже не останется в России, кроме Бенуа (он тоже вскоре эмигрирует), Лансере и Остроумовой-Лебедевой.

Николай Рерих в тибетском костюме. 1920‑е годыThe Library of Congress

Надо сказать, что идеологи и создатели «Мира искусства» отчасти осознавали эфемерность своей затеи. Они чувство­вали наступление другой жизни и появ­ление других людей, которые вытеснят их самих с культурного поля. Это чувство было ясно сформулиро­вано в речи Дягилева, произнесенной еще в 1905 году. И эту вполне проро­ческую речь стоит привести:

«Не чув­ствуете ли вы, что длинная галерея портретов великих и малых людей, которыми я постарался заселить вели­колепные залы Тавриче­ского дворца, есть лишь грандиозный и убедитель­ный итог, подводи­мый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду на­шей истории? <…> Я заслужил право сказать это громко и определенно, так как с послед­ним дуновением летнего ветра я закончил свои долгие объезды вдоль и поперек необъятной России. И именно после этих жадных странствий я особенно убедился в том, что насту­пила пора итогов. Это я наблюдал не только в блестящих образах предков, так явно далеких от нас, но главным образом в доживающих свой век потомках. Конец быта здесь налицо. Глухие заколоченные майораты, страшные своим умер­шим великолепием дворцы, странно обитаемые сегодняшними милы­ми, средними, не выносящими тяжести прежних парадов людьми. Здесь доживают не люди, а доживает быт. И вот когда я совершенно убедился, что мы живем в страшную пору перелома; мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой культуре, которая возьмет от нас то, что оста­нется от нашей усталой мудрости. Это говорит история, то же подтвер­ждает эстетика. И теперь, оку­нувшись в глубь истории художественных образов и тем став неуязвимым для упреков в крайнем художественном радикализме, я могу смело и убежден­но сказать, что не ошибается тот, кто уверен, что мы — свидетели величайшего исторического момента итогов и концов во имя новой неведомой культуры, которая нами воз­никает, но и нас же отметет. А потому, без страха и неверия, я подымаю бокал за разрушенные стены прекрасных дворцов, так же как и за новые заветы новой эстетики».

Что еще почитать про русский модерн:

Ельшевская Г. Короткая книга о Константине Сомове. М., 2003.
Пружан И. Лев Бакст. М., Л., 1975.
Сарабьянов Д. Стиль модерн. М., 1989.
Чугунов Г. М. В. Добужинский. Л., 1984.  

Ликбез № 1

Русское искусство XX века

Ликбез № 1

Русское искусство XX века

что такое модерн, в котором мы живем — T&P

Справедливо ли утверждение, что период модерна подошел к концу? Кандидат философских наук, заведующий отделением культурологии НИУ ВШЭ Виталий Куренной считает, что, хотя по какой-то причине дискурс постмодерна в России продолжает оставаться популярным, он уже давно устарел, а современный мир на самом деле вполне укладывается в рамки описания эпохи модерна. T&P законспектировали лекцию.

Виталий Куренной
Философ, культуролог, научный редактор журнала «Логос», руководитель школы культурологии и лаборатории исследований культуры НИУ ВШЭ

Новый мир

Ответ на вопрос, что такое современность с философской точки зрения, предполагает большой разговор о модерне. Я постараюсь ответить на этот вопрос в академическом ключе, но для начала проговорю кое-какие стандартные вещи.

Общество модерна противопоставляется традиционному обществу по ряду параметров.

Политика: если в традиционном обществе государство существует в форме империи, для которой главное — чтобы в ней мирно сосуществовали очень разные сообщества, то в эпоху модерна оно приобретает форму менее толерантного, более жесткого национального государства. Такое государство, с одной стороны, порождает современные общественные институты — школы, музеи, университеты, — а с другой, создает предпосылки для такого явления, как тотальная война.

Экономика: на ней делает главный акцент марксистская теория. Капиталистический вариант модерна — рыночная экономика, предполагающая наличие крупных капиталов, индустриальное производство и разделение труда. Социалистический вариант вместо рынка пытается вводить плановое регулирование. Так или иначе, экономика модерна характеризуется небывалым ростом производительности труда. Любопытно, кстати, что первый образец промышленного массового производства — книгопечатный станок.

Общество: впервые выделяется как нечто отличное от государства именно в теоретической рамке модерна. Фундаментальное отличие общества модерна от традиционного общества — отсутствие системы сословных различий. Как правило, там, где присутствует эта система, представителей разных сословий по-разному казнят. Поэтому

яркий символ перехода общества к модерну — гильотина, которая всех уравнивает.

Модернистское общество характеризуется дифференциацией различных культурных сфер. Все, что мы сегодня называем наукой, искусством, культурой и т. д., раньше представляло собой элемент единого религиозного мировоззрения.

Искусство: только в обществе модерна искусство получает шанс стать автономным. Раньше оно выполняло две основные функции: политическую (эстетизация политического режима — все эти бесконечные статуи императоров и т. п.) и религиозную (изготовление предметов культа для храмов). Кроме того, искусство было просто бытовым украшением. Когда японцы впервые привезли свое искусство на Парижскую всемирную выставку, они не взяли графику Хокусая, для них это было что-то пошлое и низкое — они решили показать лаковые чайные столики, предметы быта.

Базовый принцип нового мира — субъективность, право на следование самому себе. С одной стороны, это индивидуализм, то есть право на признание любого своеобразия. С другой — право на критику. Модерн ликвидирует статус авторитета и исходит из того, что человек сам является конечной инстанцией любой достоверности. Однако вместе с идеей автономии индивида возникает представление не только о свободе, но и об обязанностях и ответственности за свои поступки.

Когда рождается модерн

Стандартная позиция: модерн появляется во время Великой французской революции. Возникает национальное государство, которое декларирует свободу и равенство, основанное на национальном суверенитете.

Теоретики государства, такие как Майкл Манн, считают, что основные черты современного государства складываются после Первой мировой войны.

Марксистская теория полагает, что капитализм (это его название модерна) рождается тогда, когда возникает мировая торговля и мировой рынок, то есть в XVI веке. А затем в результате ряда процессов, оторвавших крестьян от земли, возникает и необходимая для капитализма свободная рабочая сила.

Главный оппонент Маркса, отец современный социологии Макс Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма» говорит, что капитализм появляется из определенной культурно-религиозной обстановки, то есть из протестантской этики. Это совершенно другая перспектива, согласно которой капитализм вовсе не основан на стремлении к максимизации прибыли.

Такие исследователи, как Райнхарт Козеллек, исходят из того, что модерн — не событие, а процесс. Козеллек утверждает, что модерн формировался примерно с середины XVIII по середину XIX века. Вначале произошла семантическая революция, когда основные исторические понятия поменяли значения: например, слово «нация» в домодерновый период использовалось для обозначения студенческих землячеств и только в эпоху Великой французской революции приобрело современный смысл. Затем случилась так называемая демографическая модернизация, переход от традиционного общества с высокой рождаемостью и высокой смертностью к системе с низкой рождаемостью и низкой смертностью. Более того, развитое модерновое общество не воспроизводит само себя, восполнение в нем происходит за счет мигрантов — в этом смысле

мы живем в совершенно модерновой стране.

Демографическое поведение меняется в том числе и благодаря завоеванию женщинами прав, феминистской революции.

«Женщина не может ждать»

Как остроумно формулирует Вернер Зомбарт, капитализм рождается благодаря роскоши и потреблению редких товаров. Традиционное общество живет стабильно и бедно. Заработать много нельзя, и единственная возможность что-то добыть — пойти на войну и награбить. Так откуда в капитализме крупные финансовые накопления? Современные историки, в частности Фернан Бродель, говорят, что источником появления капиталов в Европе становится торговля на дальние расстояния. Торгуют предметами роскоши: шелком, специями, чаем, соболями. Но почему торговля роскошью вдруг приобретает такой гигантский размах?

По Зомбарту, с одной стороны — из-за роста городов. Кстати, до XIX века города ничего не производят: это центры потребления.

С другой стороны — из-за либерализации сексуальных и любовных отношений, секуляризации любви, ее выхода из-под патронажа Церкви и формирования принципа легитимности в любви. Любовь становится самоценной, происходит революция телесности. Возникает так называемая экономика куртизанок — трата денег на любовниц.

В целом происходит то, что Зомбарт называет победой женщины: начинается потребление предметов интерьера, домашней обстановки и в целом дорогих вещей, изготовление которых требует сложных технологий и таким образом ведет к изменениям в способах производства.

Зомбарт обозначает также тенденцию концентрации удовольствий. Раньше горизонт производства и горизонт потребления не были индивидуальными. Например, если церковная община заказывала у ювелирной семьи работу по изготовлению алтаря, то она могла делаться десятки лет, потому что не было субъекта, который хотел этот алтарь здесь и сейчас. Даже если заказчик умер бы, все равно алтарь принадлежал бы общине. Мы живем в другом горизонте, предполагающем концентрацию потребления в ограниченный период нашей жизни. Здесь Зомбарт тоже не скупится на афоризмы: «Женщина не может ждать».

Макдональдизация XIX века

Некоторые полагают, что глобализация — это модный тренд, но еще Маркс и Энгельс говорили о формировании глобальной массовой культуры. У Карла Розенкранца, одного из главных правых гегельянцев Германии, есть эссе «Прогресс в единообразии нашей цивилизации», содержание которого соответствует содержанию книги Джорджа Ритцера «Макдональдизация мира». Ритцер говорит, что современный процесс цивилизации — это рационализация и стандартизация, наглядным образцом которых является «Макдоналдс». В 1872 году после запуска первых телеграфов Розенкранц описывает этот же процесс, говоря, что современные ему коммуникационные сети редуцировали до нуля пространственную удаленность и человечество вступило в эру неслыханной синхронности сознания.

Серая, черная, белая толпа. Карен Линн

Субъективность и театр

Выше упоминалась субъективность как один из ключевых сюжетов модерна: с ней связаны важные свойства современного общества.

В традиционных обществах семьи никогда не образовывались исходя из романтических представлений о любви — только из экономической целесообразности. В обществе модерна семейные отношения — свободный союз.

В традиционном обществе будущее человека определено его предысторией, принадлежностью к семье и клану. В обществе модерна предполагается, что человек отделяется от своего происхождения и способен реализовать индивидуальную траекторию.

Традиционное общество характеризуется тотальной идентичностью, в нем нет характерного для общества модерна зазора между человеком и его ролью. Идентичность современного человека множественна, изменчива и образует пространство свободного выбора — и само общество модерна рождается как раз в тот момент, когда остро начинает переживаться эта ролевая структура.

Именно поэтому театр — один из ключевых институтов общества модерна, школа модерновой и городской жизни, искусство играть роли и умение понимать их условность и ограниченность. Известный пример наивного традиционного сознания — когда человек вскакивает и начинает спасать бедную Дездемону от Отелло. Театр — это школа, которая моделирует акторную природу современного общества. Мы живем в мире, где играем бесконечное количество социальных ролей. Любопытно, кстати, что знаменитая система Станиславского формировалась в эпоху мобилизационной модернизации, которая сама требовала от людей актерского мастерства (иначе были риски: не то сказал, не так посмотрел).

Вильгельм Дильтей видел особенность модернового общества в том, что мы включены в эти роли, но ни в одну из них не погружены полностью и ни в одной не чувствуем себя полностью реализованными.

Только современный человек чувствует неудовлетворенность своей идентичностью.

Маркс считал капитализм антигуманным из-за господствующего в нем отчуждения (яркое выражение этой проблемы — фильм «Новые времена», в котором Чарли Чаплин показывает дегуманизацию человека, стоящего у конвейера). Грубо говоря, общество невыносимо, потому что я должен ходить к восьми утра на работу. Но это редчайшая заслуга модерна: восемь часов я офисный планктон, но после могу быть виндсерфером, смотрителем сериалов или заниматься бар-хоппингом.

В «Немецкой идеологии» Маркса и Энгельса есть знаменитый пассаж о том, что в коммунистическом обществе никто не ограничен определенным кругом деятельности и может совершенствоваться в любой отрасли. Можно утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, а после ужина предаваться критике, не будучи при этом охотником, рыбаком, пастухом или критиком. Исходя из этой точки зрения, мы живем в стране победившего коммунизма. У нас половина населения на дачах так и живет, по словам Владимира Маяковского: «Землю попашет, попишет стихи».

Приватность

Модерн создает условия для возникновения частной жизни. Вследствие протестантской интимизации религии происходит гигантский по своему размаху культурный процесс, который завершается, например, появлением современного романа. Только модерн формирует комплекс представлений о наличии у нас внутреннего мира. Чтобы возникла эта сфера, потребовалась эволюция разных практик и техник — например, практики интимного дневника. Сегодня у нас есть психотерапевты — тоже практика, позволяющая нам артикулировать нечто из своего внутреннего мира.

В традиционном обществе интимное пространство и пространство труда в жилище не разделены. В эпоху модерна происходит трансформация планировки: появляются небольшие пространства, стремящиеся быть индивидуальными.

Образование

В начале XIX века мир приходит в движение. Все структуры, институты и профессии находятся в состоянии чрезвычайной подвижности. На эту ситуацию неопределенности ответом становится появление в обществе модерна либеральной модели образования.

Отцу современного университета Вильгельму фон Гумбольдту принадлежит знаменитая фраза о том, что образование — это гармоническое развитие всех способностей (это необходимо потому, что в ситуации неопределенности никто не может знать заранее, какие из этих способностей пригодятся). Причем эта образовательная задача реализуется на протяжении всей жизни, поэтому lifelong learning — тоже не исключительно современная особенность. В системе образования по Гумбольдту важно не обрастать энциклопедическими знаниями, а развивать то, что сегодня мы называем компетенциями.

Образование самоценно и не должно быть инструментальным. Всеобщее образование приоритетнее профессионального. А его цель — научиться учиться самому.

При этом образование состоит не только в свободе, но и в разнообразии опыта и должно заканчиваться деятельным преображением мира.

Изобретение традиции

Наиболее сбалансированной теорией модерна мне кажется теория компенсации Иоахима Риттера. Мир модерна не интересуется прошлым и учреждается фундаментальным разрывом, дифференцией, жестом отказа от любой формы традиции. Но парадоксальным образом лишь модерновый мир и рождает историческое сознание — как ответ на аисторичность модерна. Модерн — баланс двух базовых составляющих: рационализма Просвещения и историзма, формирующегося в XIX веке.

Только общество модерна знает историю и обладает историческим чувством — в традиционном обществе, напротив, взрывают Пальмиру.

У истории, исторического познания, согласно главному методологу исторической школы Иоганну Густаву Дройзену, есть освобождающая функция, эмансипаторная: если мы понимаем, чем обусловлено настоящее, мы можем им овладеть, мы не принимаем за чистую монету то, что неясно по своему происхождению.

Есть авторы, которые противопоставляют понятия цивилизации и культуры. Освальд Шпенглер в «Закате Европы» говорит, что культура умирает, а на ее место приходит цивилизация — то, что по определению глобально. (Многие ошибочно отождествляют глобализацию с экспансией Америки, но это ошибка: цивилизация лишена связи с местом своего происхождения, она безродна, и если сегодня инновации в основном генерируются в США, то завтра они могут прийти из Китая.) Но культура не умирает: реакцией на глобализацию становится интерес к локальному. Конечно, во многом это, как говорил Хобсбаум, «изобретение традиции», но оно возникает там, куда пришла цивилизация. Вы не найдете в городе ресторана местной кухни, если там не появится «Макдоналдс». Интерес к истории возникает как компенсирующее желание сформировать собственную идентичность.

Литература

  • Ассман А. Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна. М.: Новое литературное обозрение, 2017

  • Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Директ-Медиа, 2016

  • Гегель Г. В.Ф. Философия права. М.: Мир книги, 2009

  • Иллиес Ф. 1913. Лето целого века. М.: Ад Маргинем, 2017

  • Колоницкий Б., Копосов Н., Кром М., Козеллек Р., Андриайнен С., Бадалян Д., Борисова Т., Рощин Е. Исторические понятия и политические идеи в России XVI–XX века. Выпуск 5. СПб.: Алетейя, 2006

  • Люббе Г. В ногу со временем. Сокращенное пребывание в настоящем. М.: Издательский дом ВШЭ, 2019

  • Ритцер Дж. Макдональдизация общества 5. М.: Праксис, 2011

  • Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Двенадцать лекций. М.: Весь мир, 2008

Мы публикуем сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений. Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции. Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.

Смотрите также

цитат современности (314 цитат)

«Своеобразное затруднительное положение современного« я », несомненно, произошло как следствие разочарования высоких ожиданий от« я », когда оно вступило в век науки и технологий. Ослепленный неоспоримым авторитетом науки, красотой и элегантностью научного метода, победой современной медицины над физическими недугами и технологической трансформацией самого мира, личность в конце концов оказывается разочарованной неудачей науки и техники в тех самых сферах жизни, которые в прошлые века были ее основным источником обычного удовлетворения.

Как сказал Джон Чивер, главная эмоция взрослого северо-восточного американца, который имел все преимущества богатства, образования и культуры, — это разочарование.

Работа оставляет желать лучшего. Несмотря на все разговоры о том, чтобы сделать работу более творческой и самореализующейся, большинство людей ненавидят свою работу, и не без оснований. Большая часть работы в современных технологических обществах невыносимо скучна и однообразна.

Брак и семейная жизнь неутешительны. Даже среди защитников традиционных семейных ценностей, например.ж., христиан и евреев, следует заключить определенную мрачность, хотя бы по средней продолжительности просмотра телевизора. Каким бы унылым ни был телевизор, он, очевидно, не так уныл, как мама разговаривает с папой или дети разговаривают с ними обоими.

Школа неутешительная. Если наука увлекательна, а искусство волнует, то школы и университеты достигли немалого подвига, сделав то и другое скучным. Как известно каждому ученому и поэту, каждый открывает для себя оба призвания вопреки, а не благодаря школе. Требуются годы, чтобы оправиться от ступора преподавания Шекспира по английской литературе и моста Уитстона по физике.

Политика неутешительна. Большинство молодых людей отворачиваются от политики не из-за отсутствия интереса к политике, как это практикуется, а из-за поверхностности, продажности и имиджа, которые воспринимаются средствами массовой информации — одного из величайших достижений технологий. .

Церкви разочаровывают даже большинства верующих. Если Христос приносит нам новую жизнь, тем более примечательно, что церковь, несущая эту благую весть, оказалась в числе наиболее удрученных учреждений века.Альтернативы институциональным церквям еще более разочаровывают: от телевизионных евангелистов с их распущенными волосами до калифорнийских культов, возглавляемых преуспевающими гуру, которых игнорируют в Индии, но принимают в Ла-Холье.

Социальная жизнь неутешительна. Сама безумность попыток восстановить сообщество и фестиваль посредством вечеринок, групп, клубов, переполненных туристами Марди Гра, является лучшим свидетельством утраты истинного сообщества и праздника и одиночества самого себя, застрявшего на мели, как невыразимое сознание в мире, от которого оно воспринимает себя каким-то образом отчужденным, застрявшим даже внутри своего собственного тела, с которым оно не видит четкой связи.

Но остается одно неоспоримое преимущество науки: более продолжительная и здоровая жизнь стала возможной благодаря современной медицине, более короткое рабочее время стало возможным благодаря технологиям, следовательно, то, что воспринимается как определенная награда за унылую жизнь дома и на рынке. : отдых.

Отдых и хорошее физическое здоровье кажутся единственными амбивалентными преимуществами технологической революции ».
— Уокер Перси, Затерянные в космосе: последняя книга самопомощи

Спросите корейца !: Проблема Кореи — современность

Недавно я закончил читать книгу Даниэля Тюдора «Корея: невозможная страна» .(Мой обзор книги доступен в Reading Korea.) Моя реакция была в основном положительной: это был отличный обзор современной Кореи, дающий ясный взгляд на достижения и недостатки современного корейского общества. Как я уже писал в своем обзоре, книга очень рекомендуется.

Это, однако, не означает, что я полностью согласен с книгой. Я чувствовал, что в своей книге Тюдор слишком часто полагался на конфуцианство как на костыль, чтобы дать слишком справедливые объяснения о корейском обществе.Тюдор правильно определяет полный перечень проблем, с которыми сталкивается современная Корея, включая высокий уровень самоубийств, низкую удовлетворенность жизнью, низкий уровень рождаемости, чрезмерный упор на образование, изнурительную работу с очень продолжительными рабочими днями и т. Д. Тюдор также правильно определяет, что в конечном итоге конкуренция- — что привело Корею к достижению процветания и свободы беспрецедентными в истории человечества темпами — вот что вызывает эти социальные беды в Корее.

Каннамгу — это не только для Gangnam Style — это еще и Мекка пластической хирургии в Корее.
Не случайно в стеклянных небоскребах, символах процветания Кореи,
расположено так много клиник пластической хирургии.
(источник)

То, что мы с Тюдором расстаемся, является причиной такой конкуренции. Часто Тюдор указывает на конфуцианство как на мотивирующий фактор чрезмерной конкуренции в современном корейском обществе. Например, Тюдор начинает главу о конкуренции в Корее со следующего: «Поскольку конфуцианство придает особое значение успеху через образование и стабильную семью, корейцы сосредотачиваются на минимальном уровне жизни, при котором они будут сопоставимы с другими.«* Хотя Тюдор затем переходит к описанию того, как отчаянная бедность Кореи сформировала национальную культуру Кореи (с чем я склонен согласиться), начало главы со ссылкой на конфуцианство окрашивает последующее обсуждение главы.

(* Потому что я я работаю над переведенной версией книги, эта цитата может быть не совсем такой, как ее написал Тюдор. Вы можете винить г-на Тюдора, который прислал мне переведенную версию, а не английский оригинал.)

Если точка зрения Тюдора такова. что конфуцианство вносит свой вклад в проблемы современного корейского общества, мне интересно, как Тюдор может отреагировать на следующий исторический лакомый кусочек.Досовременная Корея — во времена династий Корё и Чосон — переживала чрезвычайно длительные периоды мира и стабильности. За почти тысячу лет до начала 20 века Корея пережила только одну крупную войну, которая серьезно угрожала ее выживанию. В остальное время в Корее было сильное унитарное центральное правительство, способное реализовать свое видение улучшения корейского общества. Излишне говорить, что такое видение было сформировано конфуцианством.

И при династии Чосон, такие усилия увенчались огромным успехом.Можно утверждать, что к этому моменту Корея достигла вершины аграрного общества. Организованные деревенскими единицами с многовековым опытом ведения сельского хозяйства, корейцы достигли тонкого баланса, позволяя получать наибольшее количество урожая без перенапряжения почвы. Корейцы также разнообразили свой урожай, позволив почве зажить и сделав свой стол более разнообразным. (Напомним, что традиционная корейская кухня включает более 1000 видов съедобных растений.) Деревенская единица также эффективно использовала рабочую силу, устанавливая точные графики того, кто, когда и для чего работает.**

(** From 김건태, «19 세기 집약적 농법 의 확산 과 작물 의 다각화», 비평 2012 년 겨울호 [Kim Geon-tae, Intensive Agronomy, Диверсификация культур в XIX веке ])

В результате получилось общество, которое без особых усилий произвело все необходимое. Благодаря эффективному ведению сельского хозяйства у корейцев всегда было много еды. Действительно, количество еды, которое традиционно потребляли корейцы, почти не вызывает сомнений. В дневнике 17 века говорится, что корейцы съедали 7 конфорок, [홉] риса за один прием пищи, или примерно 420 граммов.Это примерно втрое больше, чем сегодня корейцы съедают за один прием пищи. Однако корейцам никогда не приходилось много работать, чтобы поесть. Исследования показывают, что Корейцы работали не так много, за исключением таких периодов, как посадка и сбор риса, потому что труд распределялся эффективно. Вопреки стереотипу трудолюбивых азиатов, в рассказах иностранных путешественников о Корее корейцы неизменно называются «ленивыми». По правде говоря, корейцы не поленились. Они просто производили все необходимое, не тратя на это много времени.

(Больше после скачка.)

Есть вопрос или комментарий для корейца? Отправьте электронное письмо по адресу [email protected].

Важно не идеализировать прошлое, поскольку традиционная Корея вряд ли была идеальным обществом. Это была монархия с классовой системой. В этом обществе доминировали мужчины. Кроме того, Корея не всегда наслаждалась изобилием предметов первой необходимости — в конце концов, Корея определенно переживала неурожаи и неурожайные времена на протяжении шестивековой истории династии Чосон.

Но трудно отрицать, что традиционная Корея имеет определенные прелести, которых не хватает современной Корее. Не было постоянной конкуренции или стремления, которые изводили людей — просто люди эффективно делали то, что должны были делать, чтобы производить больше, чем то, что им было нужно, и наслаждались жизнью в свободное время. И эти традиционные корейцы гораздо больше придерживались конфуцианства, чем нынешние корейцы. Если конфуцианство способствует чрезмерной конкуренции, с которой сталкиваются современные корейцы, почему оно не заставило корейцев из династии Чосон больше соревноваться, работать сверхурочно и т. Д.? И если конфуцианство не вызвало этого, что стало?

В Корее проблем не возникает Конфуцианство; они возникают из современности. Современность, основными составляющими которой являются индустриализация и рыночная экономика, требует непрерывной конкуренции. В традиционной экономике единственная цель — поддержание существования. У традиционных корейцев не было крупных взаимосвязанных рынков, на которых они продавали бы избыток продуктов питания, и не было никого, кто мог бы их покупать. Как только они произвели достаточно, чтобы есть, у них мало стимулов для дальнейшего производства.

Корейский стол в джумак [ресторан и паб], около 1890 года.
Обратите внимание на размер чаш для риса и супа.
(источник)

В этой модели есть что-то очень привлекательное. В конце концов, почему мы так много работаем со всеми имеющимися у нас технологиями? Судя по всему, в странах с развитой экономикой нет абсолютно никаких причин работать более 15 часов в неделю, чтобы производить все, что нам нужно в жизни.Опыт традиционной Кореи показывает, что даже доиндустриальное общество может достичь этой цели, если общество определяет более низкий уровень «потребности». Так почему мы беспокоимся о вызывающих стресс требованиях современности?

История Кореи дает ответ: если ваша страна не будет двигаться к современности, современность придет в вашу страну в самой ужасающей форме. Людям, отвергающим современность, современность будет навязана. В конце 19 века современность впервые выбила двери Кореи в виде французских и американских военных кораблей, которые потребовали от Кореи открыть свои порты.Затем современность разрушила двери Императорской Японии, которая вскоре поработила всю страну в следующие десятилетия.

Суть современности — превратить людей в ресурсы. Рыночная экономика и индустриализация, действуя вместе, дегуманизируют, превращают в товар и объективизируют людей. И никто не выдерживает такой дегуманизации, как завоеванные подданные империи, которые считаются менее человечными в глазах завоевателя. Таким образом, Императорская Япония свободно использовала корейские «человеческие ресурсы» — ужасные слова, если подумать, — самым бесчеловечным образом.Империя призвала миллионы корейцев умирать на принудительных работах, сотни тысяч корейских женщин (которые были вдвойне превращены в товар как завоеванные подданные и вместилища для мужского секса) в качестве сексуальных рабынь для своих солдат, а тысячи — в качестве лабораторных крыс вживую. человеческие эксперименты.

Этот обжигающий опыт преподал корейцам незабываемый урок: модернизироваться или буквально умереть. Поэтому неудивительно, что корейцы уделяли особое внимание максимально быстрой модернизации.Эта направленность была особенно очевидна в личной философии Пак Чон Хи, под диктатурой которого Корея сделала первые шаги к присоединению к первому миру. (Действительно, «модернизация родины» [조국 의 근대화] — одна из любимых фраз Пака в его многочисленных выступлениях.) Но поскольку Корея так сильно отставала в гонке к современности, ей было недостаточно просто участвовать в гонке. Чтобы догнать страны, которые были впереди в гонке за современностью, Корея должна была найти способ вырваться из игры.


В бестселлере Moneyball Майкл Льюис описывает, как команда Oakland A, постоянно испытывающая нехватку денежных средств и ресурсов, сумела соревноваться и побеждать более обеспеченные команды, воплощая игру в бейсбол до самой ее сути — что есть, не вытаскивая ваши отбивные. С этой целью Oakland A лишил свою команду традиционных и эстетических предпочтений в области бейсбола и сосредоточился только на том, чтобы не вывести из себя своих противников. Другие команды MLB боготворили отбивающих, которые были физическим образцом, способным бить по бейсболу.Oakland A сосредоточился бы на отбивающих, которые могут не выглядеть спортивными и казаться пешеходами в традиционных показателях, но были способны рисовать прогулки — не так эстетично, как базовый удар, но тот же результат в конце.

Можно утверждать, что Корея также компенсировала свой недостаток, выжимая из современности самую суть: коммодификацию. В своей неистовой гонке к современности Корея, возможно, сумела превратить свой народ в товар лучше, чем любая другая страна в мире. Помогло то, что корейцы уже испытали ужасную коммодификацию современности в руках Императорской Японии и были разбиты корейской войной в нищету и отчаяние.Безусловно, коммодификация Кореи не обязательно означала бесконечные часы потогонного труда, хотя потогонные мастерские были важным компонентом на ранних этапах экономического развития Кореи. Корея вложила огромные средства в государственное образование и вырастила огромный корпус очень способных людей. Благодаря сочетанию националистических призывов и авторитарного правления Корея выжала из них максимальное количество качественной рабочей силы. Результат такой, какой мы видим сегодня: Корея находится в авангарде современности, самая быстрая страна, сделавшая это в истории человечества.

Но такое безжалостное превращение людей в товар оставило множество шрамов в корейском обществе, потому что, в отличие от бейсбола, сущность современности токсична. Сказать, что каждая социальная проблема в Корее в конечном итоге сводится к коммодификации, будет небольшим преувеличением. Корейцы убивают себя рекордными темпами, потому что в обществе, которое заменило традиционные семейные отношения современными отношениями между работодателем и работником, у безработных больше нет оснований для существования.Корейцы удваивают образование именно для того, чтобы избежать этой участи и найти себе работу. Корейские женщины подвергаются пластическим операциям с рекордной скоростью, потому что их внешность превращается в товар как на рынке труда, так и на рынке брака. Корейцы слишком заняты, чтобы вкладывать средства в себя, и слишком обеспокоены тем, что их детям придется бегать в одном и том же утомительном колесе хомяка; поэтому они отказываются заводить детей или заводят не более одного. Прежде всего, в этом бесчеловечном современном обществе корейцы испытывают стресс и несчастны.

Сосредоточение внимания на истинной причине социальных проблем Кореи проливает свет на истинные уроки, которые следует извлечь из опыта Кореи. Первый урок заключается в том, что сосредоточение внимания на уникальной истории и культурной традиции Кореи не помогает найти решение проблем Кореи. Если корейские традиции являются причиной социальных недугов Кореи, можно было бы наблюдать те же недуги, которые поражали Корею на протяжении всей ее истории. Это просто не тот случай. Фактически, многие корейские традиции советуют противостоять недугам современности.Конфуцианское образование, например, направлено на формирование определенного морального облика, а не на приобретение определенных навыков, чтобы стать полезным винтиком в современной экономике. Образовательный пыл в Корее вышел за рамки усердия и теперь находится на территории постоянного истощения. Если корейское образование снова будет сосредоточено на воспитании характера, а не на приобретении постоянно растущего числа навыков, это уменьшит это отчаяние, которое сегодня губит корейских детей.

Второй урок является продолжением первого.Проблема Кореи не в корейской культуре; Проблема Кореи — это сама современность. Таким образом, проблема Кореи не ограничивается Кореей, но является универсальной и затрагивает каждое современное промышленно развитое капиталистическое общество. Обширный обзор модернизированных стран показывает, что отголоски проблем Кореи существуют во всем мире, хотя и в разной степени. Корею часто называют высоким уровнем самоубийств, но социологические исследования совершенно ясно показывают, что каждый единственная индустриальная страна в мировой истории пережила огромный всплеск самоубийств в процессе индустриализации, а затем страна развита промышленно, тем выше всплеск.Высокий уровень пластической хирургии в Корее привлекает международное внимание, но Бразилия, еще одна развивающаяся промышленно развитая страна, также привлекает внимание к огромному количеству пластических операций. Хотя стремление Кореи к образованию часто считается чрезмерным, в Соединенных Штатах удвоение объема образования спровоцировало гонку ядерных вооружений за счет инфляции дипломов, подобную той, что наблюдается в Корее.

(В сторону: тенденция глобализации, которая является просто еще одним названием мировой модернизации, поднимает эту всемирную коммодификацию людей на новый минимум.Рабочие FoxConn в Китае убивают себя массово, в то время как сотни рабочих в Пакистане погибают в огне, который якобы прошел пожарную инспекцию, и все это в процессе производства товаров для богатых потребителей из первого мира. Но даже первые мировые потребители больше не в безопасности: по мере того, как международная конкуренция усиливается, безжалостная машина, стремящаяся к эффективности, перекачивает богатство, которое ранее поддерживало средний класс первого мира, новым капиталистам остального мира. В модернизированном мире бездарности негде спрятаться.)

То, что проблемы Кореи универсальны для современных стран, приводит к обескураживающему осознанию: решение этих проблем потребует полного перенаправления человеческой цивилизации с пути, по которому она шла последние 250 лет. Неясно, возможно ли это вообще; также неясно, желательно ли это. При всех своих проблемах современность также имеет огромные преимущества в виде беспрецедентного богатства (хотя и неравномерно распределенного), передовой медицины и более глубоких знаний об окружающем мире.Даже в ограниченном контексте Кореи это расследование сохраняет тот же характер: несмотря на все их жалобы на сегодняшнюю Корею, действительно ли корейцы захотят вернуться к тому, что было три века назад? Являются ли проблемы Кореи — стресс, низкая рождаемость, самоубийства — всего лишь чем-то, с чем Корея должна научиться справляться в обмен на дивиденды современности? Может ли какое-либо общество сегодня отказаться от прилива современности, не будучи поглощенным другими обществами, которые продолжали бы идти к более совершенной экономике и вооруженным силам?

Это важные вопросы.Они также чрезвычайно сложны, и их масштабы намного шире, чем отдельная национальная культура или традиция. Таким образом, при обсуждении проблем Кореи было бы ошибкой сосредотачиваться исключительно на корейских традициях или корейской культуре. Проблема Кореи — это современность, а проблема Кореи — проблема мира. Чтобы исправить это, требуется не какое-то изменение корейской культуры, а перенаправление человеческой цивилизации.

Есть вопрос или комментарий для корейца? Отправьте электронное письмо на адрес askakorean @ gmail.com.

Введение: от традиции к современности

Введение: от традиции к современности

Содержание Назад Вперед


Это старый веб-сайт Университета Организации Объединенных Наций. Посетите новый сайт http://unu.edu


Введение: от традиций к современности

Жан-Жак Саломон, Франсиско Р. Сагасти и Клайн Сакс-Жанте


Важность науки и технологий
Наука, технологии и общество
Институциональные и политические требования
новый международный контекст
Современность и неопределенный поиск
Источники


«Наука» существовала в каждом общество во все периоды истории человечества.Не может быть действия, будь то природные или социальные явления, без определенного количества рационального эмпирического познания физического, живого и социальный мир. Такие знания всегда играли важную роль в развитии обществ, в их материале, а также в их институциональные и культурные достижения. Однако это в современные индустриальные общества, в которых наука и техника стали решающий фактор в процессе долгосрочного экономического роста и развитие. Многие цивилизации и общества игнорировали или просто не обратил внимания на понятие прогресса, но тем не менее, стали свидетелями некоторых технических изменений, которые произошло в течение очень длительного времени.

Ожидания относительно перспектив улучшения стандарта жизни — явление относительно недавнее, и они чрезвычайно выросли медленно в доиндустриальную эпоху. Идея прогресса зародилась в контекст иудео-христианской цивилизации и развитая главным образом с научной революцией семнадцатого века, Просвещение XVIII века и Индустриальный Революция, которая все еще с нами. Впоследствии экономический рост стали — к лучшему или к худшему — основой каждого общества надежды на будущее, а наука и техника стали больше и более способствующий выполнению этих ожиданий.это в этой структуре, что политика исследований и деятельности по развитию (НИОКР) становилось все больше и больше незаменим для концепции, разработки и реализации более широких политических и политических целей. Макс Вебер считал что современное государство определяется бюрократией, так что любой текущий процесс разработки политики можно определить как бюрократия плюс наука: большинство политических решений сегодня основываются на научных дисциплин в отношении методов, доказательств, результатов и даже обещает.

Важность науки и техника

Наука и технологии действительно имеют значение, и в настоящее время все больше и больше Больше. Это должно быть самоочевидным, но во многих развивающихся стран, этот факт так мало оценивают среди лица, принимающие решения, а также широкая публика, что люди либо не знают или не осознают преимущества, которые продуманная стратегия развития может вытекать из научных и технические ресурсы. Кроме того, люди часто упускают из виду факт что наука и техника успешно функционируют только в более широкая социальная / политическая экономическая среда, которая обеспечивает эффективное сочетание нетехнических стимулов и дополнительные входы в инновационный процесс.Наука и технологии не являются экзогенными факторами, которые определяют эволюция независимо от ее исторической, социальной, политической, культурное или религиозное происхождение.

В недавнем отчете Международного совета по науке Политические исследования подчеркнули:

технологические изменения и инновации не могут иметь своего социального положительные эффекты, если культурный и политический контекст не готовы впитывать и включать их, а также добиваться структурные преобразования, которые потребуются — процесс что намного труднее и сложнее, чем простая передача ресурсы (в данном случае наука и техника, а не капитал) от богатых к бедным как способ исправления дисбалансы.Наука и технологии оказали огромное влияние на снижение нагрузки на физический труд и улучшение социальных благосостояние. Этот вклад стал возможен только благодаря огромная методологическая сила научного мышления, которая расширяет человеческую способность воображать и разрабатывать альтернативы. При этом, однако, развитие науки и технология — это гораздо больше, чем просто применение объективной логики. Он основан на общественном консенсусе в отношении целей и ценностей. Наука и технология существует только через людей, действующих в определенных контекстах, и как таковые не могут быть полностью свободными от ценностей и нейтральный.

Безусловно, научно-технический прогресс обеспечил много выгод в долгосрочной перспективе промышленно развитым стран, а в последнее время — для развивающихся стран. В наиболее ярким свидетельством этого в промышленно развитых странах является доход на душу населения, который увеличился почти в десять раз в пространство двух веков. Более того, это чисто количественное индикатор не дает представления об индивидуальных и коллективных выгодах которые сопровождали этот огромный рост доходов: более долгая жизнь, ниже детская смертность, искоренение некоторых заболеваний, выше уровень образования, более быстрые средства общения, лучше условия жизни и труда, большая социальная защита, больше возможности для отдыха и др.Какое бы неравенство ни сохранялось, и какими бы большими (а иногда и растущими) очагами бедности еще можно найти в «богатых» странах, уровень материального улучшения явно положительный. Это все тем более повод попытаться улучшить текущую ситуацию большинства развивающиеся страны, условия которых таковы, что выгоды научно-технического прогресса не способствуют их развитие одинаково, с одинаковым уровнем или скоростью.

Это прочтение технического прогресса — единственное, что цель — выводится из цифр, выбранных экономистами для расчета прироста валового национального продукта и производительность.Они могут привести к неопровержимым выводам относительно качества и уровня жизни от экономического точки зрения, а это уже решающее достижение. Но такие оценка не выходит за рамки количественных фактов относительно производства, потребления, рабочей недели, здоровья и гигиена, продолжительность жизни. Как только взглянешь шире, баланс прогресса более неоднозначен и становится вопрос субъективных реакций и убеждений. Наши экономические индикаторы совершенно неспособны измерить социальные издержки и недостатки (напр.г. для окружающей среды), связанных с экономической рост и технический прогресс. Но они также не способны учитывая все новые знания и технические ноу-хау — в значительной степени продукты прогресса, которые позволили людям расширить свои познания в природе и самих себе, уменьшить уровень суеверий и действовать более рационально для достижения лучшая жизнь. В этом балансе, конечно, есть и темные стороны лист науки и техники, от гонки вооружений и создание ядерного арсенала, способного «перебить» человечества к глобальным экологическим проблемам, возникающим в результате процесс индустриализации, который угрожает будущему вся земля.Сегодня никто не может разделить позитивистский оптимизм концепция прогресса Просвещения; прямая дорога к большие знания и материальный прогресс не приводят к тому же знак на менее прямой путь к «счастью» и «моральный прогресс».

«Будь то социолог Герберт Маркузе или писательница Симона де Бовуар, мы рассматриваем технологии в первую очередь как средства порабощения и разрушения человека, или же, как Адам Смита, мы видим в нем прежде всего освобождающую силу Прометея, мы все вовлечены в его продвижение.Как бы мы ни желали, мы не можем избежать его воздействия на нашу повседневную жизнь, ни на моральные социальные и экономические дилеммы, с которыми он сталкивается. Мы можем проклинайте это или благословляйте, но мы не можем игнорировать это ». Вот как Кристофер Фриман начал свою книгу о Экономика Промышленные инновации [5, с. 15]. Действительно, нравится ли это или нет, но окончательный компромисс — между бедностью и ростом. Если Фримен интересовался только технологиями, то мы касается здесь как науки, так и техники.

Отвергая современную науку и технологии, Симона де Бовуар последовательна в своем сознательном предпочтении бедность. Но большинство экономистов склонны соглашаться с Маршалла, что бедность — одна из основных причин деградация большой части человечества. Их озабоченность с проблемами экономического роста возникла из убеждения, что массовая бедность в Азии, Африке и Латинской Америке и менее серьезная бедность сохраняется в Европе и Северной Америке, было предотвратимым злом, которое можно и нужно уменьшить, и, возможно, в конечном итоге устранен.[5, с. 15]

Продолжение Фримена:

Инновации важны для увеличения благосостояния нации не только в узком смысле роста благосостояния, но также в более фундаментальном смысле, позволяя им делать вещи, которые никогда раньше не делались. это критично не только для тех, кто хочет ускориться или выдержать темпы экономического роста в этой и других странах, но также для тех, кого шокирует узкая озабоченность количество товаров и желание изменить направление экономического прогресса или сосредоточиться на улучшении качества жизнь.Это очень важно для длительного сохранения ресурсы и улучшение окружающей среды. Предупреждение большинства форм загрязнения и экономической переработки отходы одинаково зависят от научных и технический прогресс. [5, с. 16]

Мы так подробно цитируем Фримена, которому предложили первая кафедра научной политики в мире и Успешно отдел исследований научной политики Университета Сассекс, не только чтобы отдать должное его новаторской работе, но и потому что мы разделяем его убеждение — это руководящий принцип этого тома в целом, что ничто не заменит рациональная мысль.Мы можем научиться лучше использовать науку и технологии, но мы не можем избежать их — если, конечно, мы готовы отказаться от всех попыток справиться с трудности, напряжения и вызовы мира, в котором мы надо жить. Freeman добавлено:

Знаменитая первая глава книги Адама Смита « Богатство» «Nations » сразу же приступает к обсуждению «усовершенствования машин» и способ, которым разделение труда способствует развитию специализированных изобретений.Маркса модель капиталистической экономики приписывает центральную роль технические инновации в капитальных благах — «буржуазные не может существовать без постоянной революции в средствах производство «. Маршалл не раздумывая описал «знания» как главный двигатель прогресса в экономия.

От Шумпетера до Самуэльсона большинство экономистов сегодня приходят к такой же вывод. Центральное значение науки и технологии для экономического прогресса — в равной степени главная забота эта книга.

Наука, технологии и общество

Социальные и культурные факторы — отношения и убеждения, связанные с экономической, политической и социальной организацией — влиять на роль науки и технологий в данном общество. В свою очередь, распространение новых знаний, продуктов, и процессы, полученные в результате научно-технического прогресса трансформирует социальные структуры, способы поведения и отношения ума. Роль технических изменений в процессе экономической рост признан всеми теориями развития.Но что именно эта роль? В частности, какая часть науки и технологии играют в экономических и социальных преобразованиях, которые сопровождал промышленную революцию с самого начала? Ответы на эти вопросы не могут быть легкими и, следовательно, быстрые, требующие тонкого анализа, долгосрочного историческая перспектива и ссылка на примеры, взятые из различные отрасли общественных наук [2, 14].

Сегодня способы, которыми технические изменения меняют отношения, институты и общества нельзя свести к простой линейной отношения, которые являются автоматическими, т.е.е. детерминированный. Технология один социальный процесс среди других: это не вопрос техническое развитие с одной стороны и социальное развитие с одной стороны. другой, как если бы это были два совершенно разных мира или процессы. Общество формируется техническими изменениями, которые, в свою очередь, формируется обществом. Созданная человеком технология ускользает от его контроль только постольку, поскольку он этого хочет. В этом смысле общество определяется не меньше тех технологий, на которые он способен создание, чем те, которые он хочет использовать и развивать в предпочтение другим [15].

Действительно, нынешняя ситуация сильно отличается от расширение механизации, поощряемое развитием станки и паровой двигатель в девятнадцатом веке. В распространение «новых технологий» (электроника, компьютеры, телекоммуникации, а также новые синтетические материалы и биотехнологии) создает гораздо большее неравенство, чем что было возможно между европейскими странами в начале Индустриальная революция. Более того, он предполагает гораздо большее проблемы, чем те, с которыми боролись европейские общества (которые были доиндустриальными, а не чисто сельское хозяйство), добившиеся успеха благодаря длительному подготовка в основе их интерпретации природных явлений и их использование техники, среди прочего, математика, эксперименты, измерения, вычисления и доказательства [16].С одной стороны, по сути, геополитическая ситуация в мир сегодня более сложный, с событиями и актерами постоянно в движение в континентальном масштабе, усиленное взрывом в самих средствах связи. С другой стороны, очень инструменты (как концептуальные, так и практические), которые позволяют нам хотя бы частично, чтобы понять мир, в котором мы живем, и манипулировать им, продолжили — во многом благодаря впечатляющий прогресс науки и техники — стать когда-либо более «сложный» и поэтому сложный в освоении без специальных навыков и квалификации.

Именно на этом фоне возрастающей сложности проблем столько же, сколько и методов, что «шок» новые технологии поразили как развивающиеся, так и промышленные страны. Для последнего — с учетом экономических трудностей начале 1980-х, очень умеренные темпы роста и сохранение высокого уровня безработицы — приспособление к новым техническая система, которая только начинает распространяться, создает проблемы которые мало чем отличаются от тех, которые дали начало различные этапы механизации в девятнадцатом век.Какими бы ни были социальные издержки с точки зрения увольнений и увольнение с работы и, какими бы значительными ни были очаги бедности которые остаются (а иногда даже растут в результате кризис и неравномерность развития), мы все же имеем дело с общества, в которых основные потребности в целом удовлетворены, и кроме того, ресурсы, доступные для обучения и переподготовки рабочая сила значительна. Не зря они были названы «постиндустриальными» обществами, характеризуется доминированием сферы услуг, само быстрый рост деятельности, связанной с информацией, и большой масштаб инвестиций в образование и исследования.

Напротив, для большинства развивающихся стран наиболее основные потребности для выживания — еда, здоровье, кров и образование — далеки от того, чтобы встретиться, так что вещи, которые воспринимается богатыми странами как необходимое, может показаться бедные страны, как демонстрация роскоши или уловка общество потребления. Кроме того, они сталкиваются с двойным давлением проблема народонаселения, которая вряд ли улучшение до конца века и проблема долга, который стал настолько драматичным, что некоторые страны едва справляются с с уплатой процентов.На этом фоне некоторые люди ставят под сомнение утверждение о том, что новые технологии многим развивающимся странам следует уделять первоочередное внимание, чтобы для удовлетворения их реальных потребностей. И все же — учитывая растущие взаимозависимость экономик и интернационализация торговля с одной стороны и неоспоримые возможности модернизировать и «догнать» то, что предлагает новая с другой — кажется немыслимым, чтобы страна должна решить лишиться продуктов и инфраструктуры, которые все чаще определяют «нервную системы »современного мира и определить его функционирует [8].В этой связи нельзя недооценивать актуальность и ценность «смешения технологий», т. е. применение новых технологий, экономически выгодных для обновлять, модернизировать или развивать традиционные виды деятельности (или эксплуатировать природные ресурсы, которые иначе остались бы неиспользованными) вызывая минимальные социальные и экономические потрясения.

Быстрое распространение новой технологии само по себе не означает быстрые социальные изменения. Участвуют и другие факторы, такие как экономической, социальной и образовательной политики, переговоров и соглашения между заинтересованными группами, устоявшиеся обычаи повседневной жизни и социальных институтов, ценностей общества и традиции.Еще раз следует подчеркнуть, что наука и технологии не являются независимыми переменными в процессе развития: они являются частью человеческого, экономического, социального и культурная среда, сформированная историей. Нет ничего более показательного с этой точки зрения, чем тематические исследования технологий смешивания, которые действительно показывают, что применение новых технологии в традиционных секторах — это не просто технологический проблема, но в большей степени институциональная, социальная и политическая [1]. Это в первую очередь определяет шансы подать заявку научные знания, отвечающие реальным потребностям страны.Это Дело не в том, что есть две системы — наука и технологии с одной стороны и общество с другой, удерживаемые вместе какая-то волшебная формула. Скорее, наука и техника существуют в данное общество как система, более или менее способная осмос, ассимиляция и инновации — или отказ — в зависимости от к реальностям, одновременно материальным, историческим, культурный и политический.

В общем, технические изменения не являются неизбежными: ни его темп, ни его направление не предопределены (хотя нельзя недооценивать силу некоторых промышленных и национальное лобби в навязывании своих фабрик или продуктов), и успех инновации никогда не бывает уверенным.Технологии влияет на экономику и историю, но это сам продукт и выражение культуры. Таким образом, те же инновации могут дают очень разные результаты в разных настройках или при разные периоды в одном обществе. Технические изменения и Таким образом, сама технология составляет социальный процесс, в котором отдельные лица и группы всегда делают решающий выбор в распределение ограниченных ресурсов, распределение, которое неизбежно отражает сложившуюся систему ценностей [14]. В то же время, наука и техника — это не «черные ящики» с принципы и эффекты, которые оставляют неизменными социальные структуры обществ, которые их принимают.Их нельзя отправить как товаров: процесс никогда не бывает нейтральным, простым или постоянный; это требует уровня навыков, а также часто настойчивость, без которой он представляет собой инструмент без ручка или коробка фокусов без ключа.

Именно с этой точки зрения связи между наукой, технологии и общество в развивающихся странах должны быть адресованный. За пределами определенного порога ресурсов капитал накопление никогда не является гарантией роста. На Напротив, это прежде всего организация общества. что в свою очередь определяет организацию производства — это позволяет стране создавать и использовать свои научные и технические ресурсы.Эти факторы определяют степень, в которой наука и техника могут инициировать и стимулировать процесс развития, а не наоборот. Если наука и технологии не являются внешними по отношению к этому процессу, потому что они сами по себе не могут быть разработаны или использованы иначе, как в учитывая экономические и социальные рамки. Крайняя отсталость — это в этом смысле стадия развития, которая не оказывает давления на социальная структура, чтобы участвовать в научных и технические исследования. И, не имея благоприятных экономических и социальных структура, даже страны выше этого уровня могут оказаться не в состоянии воспользоваться преимуществами науки и техники.Если есть урок, который следует сохранить из истории, и особенно из истории науки, то пути и институты, знания развиваются и передаются в обществе, так как как и через культурные границы, они никогда не бывают линейными или механистическими.

Институциональные и требования политики

Ниже мы намерены выделить, во-первых, важнейшие важность научных и технических ресурсов для социальных и экономическое развитие; во-вторых, разнообразие ситуаций, с которыми развивающиеся страны, особенно в том, что касается их обеспеченности с точки зрения науки и техники, и, следовательно, тот факт, что не существует единой модели для определения и реализации стратегий; в-третьих, противоречивые, если не разочаровывающие, достигнутые результаты экономикой развития и необходимыми усилиями, которые требуют быть сделано для интеграции научно-технической политики в общая политика экономического и социального развития.Любые попытка сделать общие заявления по этому поводу сопряжена с риском неспособности уловить, что на самом деле происходит, на двоих Причины: национальные обстоятельства слишком разнообразны для одного модель, чтобы соответствовать им всем, и наука и технологии сегодня тоже сложно рассматривать в общих чертах. Эти слова предупреждения в равной степени применимы и к общему обсуждению так называемого «третьего мире «. И особенно в отношении технических нововведение: «Невозможно справиться с сложности технологии, ее взаимосвязь с другими компоненты социальной системы, а также ее социально-экономические последствия, без желания перейти от очень агрегированные до сильно дезагрегированных способов мышления »[12].Другими словами, любой анализ взаимодействия социальных организационные и технические изменения всегда должны быть усовершенствованы, чтобы учет особенностей каждой страны, особенно ее относительный уровень научно-технических средств, характер и качество этих активов (высшее образование и обучение учреждения, лаборатории и т. д.), а также их использование в рамки его конкретных экономических, политических и социальных условия.

Независимо от темпа и уровня развития, разработка — это путь между традиции и современность.В этом динамичном процессе количественные показатели всегда относительны: разработка никогда не заканчивается и конечно, никогда не достигается раз и навсегда, и процесс измерить только количественно. Ни «взлет», ни усиление индустриализации может быть надежной гарантией против отката назад, как показывает пример Восточной Европы. В кроме того, хотя имеющиеся данные дают точки сравнение, мы не имеем дело со шкалой ценностей, полученных из единой, всеобъемлющей и неопровержимой теоретической модели.Путешествие требует времени, затрат, требует выбора, и поэтому требует решительной коллективной решимости не просто справиться с рисками, связанными с изменениями, но попытаться, в долгосрочной перспективе, чтобы направлять изменения в конкретном направление.

Как подчеркнул Гуннар Мюрдал [10], терминология, используемая социальные науки не нейтральны. Мы теперь говорим о «развивающиеся страны», а не «слаборазвитые» стран «, потому что мы хотим преуменьшить реалии структурный дисбаланс и стресс вместо шансов поймать вверх.Вежливый дипломатический язык предполагает, что есть просто небольшой временной лаг, разделяющий промышленно развитые страны от тех, которых еще нет: все, что нужно, чтобы ликвидировать разрыв заключается в принятии «правильной» экономической политики. Термин «развивающаяся страна» нелогичен, считает в Myrdal, потому что он передает идею о том, что есть страны которые не развиваются. Кроме того, он не указывает хочет ли страна развиваться или предпринимает практические шаги чтобы способствовать его развитию.В этом смысле первое требование — не только с точки зрения хронологии, но прежде всего принципов — может суммироваться в решимости попытаться развиваться, а не в с целью порвать с прошлым (или, по крайней мере, не со всеми прежние традиции), как получить средства для модернизации. Эти средства частично, но не полностью экономичны; институциональный также учитываются социальные, политические и культурные факторы. В процесс разработки — это пакет, в котором успех зависит от многих различные элементы в комбинациях, которые невозможно определить только по экономическим показателям.

Самый общий урок заключается в том, что технические изменения не трансформируют общества независимо от других факторов, которые не связанных с технологией как таковой. Индустриальная революция засвидетельствовал начало нового типа роста, который был связан с чередой технических инноваций, которые ускорили темп изменений, хотя их происхождение и развитие зависели по широкому кругу нетехнических факторов. В Европе капиталистическая конкуренция поощряла технические разработки, направленные на повышение производительности труда.Эти события произошли и смогли распространиться только потому, что экономические, институциональные и социальные обстоятельства были благоприятными. В свою очередь, эти обстоятельства были изменены прогрессом науки и технологии, а затем повлияли на скорость и направление технические инновации. Процесс был чрезвычайно сложным, так как Ландес [9] подчеркивает в заключение своей истории Промышленная революция: «Есть множество ссылок, прямые и косвенные, жесткие и свободные, исключительные и частичные, и каждое индустриальное общество развивает свою собственную комбинацию элементы, соответствующие его традициям, возможностям и обстоятельствам.Однако тот факт, что существует эта игра структуры, не означает, что структуры нет ».

В этой деликатной и неопределенной «игре структуры» на который влияет исторический и культурный фон каждой стране, институциональные и политические предпосылки для рациональное использование научных и технических ресурсов имеющиеся в основном связаны с этими неэкономическими факторами. Растущий взаимозависимость наций и возникновение мировой экономики не уничтожили индивидуальность культур и обществ.Путь от традиций к современности поднимает тот же вопрос для всех развивающихся стран, но они единственные в возможность ответить в соответствии с решениями, которые они принимают сами о науке и технике, как и обо всем остальном. Этот вопрос обоюдоострый: как модернизировать, не жертвуя традиция? как сохранить традиции без компромиссов модернизация? Более чем когда-либо спешка политики, которая мы являемся свидетелями приближения конца двадцатого века предупреждает любую развивающуюся страну быть внимательной к последствиям этого вопроса.


Содержание предыдущий следующий

Лучшее настроение модерна — Отличные предложения на модерн настроения от глобальных продавцов модерна

Отличные новости !!! Вы попали в нужное место для настроения современности. К настоящему времени вы уже знаете, что что бы вы ни искали, вы обязательно найдете это на AliExpress. У нас буквально тысячи отличных продуктов во всех товарных категориях.Ищете ли вы товары высокого класса или дешевые и недорогие оптовые закупки, мы гарантируем, что он есть на AliExpress.

Вы найдете официальные магазины торговых марок наряду с небольшими независимыми продавцами со скидками, каждый из которых предлагает быструю доставку и надежные, а также удобные и безопасные способы оплаты, независимо от того, сколько вы решите потратить.

AliExpress никогда не уступит по выбору, качеству и цене.Каждый день вы будете находить новые онлайн-предложения, скидки в магазинах и возможность сэкономить еще больше, собирая купоны. Но вам, возможно, придется действовать быстро, так как этот модный стиль в мгновение ока станет одним из самых востребованных бестселлеров. Подумайте, как вам будут завидовать друзья, когда вы скажете им, что вы получили свое современное настроение на AliExpress. Благодаря самым низким ценам в Интернете, дешевым тарифам на доставку и возможности получения на месте вы можете еще больше сэкономить.

Если вы все еще не уверены в современном настроении и думаете о выборе аналогичного товара, AliExpress — отличное место для сравнения цен и продавцов.Мы поможем вам решить, стоит ли доплачивать за высококлассную версию или вы получаете столь же выгодную сделку, приобретая более дешевую вещь. И, если вы просто хотите побаловать себя и потратиться на самую дорогую версию, AliExpress всегда позаботится о том, чтобы вы могли получить лучшую цену за свои деньги, даже сообщая вам, когда вам будет лучше дождаться начала рекламной акции. и ожидаемая экономия.AliExpress гордится тем, что у вас всегда есть осознанный выбор при покупке в одном из сотен магазинов и продавцов на нашей платформе.Реальные покупатели оценивают качество обслуживания, цену и качество каждого магазина и продавца. Кроме того, вы можете узнать рейтинги магазина или отдельных продавцов, а также сравнить цены, доставку и скидки на один и тот же продукт, прочитав комментарии и отзывы, оставленные пользователями. Каждая покупка имеет звездный рейтинг и часто имеет комментарии, оставленные предыдущими клиентами, описывающими их опыт транзакций, поэтому вы можете покупать с уверенностью каждый раз. Короче говоря, вам не нужно верить нам на слово — просто слушайте миллионы наших довольных клиентов.

А если вы новичок на AliExpress, мы откроем вам секрет. Непосредственно перед тем, как вы нажмете «купить сейчас» в процессе транзакции, найдите время, чтобы проверить купоны — и вы сэкономите еще больше. Вы можете найти купоны магазина, купоны AliExpress или собирать купоны каждый день, играя в игры в приложении AliExpress. Вместе с бесплатной доставкой, которую предлагают большинство продавцов на нашем сайте, вы сможете приобрести mood modernity по самой выгодной цене.

У нас всегда есть новейшие технологии, новейшие тенденции и самые обсуждаемые лейблы.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *