Советский модернизм в архитектуре: важные тексты Strelka Mag, которые помогут разобраться в советском модернизме — Strelka Mag

Содержание

важные тексты Strelka Mag, которые помогут разобраться в советском модернизме — Strelka Mag

4 ноября 1955 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли постановление № 1871 «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Этот день неофициально считается днём рождения нового архитектурного направления — советского модернизма. Собрали главные тексты Strelka Mag, которые помогут понять, откуда взялся этот термин, где посмотреть на удачные реконструкции и нужно ли сохранять весь советский модернизм.

КАК ПОЯВИЛся термин «СОВЕТСКИЙ МОДЕРНИЗМ»

Спустя 50 лет после постановления «Об устранении излишеств…» архитектор и автор Дворца пионеров на Воробьёвых горах Феликс Новиков предложил устроить выставку архитектуры 1950-1980-х, назвав её «советским модернизмом». Именно тогда, по словам самого Новикова, он изобрёл это словосочетание.

Подробнее о том, как приживался термин в академической среде и какой год можно считать концом советского модернизма как архитектурного явления, — в интервью с Феликсом Новиковым.

Дворец пионеров на Воробьёвых горах. Фото: change.org

каких архитекторов советского модернизма надо знать

Взяв курс на отказ «от излишеств», архитекторы начали создавать новую архитектуру — экономичную, удобную для каждого и эстетически устремлённую в будущее. Мы поговорили с шестью архитекторами, которые проектировали «город завтрашнего дня».

Заслуженный архитектор Игорь Василевский родился в Москве в 1935 году в семье маршала Александра Василевского. Среди его проектов — деревянная гостиница в Завидове, студия военных художников им. Грекова в Москве, санаторий «Вороново» и пансионат «Отрадное» (Московская область).

Зоя Харитонова родилась в Москве в 1936 году, окончила МАРХИ и стала одним из авторов книги «Новый элемент расселения: на пути к новому городу». В качестве архитектора работала над многими проектами, среди которых несколько жилых домов в Москве, квартал около парка «Сокольники» и микрорайон Гольяново.

Юрий Гнедовский — академик Российской академии архитектуры и строительных наук и Международной академии архитектуры в Москве. Среди его проектов — театральный центр им. Мейерхольда, Российский культурный центр на Краснохолмской набережной, Московский международный Дом музыки.

Александр Анисимов — доктор архитектуры, заслуженный архитектор РФ, почётный строитель Москвы. Среди его проектов – Театр на Таганке. Последней главной работой была реконструкция Московского планетария со строительством новой части.

Феликс Новиков — доктор архитектуры, лауреат Госпремий СССР и РСФСР. Проектировал московскую станцию метро «Краснопресненская», дом-флейту, Научный центр микроэлектроники и МИЭТ в Зеленограде, занимался комплексом зданий посольства СССР в Мавритании в городе Нуакшот.

Алексей Гутнов (1937–1986) — архитектор, теоретик архитектуры и градостроительства, один из создателей концепции «Нового элемента расселения». Несколько лет возглавлял научный отдел НИиПИ Генплана Москвы. Популяризатор архитектуры, автор множества научных статей и нескольких монографий.

Какие дома считали неправильными после 1955 года

В постановлении не только перечислялись требования к новым сооружениям. В нём также были названы якобы неудачные постройки с «большими излишествами». Показываем семь таких зданий и рассказываем о судьбе их архитекторов.

чтобы научиться узнавать советский модернизм, посмотрите на:

​8 модернистских загсов

​10 модернистких зданий в Самаре​

​8 модернистских домов в Тбилиси​

Идеальный район с точки зрения советского модернизма

Выхино. Детская школа искусств имени М. А. Балакирева. Фото: Кирилл Головкин

Выхино. Жилой дом. Фото: Кирилл Головкин

Выхино. Конференц-зал ВНИИАЭС. Фото: Кирилл Головкин

Выхино. Жилой дом на Ферганской улице. Фото: Кирилл Головкин

Район Выхино-Жулебино можно считать музеем советского модернизма. Посреди жилого массива 1960-х и 1970-х годов расположены кинотеатр «Волгоград», универсам и Детская школа искусств имени Балакирева. Завершает этот ансамбль комплекс Института по эксплуатации атомных электростанций. Посмотрите на серию плёночных снимков этого места.

Удачные примеры реконструкции модренистких проетков

​Бывший советский кинотеатр «Целинный» в Казахстане​

​Дворец культуры в Железноводске​

​Ещё несколько реконструкций по проектам молодых архитекторов​

За какими реконструкциями стоит сейчас следить

​Библиотека ИНИОН РАН​

Работы по восстановлению здания начались в 2019 году. Тогда сгоревшую постройку полностью снесли, потому что городские власти назвали восстановление уцелевшей части здания невозможным. За 2020 год полностью восстановили формы, объем и фасад библиотеки. Эксперты уже замечают первые отличия нового здания от изначального проекта.

Новое здание ИНИОН РАН. Фото: Денис Ромодин

​Театр Драмы в Великом Новгороде​

Летом 2020 года в Великом Новгороде запустили конкурс на разработку концепции реконструкции здания Академического театра драмы имени Достоевского. Оператором конкурса выступала КБ Стрелка. Финалистами стали бюро ARCHIPROBA STUDIOS, RHIZOME и FORM. Они должны представить проекты до конца ноября.

В 2017 году Strelka Mag взял интервью у архитектора театра, Владимира Сомова, о том, как создавался «Новгородский космический корабль».

Как УНИЧТОЖАЮТ советский модернизм

Сегодня в Москве действует городская программа обновления 39 советских кинотеатров. Для большинства построек из этого списка реконструкция закончится или уже закончилась сносом. Среди них — кинотеатр «Витязь», расположенный недалеко от метро «Беляево».

​Некролог «Витязю» от местного жителя и редактора Strelka Mag​

Прямо сейчас готовится к сносу кинотеатр «Первомайский», здание 1969 года, ставшее прототипом для новых кинотеатров по всему Советскому Союзу. Жители района уже запустили сбор подписей против сноса. Против разрушения выступили дети автора проекта, а также вице-президент Союза архитекторов России Георгий Солопов.

​Подробнее о борьбе за «Превомайский»​

Уже около четырёх лет жители Академического района борются за сохранение исторического облика 9-го экспериментального квартала Новых Черёмушек. В 2019 году там снесли кинотеатр «Улан-Батор». Торговый центр, который строят на его месте, будет в два раза больше по высоте и по площади помещений.

​Подробнее об «Улан-Баторе» ​

Активистка Анастасия Петрова на фоне кинотеатра «Первомайский»

Весь ли модернизм нужно сохранять

Отношение к советскому модернизму до сих пор неоднозначно. Большинство построек медленно разрушаются, реставрировать их дорого, а главное, не всегда понятно — зачем.

Поговорили об это с Георгом Шёльхаммером, директором исследовательского проекта Sweet Sixties, посвящённого позднему модернизму Ближнего Востока. Он объяснил, почему борьба за модернизм — дело всего мира и как решать, какие здания действительно нуждаются в защите.

ещё больше о советской архитектуре

​Гид по 10 городам России, буквально заставляющий полюбить советский модернизм.

Архитектура советского модернизма — что это? — Журнал

Архитектурный модернизм — это не просто стиль, но масштабное явление, в середине прошлого века завоевавшее весь мир. Вне зависимости от идеологий и культур, архитекторы всего мира «заговорили» на общем языке. Не зря на западе, где под термином модернизма понимают вообще всю современную архитектуру, стиль принято называть интернациональным. Днем рождения же советского модернизма неформально считают 4 ноября 1955 года. Тогда в СССР приняли постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», жестко раскритиковавшее насыщенную декором сталинскую архитектуру. Некоторые архитекторы, ранее получившие за свои работы высокие премии, были с позором лишены их. Но постановление — не единственное событие, определившее рождение нового стиля в стране Советов. Еще в 1954 году было начато активное развитие заводов железобетонных изделий, определившее курс на индустриализацию и типизацию строительства. Тогда же Хрущев провел Всесоюзное совещание, на котором напрямую озвучил архитекторам и строителям свои идеи и претензии. 

В целом они заключались в недостаточности темпов строительства жилья. За несколько десятилетий его дефицит лишь увеличился, и все больше людей жили в бараках. Поэтому решение жилищного вопроса было поставлено во главу угла, и символом новой архитектурной эпохи на первых порах, безусловно, стала хрущевка. Если раньше архитекторы создавали фасады зданий, комбинируя окна, стены, арки, колонны и прочие элементы декора, то теперь масштаб проектирования изменился: из отдельных типовых зданий, как из кирпичиков, архитекторы складывали «фасады» целых районов.

Индивидуальные проекты стали ужасной редкостью и были доступны лишь узкому кругу архитекторов. Но даже при их реализации строители часто настаивали на изменении отдельных ключевых деталей, искажая общий замысел и обесценивая все старания автора. И все же чудеса случались, появлялись заказы и конкурсы на проектирование зданий, в которых изголодавшимся по творчеству архитекторам позволяли переступить через принципы сборности и типизации. Именно такие проекты стали настоящими символами эпохи советского модернизма, в последние годы завоевывающими внимание публики по всему миру. 

Конец 1950-х — начало 1960-х — время покорения космоса, развития науки, техники, автомобилизации… Появился запрос не просто на новую архитектуру для привычных объектов, но на разработку с нуля сооружений для ранее не существовавших институций. Подобные эксперименты были своеобразной территорией свободы, цена ошибки на которой была очень высока. Например, проектирование дворца бракосочетания требовало создания сценария для будущих торжеств, которые будут происходить в его стенах в течение долгих лет. При этом опираться на храмовую архитектуру, которая являлась единственным прообразом для подобного сооружения, было по идеологическим соображениям опасно.

Вычислительные центры были еще более неведомой планетой для архитекторов, ведь раньше им приходилось заниматься проектированием зданий для людей, исходить из их особенностей и размеров. Здесь же стояла задача создания дома не для людей, но для машин. То же можно сказать и об инфраструктуре для автомобилей, массовость производства которых стремительно наращивалась в те годы. Станции техобслуживания, АЗС, и даже такие привычные сооружения, как надземные и подземные паркинги — требовали от архитекторов отступления от привычных принципов мышления. Советским первопроходцем в этих областях архитектуры стал Леонид Павлов, начинавший творческий путь еще в эпоху авангарда 1920-х.
© Константин Антипин Тогда в Москве было создано училище ВХУТЕМАС, в стенах которого, как единое целое, сосуществовали все виды искусств, взаимодействуя и проникая друг в друга.

Архитекторы вдохновлялись «архитектонами» Малевича, художники восхищались графикой Чернихова. Но под нарастающим в 1930-х давлением власти многие выпускники ВХУТЕМАСа были вынуждены изменить свои творческие принципы: вместо создания передовой архитектуры, обращенной в будущее, следовало осваивать «классическое наследие»; вместо отвергавшей прежние догмы живописи супрематизма и кубизма, нужно было создавать произведения, понятные пролетариату, не погруженному в актуальные проблемы искусства. И вот спустя несколько десятилетий у отвергнутого искусства вновь появился шанс… Наследие авангарда наряду с современной зарубежной архитектурной стало источником вдохновения для архитекторов-шестидесятников. 

Запрещенная после посещения Хрущевым выставки в Манеже абстракция незаметно для власти проникает на самое видное место — фасады зданий. «Синтез искусств» в эпоху модернизма набирает новые обороты и активно пропагандируется в прессе. Художники-монументалисты становятся активными участниками архитектурного творчества, внося ключевые акценты в знаковые объекты именитых архитекторов или придавая индивидуальность типовым постройкам, но иногда и полностью подчиняя здания своим замыслам.

К последней категории можно отнести мозаичные панно на фасадах ташкентского телецентра и библиотеки института имени Пирогова в Москве.
© Константин Антипин Но в эпоху модернизма создавались не только отдельные здания и комплексы — это время строительства с нуля целых городов. И советские архитекторы не были одиноки в необходимости и желании решения подобных задач, поэтому у них была возможность черпать вдохновение не только в наследии авангарда, работах Леонидова и Ладовского, но и в современной зарубежной архитектуре, ушедшей вперед за время поворота СССР к освоению классики. Тольятти, Набережные Челны, Старый Оскол — при проектировании промышленных гигантов советские архитекторы с завистью любовались фотографиями построенных по проектам Оскара Нимейера общественных и административных зданий в Бразилиа. И по аналогии с ними особое положение отводили комплексам центров. Но шло время, города застраивались типовым жильем, а на строительство дорогих индивидуальных объектов их центров так и не находилось средств.

© Константин Антипин Подобное развитие событий на закате СССР стало заурядным, и потому те редкие случаи, когда архитекторам все же удавалось перенести свои замыслы с бумаги в реальность, обретают особую ценность. Локальная часть экспозиции выставки «Город завтрашнего дня» как раз посвящена тем проектам, которые были реализованы не в богатой Москве или столичных городах союзных республик, а в регионах России. Но, как ни странно, иногда именно там, вдали от взоров центральной власти, архитекторам удавалось преодолевать сковывающие их рамки и создавать интересную самобытную архитектуру. И именно она окажется в центре внимания посетителей выставки, на которой будут представлены архивные фотографии около ста зданий со всех концов страны: от Архангельска до Поволжья, Кубани и Ставропольского края, от Тулы до Урала, Сибири и Дальнего Востока. В каждом из них можно увидеть свои уникальные черты, связанные с почерком их авторов, климатическими, сейсмическими и другими особенностями мест, для которых проектировались.
Но все они объединены желанием создавать качественную современную архитектуру — желанием, не имеющим идеологического окраса и географических границ.
 

Советский модернизм – параллельная история архитектуры и урбанизма как тема текущей дискуссии

За последние годы архитектура советского модернизма стала предметом огромного интереса профессионалов и общественности в разных странах. Этот растущий интерес объясняется разными факторами, главный из которых — глобальное открытие новых богатых пластов наследия архитектурного модернизма в странах постсоветского пространства, которые в результате холодной войны оказались отрезанными от западного исторического вектора развития. В самих странах бывшего Советского Союза это наследие интересно людям: после того как большое количество знаковых зданий оказались утерянными, общественность постсоветских стран начала не только осознавать их значение как памятников истории и архитектуры, но и признавать, что эти сооружения являлись важными социокультурными компонентами коллективной идентичности этих государств.

 

Рубен Аревшатян и Георг Шёльхаммер

За последние годы архитектура советского модернизма стала предметом огромного интереса профессионалов и общественности в разных странах. Внимание к послевоенной модернистской архитектуре советских республик было подпитано несколькими важными международными исследовательскими проектами и выставками, такими как Local Modernities («Локальные модерности»), эта зародившаяся в 2003 году исследовательская инициатива продолжает работать и сегодня; Soviet Modernism 1955-1991: Unknown Histories («Советский модернизм 1955–1991: Неизвестные истории»), выставка 2012 года, проведенная в Центре архитектуры Вены; Trespassing Modernities («Переходящий границы модернизм»), выставка в художественной галерее SALT в Стамбуле в 2013; а также несколькими публикациями.

Этот растущий интерес объясняется разными факторами, главный из которых — глобальное открытие новых богатых пластов наследия архитектурного модернизма в странах постсоветского пространства, которые в результате холодной войны оказались отрезанными от западного исторического вектора развития.

Только недавно это достояние стало предметом международных исследований, научных и научно-популярных публикаций, а также объектом охраны памятников архитектуры и архитектурного наследия. Но внимание к советскому модернизму пришло не только извне. В самих странах бывшего Советского Союза это наследие интересно людям: после того как большое количество знаковых зданий оказались утерянными, общественность постсоветских стран начала не только осознавать их значение как памятников истории и архитектуры, но и признавать, что эти сооружения являлись важными социокультурными компонентами коллективной идентичности этих государств. 

Всё это говорит нам о том, что архитектура советского модернизма — это важная тема сегодняшней реальности в фокусе международного внимания. Это пока еще не решенный вопрос архитектурного бытия российских регионов и постсоветских республик. Уже случившиеся потери и существенные трансформации городской среды постепенно привели к возникновению опасений в обществе.  Рост количества международных исследовательских проектов, инициированных местными группами, публичный дискурс на темы урбанизма и деятельность активистов гражданского общества — все это в очередной раз демонстрирует  растущий интерес к охране памятников архитектуры модернизма.

Некоторые такие явления породили новые формы общественного сопротивления политике неонационализма и доминированию экономических приоритетов над социокультурными конструктами сегодняшнего дня.

Это новое прочтение архитектуры сопровождается глобальным интересом к функции архитектурного модернизма в строительстве урбанистической и геополитической периферии. Но в региональном плане это важнее для нового понимания внутренних противоречий между советским и современным обществом и реальностей имперской структуры, которая привела к коррозии этого общества. Путем местного прочтения советского города можно раскрыть многие современные синкретические значения процессов, бурлящих в столицах стран бывшего СССР.

История и последующие преобразования, которые происходили с архитектурой и городской средой постсоветских и постсоциалистических стран, раскрывают нам сложные темы, которые относятся  к более широким культурным и социополитическим аспектам, противоречиям, дилеммам и вопросам модернистского видения мира двадцатого века в мировом масштабе. Эти проблемы еще предстоит решить человечеству. 

Вскормленные революционными идеями социальной утопии архитектура и урбанизм раннего советского авангарда были важными проводниками нового стиля жизни альтернативного общественного порядка. Идеологический призыв к модернизации в двадцатые годы в СССР привел к появлению новой типологии городских планов, инфраструктуры, массового жилья, публичных зданий и сооружений политической репрезентации для работы, празднеств и отдыха, которые создавались в радикально новом современном стиле. Разнообразие концептуальных подходов и дискурсов, которые происходили между разными архитекторами, архитектурными группами  и сообществами, расширялось не только за счет новых советских республик, но и благодаря интенсивному обмену идеями и практиками между европейскими и советскими архитекторами и архитектурными школами, такими как Баухаус и ВХУТЕМАС, вдохновленными созиданием нового жизненного порядка. Советская архитектура того времени была неотъемлемой частью глобального модернистского дискурса, который оказал серьезное влияние на ее развитие.  

Когда в тридцатых годах двадцатого века в Европе и в СССР общественные парадигмы постепенно сдвинулись к авторитарным консервативным политическим режимам, революционные идеи в искусстве, культурной жизни и в архитектуре стали подавляться консервативными идеологиями. Демонизация и резкое общественное порицание модернистского движения и авангардных экспериментов происходили почти симметрично в Германии и Советском Союзе, и при этом стороны упрекали друг друга в зловредном влиянии. Кроме того, что этот процесс стал частью возрастающей поляризации между различными идеологическими и социоэкономическими политическими системами, он также породил культурную и в определенном смысле цивилизационную демаркацию между СССР и западным миром, за которой последовало разделение истории, предлагающее особую идеологическую позицию по отношению к модернизму и современности как таковым. Это отношение нашло свое продолжение в эпоху холодной войны в доминирующем восприятии мира, разделенного геополитически, исторически и культурно в соответствии с принадлежностью к продвинутым и отсталым обществам в смысле модернизма/истории.  

Хотя модернистские принципы прерванного дискурса о новом стиле жизни возобновились после 1955 года, когда архитектура соцреализма сталинской эры была отринута, и воплощались вплоть до последних лет существования СССР, экономический кризис и сократившиеся материальные ресурсы сказались на работе архитекторов. 

За новой урбанизацией стояла идеология научно-технического прогресса. Она рождалась в местных планировочных бюро каждой республики и воплощалась в условиях стандартизации строительной индустрии. Архитекторы экспериментировали с концепциями международной архитектуры и делали заимствования из наследия раннего советского модернизма двадцатых годов. Так в ускоренном темпе формировался оригинальный язык позднего советского модернизма.

Однако к шестидесятым годам появилась критическая реакция на эту политику индустриализации пространства и архитектуры. Архитекторы и местные элиты стремились дистанцироваться от официального канона советской архитектуры в поисках региональной или национальной идентичности. Таким образом, в республиках сформировался архитектурный авангард, бросивший вызов доминировавшей уравнительной политике центральной бюрократии. Возникли разнообразные версии модернизма: местный модернизм и его советский гибрид.

Семидесятые годы принесли с собой еще один сдвиг парадигмы. При Брежневе советское общество в целом приняло ориентированный на Запад стиль жизни. Это проникло в каждодневную жизнь через упадок этоса коммуны, который когда-то был присущ советской идеологии. На это явление архитектура откликнулась новыми и особыми типологиями: от пионерского лагеря — к домам творчества, от цирка — к дворцу бракосочетаний.

Коллективный проект выстраивания советского модернизма резко оборвался в начале девяностых годов, когда распался СССР. Большая часть утопических идей этого направления осталась в виде фрагментов или, в конце концов, не была осуществлена вовсе. Многие из реализованных структур, форм и достижений, которые в нашем сознании ассоциируются с этими понятиями, физически пришли в негодность или подверглись воздействию негативного общественного мнения в первые годы постсоциалистической рыночной экономики в странах бывшего СССР. Тем не менее главные замыслы советской эпохи и современная архитектура остаются важными элементами нынешней урбанистической реальности и идентичности архитектуры городов бывшей империи, где новое поколение архитекторов, урбанистов, искусствоведов и активистов гражданского общества спорит за право их защиты и возможность интерпретации.

Маршрут для прогулки по Москве: 5 самых ярких зданий эпохи советского модернизма

Леонид Павлов был, пожалуй, единственным архитектором, который строил дома не для людей, а для компьютеров. В советское время они были настолько огромными, что для них требовались отдельные сооружения. И ЦЭМИ (Центральный экономико-математический институт) был как раз одним из таких зданий — вычислительным центром. Проект должен был стать символом вступления в эру компьютерных технологий, поэтому перед Павловым стояла важная задача.

По задумке архитектора, конструкция в виде двух смещенных по отношению друг к другу плоских пластин должна была отражать суть математических отношений и взаимосвязей человека и мира. Фасад сооружения Павлов украсил горельефом в виде ленты Мебиуса, который он создал совместно с художниками Жареновой и Васильцовым. Однако людям она напомнила ухо, поэтому здание в народе часто называют “Дом с ухом”.

Центральный экономико-математический институт РАН. Источник: pastvu.com.

Дом атомщиков, или “Дом-корабль” на “Тульской”

Архитекторы: группа архитекторов под руководством Владимира Бабада и Всеволода Воскресенского

Этот огромный дом строился Министерством среднего машиностроения (атомной промышленности) СССР, отсюда и символичное название. Интересно, что главный прораб Бабад раньше проектировал только атомные реакторы, поэтому сделал здание сейсмоустойчивым, однако не слишком удобным для жизни. В проекте было много недочетов: например, в некоторых квартирах были стояки, способные перекрыть воду у соседей, кроме того, в здании появились комнаты-пустоты — с окнами, но без входов и выходов.

Несмотря на недочеты, дом стал ярким примером советского модернизма — масштаб сооружения поражал. Когда в один конец дома вселялись первые жильцы, второй только строился. Его длина почти полкилометра, поэтому между некоторыми подъездами сделаны высокие пролеты с колоннами, чтобы жителям не приходилось каждый раз обходить 400 м.

Здание ТАСС

Архитектор: Егерев, Шейхет, Абрамова, Сирота

Инженеры: Гурвич, Маневич, Коганов

Известное всем здание в Леонтьевском переулке изначально должно было быть 25-этажным небоскребом, которое венчало бы световое табло с бегущей информационной строкой с буквами полутораметровой высоты. Однако проект не одобрили, и в 1971 году началось строительство 12-этажного здания ТАСС. Однако и таким он не стал — в сооружении лишь девять этажей, причем один из них — технический.

Особенностью проекта стали двухэтажные оконные экраны, многим напоминающие телевизоры. Однако, по задумке автора, это была отсылка к “Окнам РОСТА”, серии сатирических витринных плакатов 1920-х годов, созданных в Российском телеграфном агентстве. Подобный прием не просто украсил фасад, а позволил создать иллюзию, что здание четырехэтажное.

Здание ТАСС. Источник: pastvu.com.

Останкинская башня

Архитекторы: Баталов, Бурдин

Инженеры: Никитин, Злобин, Травуш, Ханджи и др.

На момент строительства Останкинская башня была самой высокой в мире и не имела аналогов по техническому решению, поэтому стала ярким символом оттепели и советского модернизма, а также поводом для гордости. Советским инженерам удалось рассчитать нагрузку, парусность и минимизировать усадку до нескольких сантиметров, а архитекторам — передать в проекте здание стилистику романтичных 60-х, когда все были увлечены покорением космоса.

Источник: pastvu.com.

Фото: архив пресс-службы

Советская «космическая» архитектура и политика за ее бетонными стенами

Дом Советов в Калининграде — один из героев книги Фредерика Шобена «CCCP. Cosmic Communist Constructions Photographed». Арх. ЦНИИЭП зрелищных и спортивных зданий и сооружений им. Б. С. Мезенцева, мастерская № 2 (Ю. Л. Шварцбрейм (нем.), Ю. Моторин, Л. В. Мисожников, Г. А. Кучер)

В интервью Еве Саргсян, которая уже не первый год изучает феномен советского модернизма, а также составляет «Таксономическую систему современной архитектуры», известный архитектурный исследователь Анна Броновицкая рассказала о разнице между экспрессионистской и космической архитектурой, оценила степень влияния на нее политической идеологии и развенчала миф о тотальной несвободе творчества после отмены «излишеств».

Определение термина и колониальный взгляд

Ева Саргсян: Можно ли считать Фредерика  Шобена первым, кто охарактеризовал эту тенденцию в советской архитектуре как космическую? Как вы сами называете ее? Я, например, когда речь идет сугубо о структуре, употребляю определение «экспрессионистский».

Анна Броновицкая: Не знаю, первый ли Шобен, но это удачный нейминг и обыгрывание названия страны (в заглавии книги, Е.Э.). Я, находясь, внутри, рассматриваю такое название как экзотизацию.

Е.С.: Интересно… Но ведь экзотизация более присуща внешнему взгляду, экзотичный — это своего рода колониальный взгляд, как думаете?

А.Б.: Я и вижу у Шобена колониальный взгляд.

Е.С.: Но ведь он восхищался этой архитектурой, был удивлен, наткнувшись на нее, и хотел понять ее корни. Его взгляд отличается от колониального — высокомерного — взгляда запада тем, что он именно восхищался и был рад понять, что знание запада о советском человеке, советском мире не соответствует реальности…

А.Б.: Я понимаю, что он восхищался. И очень ему благодарна, что он привлек к ней такое внимание. Кубисты тоже восхищались африканской скульптурой и сделали ее популярной в западном мире, но не особенно интересовались культурой, которая за этой экзотической эстетикой стоит.

Е.С.: Насколько вообще эта космическая или экспрессионистская советская архитектура вторична по отношению к западной (капиталистической) архитектуре, которая была популярна среди советских архитекторов благодаря немногим архитектурным изданиям и выездам?

А.Б.: Архитектурно-строительная реформа, начавшаяся с постановлений о борьбе с излишествами в архитектуре и о переходе к индустриальным методам строительства, подразумевала использование опыта передовых капиталистических стран. Но архитекторы искали пути к новому — и в российском опыте 1920-х годов, и в искусстве супрематизма. Например, советский тип кинотеатра с большим консольным выносом, вмещающим задние ряды зала, отталкивается от композиции клуба имени Русакова (Константин Мельников, 1927), а такие произведения Леонида Павлова, как Главный вычислительный центр Госплана (1966–1974) и Станция технического обслуживания автомобилей «Жигули» (1967–1977) развивает идеи Малевича и Татлина. Так что архитектура советского модернизма отчасти вторична, а отчасти оригинальна. 

Были и особенности, определенные идеологией. Самая важная — принципиальное предпочтение сборного железобетона, который мог быть экономически эффективным только в плановой экономике. Специфичным оставалось и градостроительство. В частности, очень высокие здания строились там, где вертикальная доминанта требовалась по градостроительным соображениям. Например, здание Гидропроекта в Москве — типичная офисная башня интернационального стиля, внешне очень похожая на Ливер-Хаус в Нью-Йорке. Но, во-первых, она совершенно иная конструктивно, у нее каркас из сборного железобетона. А во-вторых, она стоит не среди других небоскребов, а в одиночестве, отмечая развилку двух шоссе. Соответственно, подиум служит не для создания общественного пространства в плотно застроенной среде, а для размещения инфраструктуры отдыха сотрудников.

Клуб им. Русакова в Москве. Арх. К. Мельников (1927) Кинотеатр «Киргизия в Москве» (1971) Станция технического обслуживания автомобилей «Жигули». Арх. Леонид Павлов (1967–1977)

Е.С.: Как сами советские архитекторы определяли, характеризовали, объясняли  и просто воспринимали этот экспрессионистский, космический стиль? 

А.Б.: Я бы разделила эти два понятия. Космосом была вдохновлена архитектура 1960-х, когда космические достижения были важной частью идентичности Советского Союза. Эта тема ушла после высадки американских астронавтов на Луну в 1969 году. Останкинская телебашня не зря похожа на ракету. В архитектуре 1960-х звучит тема преодоления силы тяготения — иногда в очень скромных формах, например, сильно вынесенных и выгнутых наверх козырьках. Победа над законами физики была главной темой советского павильона на Всемирной выставке в Монреале 1967 года: «летящая» крыша держится всего на двух вилкообразных опорах. Архитектура этого павильона связана с главным экспонатом — сверхзвуковым самолетом  ТУ-144, силуэт которого был нанесен на крышу и козырек снизу. 

Что касается экспрессионистской архитектуры, она создавалась уже в 1970-1980-х годах и была реакцией на скромность и функционализм архитектуры 1960-х. С началом 1970-х архитектуру вновь начинают понимать как искусство и ищут новых средств выразительности. Появляется установка на строительство крупных общественных зданий по индивидуальным проектам. Выделяются более крупные бюджеты, снимаются ограничения на конструктивные решения — например, для отдельных важных зданий допускается использование монолитных железобетонных конструкций. 

Е.С.: Может, самое полное и нейтральное определение архитектурной тенденции, которую я имею ввиду, — это ссылка на политическую эпоху, которая ее и породила? «Архитектура оттепели»?

А.Б.: Я предпочитаю более нюансированный подход. Мы приняли зонтичный термин «советский модернизм» для обозначения архитектуры 1955–1991 годов, но внутри есть свои стадии. Первые несколько лет после реформы идут поиски нового стиля и освоение новых технологий строительства. В начале 1960-х появляются первые яркие сооружения (Дворец пионеров, кинотеатр «Россия») и создаются проекты, окрашенные ярким оптимизмом, верой в технический прогресс и надеждой на скорое наступление прекрасного будущего. Очень экономичное типовое строительство дополняется созданием знаковых сооружений, выразительность которых основана на смелых конструктивных решениях, ясной геометрии формы, использовании новых материалов, включая навесные фасады из стекла и алюминия. В 1970-х  этот язык начинает казаться излишне лаконичным, даже бедным, а обильное остекление признано нефункциональным. Архитекторы начинают интересоваться тактильностью, фактурностью, вместо легкости они теперь подчеркивают тяжесть — словом, создают свою версию брутализма. С другой стороны, с конца 1960-х увлечение интернациональностью дополняется интересом к региональным особенностям. Самая же сложная, скульптурная архитектура появляется уже в 1980-х, в поисках выхода из кризиса модернизма и советского проекта в целом. 

Е.С.: Как можно вообще классифицировать советскую архитектуру пост-60-х? 

А.Б.: Классификация того времени вполне четкая: типовое и экспериментальное проектирование, а также индивидуальные проекты. Экспериментальные проекты, намечающие пути дальнейшего развития архитектуры, должны были впоследствии перерабатываться в типовые, но на практике это редко происходило. Таков, например, Дом нового быта в Москве (Н. Остерман, А. Петрушкова и др., 1965–1971), дом «Жемчуг» в Ташкенте (О. Айдинова, 1976–1985). По индивидуальным проектам могли строиться и жилые здания  (например, так называемые цековские дома в Москве), но чаще — общественные, которые должны были становиться фокусом градостроительных композиций. Театры, например, принципиально строились по индивидуальным проектам (1)

А вот авторство применительно к советской архитектуре 1960-х–1980-х — вопрос сложный. Безусловно, были яркие архитекторы, чей почерк мы можем проследить, но все проекты разрабатывались авторскими коллективами, и в списке авторов первым указывается руководитель мастерской, который совершенно необязательно являлся реальным автором.

Примечание:

(1) См. ЦК КПСС, Совет министров СССР. Постановление от 28 мая 1969 года N 392 «О мерах по улучшению качества жилищно-гражданского строительства»: «Обеспечить разработку и применение при застройке городов и других населенных пунктов типовых проектов домов, различных по архитектуре, этажности и протяженности, отделку фасадов зданий долговечными и красивыми материалами (лицевым кирпичом, декоративными бетонами, стеклянными и керамическими плитками, алюминием, цветным стеклом, естественным камнем, цветными цементами, стойкими красителями). При строительстве и реконструкции городов обеспечить создание архитектурных ансамблей общегородских центров с застройкой их комплексами общественных, административных, культурно-бытовых и торговых зданий как по типовым проектам, так и по экономичным индивидуальным проектам (с применением типовых унифицированных конструкций) для придания городам надлежащего облика и колорита в соответствии с современными градостроительными требованиями».

Павильон СССР в Монреале, арх. М.В. Посохин (1970) Дом нового быта в Москве (Дом Аспиранта и Студента МГУ), арх. Н. Остерман, А. Петрушкова и др. (1965–1971) Дом «Жемчуг» в Ташкенте (О. Айдинова, 1976–1985)

Архитектура и политическая идеология

Е.С.: Согласны ли вы с тем, что эти экспрессивные формы были «отдушиной» для советских архитекторов в глобальной авторитарной советской стране?

А.Б.: Стараюсь рассматривать дифференцировано. Если отдушина, то скорее от типового проектирования. Самовыражение не столько архитекторов, сколько заказчиков. Постсталинский СССР не был по-настоящему тоталитарной системой. Можно сравнить с ситуацией в кино: какие-то фильмы ложились на полку, но яркие, художественно и идеологически неоднозначные фильмы все-таки выходили и на экраны. 

Е.С.: А зачем заказчикам (политбюро и другим инстанциям) было нужно самовыражение? Это же чиновники, бюрократы, у которых были четкие политические повестки, сугубо функциональные идеологии…

А.Б.: Заказчиком очень редко выступало политбюро. Это даже не главная регулирующая инстанция — эта функция отводилась Госстрою. Заказчики в данном случае — министерства, ведомства, даже заводы и колхозы. Театры часто проектировались архитекторами совместно с главным режиссером и художественным руководителем театра. В целом в разных проектных институтах была допустима разная степень свободы, это тоже нужно иметь в виду.

Е.С.: Но ведь в итоге в политбюро были в курсе, что такие проекты реализуются. Как они реагировали? Чем была обусловлена их реакция?

А.Б.: У политбюро хватало других забот. Если Сталин лично следил за происходящим в архитектуре, то Хрущев, задав направление архитектурно-строительной реформы и одобрив первые результаты, вмешивался только эпизодически: в частности, до 1962 года не разрешал строить дома выше пяти этажей (в Москве и Ленинграде — выше девяти). Брежнев же архитектурой вообще не интересовался. Архитектурную политику формулировал Госстрой в соответствии с очень общими задачами правительственных постановлений, где говорилось, что сейчас нужно построить столько-то театров и стадионов, или комбинатов бытового обслуживания, или улучшить качество жилья. Самый высокий уровень партийных бюрократов, которые могли следить за реальным строительством, — это председатели городских Исполнительных комитетов.

Е.С.: А чем была обусловлена разная степень свободы в разных проектных институтах?

А.Б.: Тем, что они проектировали. ГИПРОНИИ Академии наук проектировали НИИ и целые научные городки, где создавались условия для научного творчества, с пониманием, что однообразная типовая среда не способствует совершению открытий. Санатории и курортные гостиницы тоже должны были отличаться от рядового строительства, как и зрелищные сооружения.

Е.С.: Можно ли утверждать, что само стремление к космосу, эстетика космоса тоже является неким эскапизмом советского человека? Например по сравнению с западной идеологией, где космос — это скорее выражение мощи человека («зажравшегося капиталиста»)?

А.Б.: В 1960-е годы космические полеты давали веру в возможность чуда, в том числе и самого коммунизма. Для государства космос стал отличным идеологическим инструментом и одной из основ идентичности постсталинского СССР. Когда американцы высадились на Луну, эта тема поблекла. Для отдельных людей мечты о космосе, конечно, могли быть формой эскапизма.

Вид на Новокировский проспект (неформальное название проспекта Сахарова до 1990 года) Драматический театр в Великом Новгороде (В. Сомов, 1971–1987) Гостиница «Ленинград» («Санкт-Петербург») на открытке 1979 года

Архитектура и свобода

Е.С.: Как в стране, где творчество подвергалось цензуре, вдруг стала возможна такая творческая свобода? Почему вообще эта тенденция экспрессионистской архитектуры появилась?

А.Б.: На фоне типового строительства должны были появляться яркие знаковые объекты. Тоталитарность не стоит переоценивать: внутри советской системы существовало некоторое разнообразие. Республики соревновались между собой и пытались хоть в чем-то проявить независимость от центра. Ведомства (например, Академия наук, профсоюзы, строившие санатории, ЦК Комсомола) имели свои амбиции и реализовывали их в архитектурной форме. Находили подходящих архитекторов.

Е.С.: Часто архитекторы того периода говорили мне в интервью, что им стоило огромных усилий утвердить хоть какое-то новаторство в образе и структуре проекта. Чем это обусловлено? Просто бюрократической жесткостью? Экономическими, технологическими возможностями?…

А.Б.: В первую очередь — экономическими соображениями, а также тем, что структура массового индустриального строительства была очень негибкой. Всегда были в дефиците нестандартные материалы, не было квалифицированных рабочих, строительные организации отказывались браться за сложные задачи. Помимо этого, каждый проект должен был пройти через многоступенчатую систему согласования. На обсуждениях в градостроительном совете сталкивались мнения разных профессионалов, которые могли не согласиться с предложениями авторов. А иногда мнение архитектурного сообщества оказывалось менее значимым, чем общественное. Так произошло, например, при проектировании гостиницы «Ленинград» (С. Сперанский, Н. Каменский, В. Струзман, 1961–1971). Градостроительный совет утвердил проект 25-этажного здания, но началась (в советское время!) общественная кампания против строительства такого высокого сооружения в центре Ленинграда, академик Дмитрий Лихачев тогда сформулировал концепцию эстетической ценности «небесной линии» Санкт-Петербурга, и здание было укорочено до девяти этажей.

Е.С.: Как вообще творческая свобода в архитектуре существовала и реализовывалась при антиавангардной политике Хрущева и еще больше при «застое» Брежнева? 

А.Б.: Антиавангардная политика Хрущева на архитектуру отнюдь не распространялась. Она вписывалась в парадигму «Догоним и перегоним Америку». Просто первоочередной задачей было строительство массового жилья, и к тому же потребовалось несколько лет, прежде чем советская архитектура смогла переключиться на язык модернизма после двух десятилетий историзирующих практик. «Застой» выразился в частичном возвращении к консервативной эстетике в знаковых ансамблях — таких, как Новокировский проспект в Москве (Д. Бурдин и др., 1967–1988), административных зданиях в районе Смольного монастыря в Ленинграде (1976–1981, Д. Гольдгор и др.). В то же время в годы «застоя» появилось такое фантастическое сооружение, как Драматический театр в Новгороде (В. Сомов, 1971–1987). И то, и другое было симптомом отхода от модернизма, параллельного наступлению постмодернизма в Западной Европе и США.

Неожиданности бетона: cоветский модернизм на выставке в Вене | Культура и стиль жизни в Германии и Европе | DW

У знакомых с советской архитектурой по опыту жизни в СССР или на постсоветском пространстве выставка в Архитектурном центре Вены (Architekturzentrum Wien) вызывает мощный эффект дежавю. Требуется некоторое усилие, чтобы выделить из массы визуальной информации что-то по-настоящему оригинальное, удивляющее смелостью решений или ласкающее взор красотой форм. Однако именно на эту, малоизвестную сторону советской архитектуры и направлен фокус выставки «Советский модернизм 1955-1991. Неизвестные истории».

Взгляд на «изнанку» бетонных колоссов

Экспозиция в Вене уникальна по своему масштабу и воздействию на зрителя. Как рассказала куратор выставки Катарина Риттер (Katharina Ritter), впервые в рамках одного проекта был собран материал об архитектуре советского модернизма во всех бывших республиках СССР за исключением России.

Екатерина Шапиро-Обермаир, Александра Вахтер, Катарина Риттер (слева направо)

Правда, сказать, что Россия не присутствует в экспозиции, тоже было бы неправильно. «Она вездесуща», — отметила Катарина Риттер. Влияние ее видно и в проектах, которые разрабатывались в «центре» и осуществлялись в союзных республиках, и в работе архитекторов, которые учились, например, в Москве. Помимо этого, уточнила куратор, освоение темы советского модернизма активно ведется в самой России, и она, по-видимому, не нуждается в особой поддержке.

Экспозиции, которую помимо Катарины Риттер курируют Екатерина Шапиро-Обермаир (Ekaterina Shapiro-Obermair) и Александра Вахтер (Alexandra Wachter), предшествовали почти три года исследовательской работы, поиски документов в более чем 50 частных и 20 государственных архивах, поездки в страны постсоветского пространства, а также встречи с архитекторами, работавшими в СССР. Их видеоинтервью удачно дополняют обширный фотоматериал, повествуя об «изнаночной» стороне бетонных колоссов, которые глядят на зрителя с фотографий непроницаемыми, отталкивающими фасадами.

Явление — интернациональное, масштабы — советские

«Эта архитектура меня завораживает», — признается молодой человек, внимательно рассматривающий стенд, посвященный Украине, Беларуси и Молдове. Почему? «Она безжалостна. Такое у нас было бы невозможно», — добавляет он убежденно.

«Это не совсем так», — прокомментировала его слова Катарина Риттер. Здания, построенные в 1960-х и 1980-х, например, в Вене вполне сравнимы с советской архитектурой. Но столь широкомасштабное воплощение идеи модернизма, какое было осуществлено в СССР, невозможно при демократии. В авторитарном советском государстве оно насаждалось «сверху», в первую очередь Хрущевым, который сознательно порвал с помпезной архитектурой сталинского периода и заявил, что архитектура должна быть функциональной и удовлетворять потребности населения. При этом, советские архитекторы должны были, по его мнению, «учиться у Запада».

Дом отдыха Союза писателей на озере Севан, Армения, 1965-1969 годы

Модернизм в архитектуре — явление интернациональное, объяснила куратор.
В Советском Союзе он проявился несколько позже, чем в странах Запада. Причем на фоне безликих, штампованных в крупных конструкторских бюро проектов в СССР существовали и особые локальные проявления этого архитектурного течения, строения, созданные талантливыми архитекторами с учетом климатических и культурных особенностей регионов.

Модернизм индивидуальности не помеха

На просьбу рассказать о самом любимом сооружении, представленном на выставке, Катарина Риттер отвечает: «У нас таких много». Воодушевление куратора передается слушателю, ее объяснения убеждают, и кажущиеся поначалу одинаковыми фасады постепенно приобретают индивидуальные черты.

Библиотека имени Карла Маркса в Ашхабаде, Туркмения,1969-1975 годы

«Один из наших любимых проектов — библиотека имени Карла Маркса в Ашхабаде, ее главным архитектором был Абдулла Ахмедов, — продолжает Катарина Риттер. — Здесь прослеживается тесная связь модернизма с архитектурными традициями Туркмении: система внутренних двориков, своего рода прохладных, орошаемых оазисов, а также естественная вентиляция здания». «Это показывает, что на периферии СССР было больше свободы в реализации архитектурных проектов», — заключает Катарина Риттер.

Индивидуальность в бетоне

Интересно отметить, что на выставке много молодежи. «Я пришла сюда случайно, потому что люблю путешествовать и мне интересно, как живут в других странах, — рассказала юная посетительница. На ее взгляд, эта архитектура функциональна и не очень эстетична.

Приходит сюда и много людей, далеких от архитектурного поприща. В целом интерес к выставке высок. «По нашей первоначальной оценке, которая основывается на опросе посетителей, она может стать одной из самых успешных экспозиций Архитектурного центра Вены», — отметила Катарина Риттер.

На выставке «Советский модернизм 1955-1991. Неизвестные истории»

Поможет ли выставка по-новому взглянуть на архитектуру советского модернизма? На этот вопрос ответила жительница Вены старшего поколения. «Я представляла себе эту архитектуру лишь как нечто устрашающее, — поделилась посетительница с репортером DW. — А выставка помогла мне посмотреть на нее с другой, неизвестной мне до сих пор стороны и увидеть не только скучный бетон, но и красоту…»

Оказывается, в бетонном монолите, который, казалось бы, скрывается за понятием «советский модернизм», можно разглядеть разнообразие и индивидуальность. Выставка в Вене помогает их увидеть, преодолеть старые представления и рассмотреть новое в хорошо известном старом.

Пионеры советского модернизма. Архитектура и градостроительство

Советская архитектура дважды пережила смену вех. Впервые это случилось в начале 1930‑х годов, когда волна авангардных исканий была направлена в русло традиционалистского формообразования. Второй раз — в середине 1950‑х годов, когда, в свою очередь, идеализация исторического прошлого была яростно разоблачена. Архитектурное творчество потеряло свое место среди великих искусств, но вместе с тем оно и лишилось жесткого идеологического контроля. Отечественная архитектура получила шанс найти себя в мировом контексте. Перед советскими зодчими встала проблема создания нового языка социалистической архитектуры. Качественный скачок был сделан на рубеже 1960‑х годов.

Термин «архитектурный модернизм» уже достаточно прочно закрепился в публикациях по истории отечественной архитектуры. Наряду с авангардом начала ХХ века, к нему относят архитектурные постройки огромного временного отрезка, начиная с середины 1950‑х годов и заканчивая концом ХХ века. Это явление в отечественном искусствознании до сих пор недооценено и недостаточно изучено, несмотря на то что в его рамках были рождены подлинные архитектурные шедевры. Книга-исследование посвящена становлению нового архитектурного стиля — модернизма, его реализованным и заведомо утопическим проектам. Оно происходило через создание знаковых конкурсных проектов: павильона СССР на Всемирной выставке в Брюсселе 1958 года — первого послевоенного выступления Советского Союза на международной арене, павильонов Всесоюзной строительной выставки в Останкино 1956 года, которая не была построена, но поразила современников своей высокотехнологичной и передовой для того времени архитектурой, и др. Работа подготовлена на основе материалов из собрания Государственного музея архитектуры имени А.В.Щусева и частных архивов архитекторов. Проекты и постройки архитекторов А.Т.Полянского, И.А.Покровского, Ф.А.Новикова, Г.Г.Вегмана, К.С.Мельникова, М.В.Посохина, А.А.Мндоянца и других демонстрируются как в авторской графике, так и на материале исторической фотосъемки.

Издательство «Кучково поле»

Мягкая обложка

Объем — 240 стр.

Формат — 27 × 24,4 × 2 см

ISBN 978-5-907174-11-5

Год издания: 2020

Вес: 1,130 кг

Советский модернизм 1955-1991: Неизвестные истории

Жилой дом на Минской улице, 1980-е, Бобруйск, Беларусь © Белорусский государственный архив научно-технической документации Поделиться
  • Facebook

  • Twitter

  • Pinterest

  • Whatsapp

  • Mail

Или

https://www.archdaily.com/315375/soviet-modernism-1955-1991-unknown-stories

Советский модернизм 1955-1991.Неизвестные истории »впервые всесторонне исследует архитектуру нерусских советских республик, завершенную в период с конца 1950-х годов до конца СССР в 1991 году. Исследовательский и выставочный проект меняет точку зрения, в которой доминируют русские, и фокусирует внимание на архитектура Армении, Азербайджана, Беларуси, Эстонии, Грузии, Казахстана, Крыгизстана, Латвии, Литвы, Молдовы, Таджикистана, Туркменистана, Украины и Узбекистана.

Дополнительная информация после перерыва…

В то время как конструктивизм и сталинская архитектура в значительной степени вошли в историю западной архитектуры, советская современная архитектура второй половины 20 века до сих пор остается практически неизвестной.Работая в тесном сотрудничестве с местными экспертами и архитекторами, исследовательская группа Architekturzentrum Wien изучила особенности архитектуры того периода и его «историй». В ходе этого обширного проекта была создана сеть между большим количеством исследователей с Востока и Запада и проведены интервью с очевидцами того времени. Их истории практически не были задокументированы, а их работы еще не рассматривались в контексте. Время уходит, и необходимо срочно принять меры, поскольку многие здания, которые все еще ждут оценки историков архитектуры, находятся под угрозой.Плохие строительные технологии, использованные в то время, когда они были построены, означают, что эти здания быстро стареют, и повсеместно ощущается нехватка доступных ресурсов или поддержки для их содержания.

Министерство автомобильных дорог, 1974, Тбилиси, Грузия © Симона Рота

Кураторы: Катарина Риттер, Екатерина Шапиро-Обермайр, Александра Вахтер Дизайн выставки: Six & Petritsch Расположение: Architekturzentrum Wien — Старый зал Завершается: Февраль 25, 2013

Выставочный проект основан на инициативе Георга Шёлльхаммера и ассоциации «Местные современности».К нему прилагается каталог на английском и немецком языках (издан Park Books).

Текст и изображения через Architekturzentrum Wien.

Советский модернизм — параллельная история архитектуры и урбанизма, являющаяся предметом текущих дискуссий

В последние годы тема советской модернистской архитектуры стала предметом огромного международного интереса в профессиональных кругах и широкой публике. Этот растущий интерес обусловлен несколькими факторами: главный из них — глобальное открытие нового, чрезвычайно богатого пласта модернистского архитектурного наследия, которое было отделено от западного исторического повествования о мастере в результате холодной войны.Потеряв большое количество шедевров советского периода, постсоветские общества начали осознавать не только значение этих зданий как архитектурных и исторических памятников, но также начали признавать эти сооружения как важные социокультурные компоненты их коллективной идентичности. .

Рубен Аршатян и Георг Шёлльхаммер

В последние годы тема советской модернистской архитектуры стала предметом огромного международного интереса в профессиональных кругах и широкой публике.Этот интерес к модернистской архитектуре после Второй мировой войны в советских республиках возник благодаря нескольким важным международным исследовательским проектам и выставкам, таким как Local Modernities , исследовательская инициатива, начавшаяся в 2003 году; Советский модернизм 1955–1991: Неизвестные истории , выставка 2012 года в Architekturzentrum Wien; и Trespassing Modernities , выставка в SALT, Стамбул в 2013 году; а также несколько публикаций.

Этот растущий интерес обусловлен несколькими факторами: главный из них — глобальное открытие нового, чрезвычайно богатого пласта модернистского архитектурного наследия, которое было отделено от западного исторического повествования в результате холодной войны.Он только недавно стал центром международных исследований, научных и популярных публикаций, а также вопросов защиты местных памятников и наследия. Однако интерес к советскому модернизму исходит не только извне; это в значительной степени обусловлено внутренними интересами. Потеряв большое количество шедевров советского периода, постсоветские общества начали осознавать не только значение этих зданий как архитектурных и исторических памятников, но также начали признавать эти сооружения как важные социокультурные компоненты их коллективной идентичности. .

Все это говорит о том, что советский модернизм стал популярной проблемой во всем мире. Он привлекает международное внимание, и это пока нерешенный вопрос на периферии России и в постсоветских республиках. Утрата и радикальные изменения городской среды постепенно начали вызывать беспокойство общественности. Растущее число исследовательских проектов, инициированных местными группами, публичными дискурсами на городские темы и гражданскими активистскими движениями, сосредоточено на защите памятников архитектуры модернизма.Некоторые из них стали спусковыми механизмами для новых форм общественного сопротивления порочной неонационалистической политике и экономическому доминированию над социокультурными конструкциями сегодняшнего дня.

Это новое прочтение проходит параллельно с глобальным интересом к функции архитектурного модернизма в построении городских и геополитических периферий, но в региональном плане оно даже более важно для нового понимания внутренних противоречий советского и современного общества и реалий его имперской политики. структуры, которые были агентами его коррозии.Читая местный советский город, можно многое узнать о текущих синкретических значениях столиц государств-преемников в двух словах.
История и последующие преобразования, испытанные архитектурой и городской системой городов в постсоветских и постсоциалистических странах, открывают гораздо более сложные темы для рассмотрения, которые относятся к более широким культурным и социально-политическим аспектам, противоречиям, дилеммам и вопросам модернистского видения 20-го века в мировом контексте, которые до сих пор остаются без ответа.

Будучи питаемыми революционными взглядами на социальную утопию, архитектура и урбанизм раннего советского авангарда сыграли важную роль в создании нового образа жизни для альтернативного общественного строя. Идеологический призыв к модернизации СССР в 1920-х годах привел к новым типологиям городских планов, инфраструктуры, массового жилья, общественных зданий и зданий политического представительства для работы, празднования и отдыха на совершенно новом и современном языке. Разнообразие концептуальных подходов, дискурсов, которые происходили между различными архитекторами, архитектурными группами и сообществами, расширялись не только за счет новообразованных советских республик, но также происходили интенсивные обмены идеями и практиками между европейскими архитекторами и архитектурными школами (такими как BAUHAUS и ВХУТЕМАС), которые также были вдохновлены идеями построения нового жизненного уклада.Советская архитектура того времени была неотъемлемой частью мирового модернистского архитектурного дискурса и оказала серьезное влияние на его развитие.

С постепенным сдвигом парадигмы в Европе и СССР в 1930-х годах к авторитарным консервативным политическим режимам революционные взгляды в области искусства, культурной жизни и архитектурного развития начали подавляться и подчиняться консервативным идеологиям. Демонизация и криминализация модернистского движения и авангардных экспериментов происходили почти параллельно в Германии и Советском Союзе с обоюдным обвинением в пагубном влиянии той или иной стороны.Помимо того, что он является частью нарастающей поляризации между различными идеологическими и социально-экономическими политическими системами, этот процесс также породил культурное и в определенном смысле цивилизационное размежевание между СССР и западным миром, за которым последовало разделение истории, предлагающее определенное идеологическое отношение к современность как таковая. Такое отношение нашло свое продолжение в эпоху холодной войны в доминирующем восприятии геополитического, исторического и культурного разделения мира в соответствии с его принадлежностью к продвинутым и запоздалым современностям / историям.

Хотя модернистские принципы прерванного дискурса о новом образе жизни были возобновлены после 1955 года, когда архитектура сталинского социалистического реализма была отвергнута, в последние годы существования СССР экономический кризис и истощение материальных ресурсов сказались на архитектурном производстве.

Движущей силой новой урбанизации стала идеология научно-технического прогресса. Он был разработан местными проектными бюро в каждой республике и выполнен в соответствии со стандартами строительной отрасли.Архитекторы экспериментировали с концепциями международной архитектуры и заимствовали из подавленного наследия раннего советского модернизма 1920-х годов. Первоначальный советский язык позднего модернизма стремительно развивался.

Но к 1960-м годам возникла критическая реакция на эту политику индустриализации космоса и архитектуры. Архитекторы и местные элиты выразили свою дистанцию ​​от официального канона советской архитектуры через поиск региональной или национальной идентичности.Таким образом, архитектурный авангард, бросивший вызов доминирующей гомогенизирующей политике центральной бюрократии, смог сформироваться в республиках. Возникло множество вариантов модернизма: локальный модерн и советско-гибридный.

1970-е принесли еще один парадигматический сдвиг. При Брежневе советское общество в целом перешло на западный образ жизни. Это проникло в повседневную жизнь через упадок общинного этоса советской идеологии, на что архитектура ответила новыми и необычными типологиями — от пионерлагеря до домов творчества, от цирка до дворца бракосочетания.

Коллективный проект строительства советской современности резко оборвался в начале 1990-х годов с распадом СССР. Большинство утопических проектов современности так и остались фрагментами или в конечном итоге провалились. Многие из реализованных структур, форм и успехов, которые мы связываем с его концепциями, пришли в физический упадок или были унесены волной негативного общественного мнения в первые годы постсоциалистической рыночной экономики в государствах-преемниках.Тем не менее генеральные планы советской эпохи и современная архитектура остаются важными составляющими современной городской и архитектурной идентичности городов по всей бывшей империи, где молодое поколение архитекторов, урбанистов, историков искусства и гражданских активистов выступает за их защиту и переосмысление.

Фотографический взгляд на советскую модернистскую архитектуру Сибири — Strelka Mag

Недавно выпущенная фотокнига Зупаграфика проливает свет на советскую архитектуру Сибири.На 160 страницах книга Concrete Siberia дает редкую возможность познакомиться с увлекательными модернистскими сооружениями, населяющими огромную территорию России.

Фотографии из Бетонная Сибирь , сделанные российским фотографом Александром Веревкиным, рассказывают историю послевоенной модернистской архитектуры в Новосибирске, Омске, Красноярске, Норильске, Иркутске и Якутске. Многие из зданий, запечатленных в книге, никогда ранее не публиковались.

Более 100 картин демонстрируют реалии Сибири, от ее микрорайонов до жестоких пейзажей промышленных моногородов, космических цирков, бетонных театров и оперных театров.Печально известный суровый зимний климат Сибири создает белоснежный фон для советских зданий, особенно в Якутске, одном из самых холодных городов на планете, где во время съемок температура достигала -30 градусов по Цельсию.

Норильск. Зупаграфика © 2020

Здание цирка в Красноярске. Zupagrafika © 2020

Хотя сами по себе фотографии поражают, лучше всего их понять, узнав историю Сибири и мотивы, лежащие в основе каждого стиля архитектуры, каждой эпохи строительства.Эту историю лучше всего объясняет архитектурный критик Константин Бударин во введении к книге.

«При Сталине развитие региона во многом определялось производственными планами, а именно оптимизацией добычи и переработки природных ресурсов. Сталинская архитектура была озабочена не столько удовлетворением потребностей людей, сколько продвижением идеологического видения. После Ханны Арендт сталинская архитектура в отдаленных регионах функционировала как антенна, которая принимала и воспроизводила образы центральной власти, », он пишет.

ТЭЦ-5, Центральный район Омска. Зупаграфика © 2020

Красноярский памятник. Zupagrafika © 2020

Но хрущевский «переход к сборному домостроению означал, что архитектура больше не была направлена ​​на воспроизведение образа власти, а на воспроизведение стандарта городской жизни по всей советской империи».

Это означало «сосредоточение внимания на строительстве и заселении городов». Он объясняет, что людей не только заставляли переезжать, но и искренне привлекали сибирские города «обещанием квартиры в одном из панельных домов».»

Спортивно-концертный комплекс им. Блинова, г. Омск. Zupagrafika © 2020

План удался, пишет Бударин. «С начала эры Хрущева до распада СССР население городов, представленных в этой книге, увеличилось более чем вдвое».

Архитектура, представленная в Concrete Siberia , была описана издателем Zupagrafika как «захватывающая». «Мы считаем, что эта книга может стать инструментом для изучения малоизвестной архитектуры советской эпохи, формирующей городские пейзажи Сибири, и, возможно, оценить ее как есть.»

Фреска на жилом доме в Красноярске. Зупаграфика © 2020

Микрорайон Оганер в Норильске. Зупаграфика © 2020

Норильск. Zupagrafika © 2020

Zupagrafika — независимый издатель, автор и студия графического дизайна, в которую входят Давид Наварро и Мартина Собецка. Основанный в Познани, Польша, в 2012 году, он прославляет модернистскую архитектуру, дизайн и фотографию «уникальным и игривым образом».

Concrete Siberia появляется после выпуска Zupagrafika в 2019 году Eastern Blocks , фотокниги, демонстрирующей модернистскую и бруталистскую архитектуру, разбросанную по Москве, Берлину, Варшаве, Будапешту, Киеву и Санкт-Петербургу.Петербург.

Утраченный авангард: советская модернистская архитектура, 1922–32

Рихарда Паре, Турбинный зал Днепрогэс, Запорожье, Украина. Александр Веснин, Николай Колли и другие. 1927-32. © Ричард Пэр 2007

В 1993 году, сразу после распада Советского Союза, Ричард Пэр предпринял попытку задокументировать ранние заигрывания империи с модернистской архитектурой, масштабы которой были по большей части неизвестны за пределами ее границ и избегались внутри них.Конструктивистская архитектура кратко процветала здесь в течение десятилетия между 1922 и 1932 годами. Исчерпывающий импульс каталогизации Паре — он был одним из основателей куратора коллекции фотографий Канадского центра архитектуры — привел к 17-летнему проекту и фотоархиву, содержащему около 15 000 изображений шедевров конструктивизма. . Из них 88 можно увидеть в фильме «Затерянный авангард: советская модернистская архитектура», 1922–32 годы, в Фонде Грэма в Чикаго (до 16 февраля).

Ричард Паре, Шаболовская радиобашня, Москва, Россия. Владимир Шухов, 1922. © Ричард Пэр 2007

Документальный подход

Паре великодушен и ясен: он знает, что это, вероятно, первый контакт зрителей с этими структурными чудесами, а его большие, четкие, иммерсивные цветные отпечатки увлекают и обучают. Но фотографии — это также архитектурные портреты, на которых Паре запечатлел характер и чувствительность этих престарелых матрон модернизма. В нескольких изображениях Паре скромно обрезает архитектурные детали для создания элегантных формальных композиций, напоминая о силе и свежести смелых конструктивистских дизайнов и их вере в чистую геометрию.

Жанр фотографии так называемого «разрушительного порно» вызывает самые разные отклики, от морализма до ностальгии и злорадства — и все это особенно уместно в контексте несостоятельного утопического общества Советского Союза, — но изображения Паре сопротивляются такой жесткости. Вместо этого они раскрывают фантазию молодой нации о переосмыслении качества жизни своих граждан и участии в международном, прогрессивном и космополитическом культурном сообществе. Оболочки этой модернистской идеологии остаются с людьми, живущими внутри и среди этих зданий, хотя многим из них угрожает разрушение, в современных городах бывшего СССР.Многогранное наследие современной жизни становится еще более конкретным благодаря установке выставки на трех этажах Madlener House — архитектурной жемчужины и штаб-квартиры Фонда Грэма. Подвешенные над каминами особняка, на лестничных клетках и в столовой, примыкающей к саду архитектурных артефактов, фотографии Далеких идеалов Паре вложены в нашу коллективную, вездесущую застроенную среду.

Экскурсия по Армении с непреходящей архитектурой советской эпохи | Путешествие

Писательский курорт, Севан Туристическая фотография / iStock

С 1920 по 1991 год Армения входила в состав Советского Союза.Известный в основном как Армянская Советская Социалистическая Республика (в 1990 году она была переименована в Республику Армения), это было место, где процветала индустриализация и царила утилитарная архитектура в советском стиле. Спустя более 25 лет после распада СССР большая часть этой архитектуры сохранилась, особенно в Ереване, оживленной столице страны. Каждой из национальных республик СССР было разрешено интерпретировать сталинский и другие советские стили архитектуры по-своему, и что особенно привлекательно в советской архитектуре Армении, так это ее местный колорит: включение таких элементов, как классический армянский стиль и местные вулканические постройки. камень, известный как туф, дал Еревану прозвище «Розовый город».«Несмотря на то, что их происхождение часто является обязательным, многие из этих структур со временем стали особенно любимыми. Вот семь самых знаменитых:

Центральный вокзал, Ереван Ереванский вокзал Арминеагаян

транзитных станций советских времен по-прежнему разбросаны по всей Армении, но одним из лучших примеров страны является железнодорожный вокзал Еревана, расположенный в районе Эребуни столицы, к югу от центра города.Здание, спроектированное армянским архитектором Э. Тиграняном, открылось в 1956 году и до сих пор действует: архитектурное сочетание социалистического реализма, демонстрирующее славу коммунизма, неоклассицизма и традиционного армянского стиля, построенного из розового туфа. Одной из самых интригующих особенностей станции советской эпохи является ее советско-армянский герб — пятиконечная советская звезда над подобием священной для армян горы Арарат — на внешнем шпиле, возвышающемся над ее центральным входом.Это одно из немногих мест в стране, где сохранился этот герб.

Ереванский вокзал возвышается над площадью Сасун, на которой также находится медная статуя Давида Сасунского верхом на коне — героя армянского национального эпоса « Сасунские смельчаки» — , воздвигнутого в 1959 году. СССР выпустил как марки, так и монеты с его изображением. изображение.

Кинотеатр Москва, Ереван Москва Кинотеатр Пандухт

В первые годы советского правления руководство Армении разрушило многие церкви и святыни страны, пытаясь уничтожить организованную религию и освободить место для более светских культурных учреждений, включая кинотеатры.Один из таких примеров: ереванская церковь Святых Петра и Павла V века, которую снесли и заменили кинотеатром «Москва», кинотеатром 1936 года, который действует до сих пор. Первоначально построенный в стиле конструктивизма — форма современной советской архитектуры, которая приближалась к концу — архитекторы Спартак Кндегцян и Тельман Геворгян добавили в 1960-х годах зал под открытым небом в стиле функционализма, используя бетонные формы для преобразования заднего двора между двумя зданиями. в одно из самых популярных общественных мест в городе.В 1983 году был добавлен фасад, украшенный сценами из известных советско-армянских фильмов, таких как Pepo — фильм открытия театра.

Когда в 2010 году правительство Армении предложило снести зал под открытым небом и восстановить церковь Св. Петра и Павла на прежнем месте, это вызвало немедленную реакцию. Более 6000 человек протестовали в рамках группы Facebook под названием «SAVE Cinema Moscow Open-Air Hall», вернув теперь общественное пространство своим.

Каскад и Мать Армения, Ереван

От модернистского сада скульптур у подножия совершенно белого каскада Еревана до его вершины 572 ступеньки из известняка.Две лестницы с вкраплениями зелени, фонтанов и водопадов соединяют центр города с его верхним кварталом Памятника, откуда открывается потрясающий вид на город и гору Арарат. Главный архитектор Еревана Александр Таманян впервые придумал идею этого памятника на склоне холма в начале 20-го века, хотя она не была реализована до 1970-х годов, когда армяно-советский архитектор Джим Торосян возродил концепцию и добавил впечатляющие черты, такие как внешняя лестница и — внутри памятника — серия эскалаторов и дворов.Хотя здание в стиле ар-деко было частично завершено в начале 1980-х годов, оно оставалось заброшенным в течение многих лет после землетрясения в Армении 1988 года, за которым последовал распад Советского Союза в 1991 году. С тех пор этот странный шедевр советской эпохи был полностью отреставрирован и возрожден, он представляет собой армянскую версию древних Висячих садов Вавилона с собственным музеем современного искусства, Художественным музеем Гафесчяна .

Чуть дальше, на вершине Каскада, находится Парк Победы и его хранительница Мать Армения.Это женское воплощение «мира через силу» возвышается на 170 футов высотой на огромном базальтовом пьедестале, который первоначально был построен для колоссальной статуи советского лидера Иосифа Сталина, установленной в 1950 году как памятник победы во Второй мировой войне. После смерти Сталина и осуждения его диктаторского режима его изображение было снято, а в 1967 году заменено кованой медной фигурой Матери-Армении.

Несмотря на создание постамента для памятника Сталину, архитектор Рафаел Исраелян все же спроектировал его как простую трехнефную армянскую базилику, а не в советском стиле.Спустя годы он признал, что делал это намеренно, заявив, что «слава диктаторов временна».

Писательский курорт, Севан

Писательский курорт Севан выходит на берега озера Севан на востоке Армении. Это популярное место отдыха, которое также является крупнейшим водоемом во всем Кавказском регионе. Уникальное место среди курортных отелей и руин замка, это убежище в явно советском стиле для членов и посетителей Союза писателей Армянской Советской Социалистической Республики, которое привлекало таких литературных светил, как русский поэт Осип Мандельштам и французский писатель и философ Жан-Поль Сартр. — в последние годы стал иконой советского модернизма, появляясь на всем, от обложки книги до выставочных плакатов соответствующей Венской выставки.

Что особенно уникально, так это две отдельно стоящие конструкции, одна из которых намного более фотогенична, чем другая, каждая из которых спроектирована с разницей в несколько лет, но одним и тем же архитектором. Армянские архитекторы-авангардисты Геворг Кочар и Микаэл Мазманян спроектировали оригинальный гостевой дом курорта в начале 1930-х годов, четырехэтажное квадратное здание с изогнутыми балконами и видами на озеро, которые функционально гармонировали с окружающей средой. После завершения проекта оба мужчины были сосланы в Сибирь на 15 лет при Сталине и освобождены только после его смерти, после чего они были сочтены «реабилитированными».”

Вернувшись на Курорт писателей, Кочар приступил к работе над проектом своей мечты: соседнее крыло столовой для комплекса, которое полностью соответствует дизайну советской космической эры того времени. Консольное футуристическое сооружение, построенное в 1963 году, выступает над склоном холма на центральной бетонной опоре и имеет ряд изогнутых стеклянных окон, из которых открывается панорамный вид на озеро Севан.

Фонд Гетти в настоящее время наблюдает за восстановлением курорта, который будет включать конференц-центр и ресторан.Тем временем как писатели, так и не писатели могут забронировать номер.

Башня Звартноц, Ереван Звартноц Башня Арминеагаян

Еще один пример местного восприятия архитектуры советских времен — заброшенный Терминал 1 международного аэропорта Звартноц и его центральная диспетчерская вышка. Круговой терминал, построенный в 1980-х годах для удовлетворения возросших потребностей Советского Союза в внутренних поездках, считается ярким примером советского модернизма и важным памятником 20-го века.Башня управления, возвышающаяся над ее центром, является популярным изображением для открыток и брошюр. После окончательного закрытия в 2011 году и многолетней борьбы за его спасение, сам терминал, который напоминает армянскую версию Disney’s Space Mountain, к сожалению, будет снесен в конце этого года. Однако башня останется стоять.

Бюраканская астрофизическая обсерватория (БАО), гора Арагац Бюраканская астрофизическая обсерватория Константин Маланчев

Один из U.Самые известные астрономические центры ССР расположены на южном склоне горы Арагац высотой 13420 футов, спрятанной среди фермеров и козоводов недалеко от крошечной деревни Бюракан на Армянском нагорье. Заслуженный архитектор Советского Союза Самуэль Сафарян спроектировал структуры и кампус обсерватории в советском стиле, открытый в 1946 году, который включает округлые астрономические башни, лабораторные здания и даже небольшой гостевой дом. В 1971 году BAO провела советско-американскую конференцию, посвященную общению с инопланетянами: мероприятие, которое привлекло всех, от соучредителя лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института Марвина Ли Мински до соорганизатора Карла Сагана.Обсерватория по-прежнему активна и открыта для посетителей.

Санатории, Джермук Отель Клифсайд, Джермук Рузанна / iStock

Горный город Джермук в южной области Вайоц Дзор, известный своей архитектурой советской эпохи и лечебными минеральными водами, был одним из самых популярных советских курортов Армении в 1970-х и 80-х годах. Несмотря на волну нового строительства, многие из его первоначальных санаториев и зданий 1950-х и 60-х годов остались, хотя и в разном состоянии.К ним относятся санаторий «Джермейн Ашхар» (1975 г.), высокий санаторий «Гладзор» и санаторий «Олимпия» в классическом стиле (1958 г.), все еще действующие, а также заброшенные места, такие как водный спортивный и культурный центр и ржавый отель на скале.

Архитектура Армения Армения Путешествие Советская история

Межконтинентальный кураторский проект

СОВЕТСКИЙ МОДЕРНИЗМ: 1955-1985 годы

ВЛАДИМИР БЕЛОГОЛОВСКИЙ: ВЗГЛЯД ИЗ XXI ВЕКА / ПОСЛЕДНИЙ СТИЛЬ ИМПЕРИИ

ФЕЛИКС НОВИКОВ: АНТОЛОГИЯ / СВИДЕТЕЛЬСТВО СОВЕТСКОГО АРХИТЕКТОРА

ISBN 978-5-

3-43-8
232 стр., 29,0 х
26,0 см, 210 ил.
Твердая обложка, русский / английский

Рецензия на книгу в газете Архитектора: http://archpaper.com/news/articles.asp?id=5674

Книга содержит авторитетные комментарии, дополненные альбомом фотографий ста образцов советской архитектуры того периода, на который указывает ее название.Его авторы — известный советский архитектор и писатель Феликс Новиков и американский архитектор и критик Владимир Белоголовский — составили антологию на основе архивных фотографий и материалов из профессиональных советских архитектурных изданий. Уникальность их творчества обнажает целый пласт советской архитектуры, скрытый до сих пор, несмотря на давно сломанный «железный занавес», из-за отсутствия интереса. То, что читатели увидят на страницах книги, заставит их снова задуматься об уникальности и оригинальности мысли, пронизывающей советскую архитектуру ХХ века.Книга рекомендована к прочтению ведущими архитектурными критиками всего мира.

Рецензии на книгу:

«Советский модернизм берет свое начало в краткую« оттепель », начатую Хрущевым, и затрагивает некоторые из нитей конструктивизма, которые были оборваны Сталиным. Как отмечает Владимир Белоголовский, этот стиль, связанный с западными тенденциями, однако, является более социально коллективным. Подчеркнув выразительную простоту, он также велик по своим масштабам и импозантен по своей абстракции.Феликс Новиков озвучивает мотивы и заблуждения того периода, когда несколько архитекторов отказались от новой партийной линии, чтобы построить более аутентичные произведения. Такие свидетельства редки и приветствуются ».

ЧАРЛЬЗ ДЖЕНКС

«Антология советской современной архитектуры Феликса Новикова и Владимира Белоголовского заставляет осознать, насколько необычайно разнообразной и креативной была эта архитектура после того, как была отброшена стилистическая жесткость социалистического реализма.Отчасти это культурное освобождение повлекло за собой возврат к более радикальным формулировкам советского конструктивизма в его расцвете, и мы находим это в таких произведениях, как Министерство автомобильных дорог Грузии, построенное в Тбилиси в 1977 году. В других случаях работа приобретала монументальность. доколумбовых размеров, как во Дворце культуры, построенном в Таллинне, Эстония, в 1980 году. В то время как в аэропорту Звартноц, построенном в Ереване, Армения, в том же году, можно увидеть динамическое поворотное решение конструкции аэровокзала, очевидно, под влиянием новаторского Поля Андреу 1974 года Терминал 1 аэропорта Шарль де Голль в Париже.В своих лучших проявлениях советская архитектура за три десятилетия продвинулась к интересному синтезу западных парадигм и захватывающего наследия собственной, в значительной степени не построенной, авангардной традиции ».

КЕННЕТ ФРАМПТОН

«Лебединая песня Советского Союза была архитектурной. За четыре десятилетия, последовавшие за отказом от социалистического реализма, смелые здания сформировали советский городской пейзаж, повторяя работы Ле Корбюзье, Оскара Нимейера, Ээро Сааринена и других западных моделей, а также предлагая смелые интерпретации программ, таких как аэропорты. , цирки, стадионы и музеи.Феликс Новиков — один из самых откровенных профессионалов своего времени, автор замечательных построек и острых критических произведений. В сотрудничестве с Владимиром Белоголовским он создал провокационную книгу о забытой главе монументального модернизма, в которой потрясающие произведения спасены от забвения ».

ЖАН-ЛУИ КОЭН

Следующее —

Владимира Белоголовского.

глава опубликована в журнале «Советский модернизм»: 1955-1985 гг.

Последний стиль Империи

Взгляд из XXI века

Полный разрыв с историей — главная черта модернизма.Но нигде в мире не было такого резкого разрыва с традициями и перехода к модернизму, как в Советском Союзе. Выступление Никиты Хрущева на закрытии Всесоюзной конференции строителей в Кремле 7 декабря 1954 г. остановило полностью развитую архитектуру сталинского периода и переопределило суть творческой направленности советских архитекторов на три десятилетия вперед. . Несмотря на то, что период с 1955 по 1985 год не принес миру новых Корбюзье или Мельникова, все же возникла самобытная архитектура, известная как советский модернизм.Так ее определил Феликс Новиков, по инициативе которого в Государственном музее архитектуры им. Щусева в Москве открылась выставка «Советский модернизм: 1955–1985». В этой антологии он поделился историей о том, как сталинскую архитектуру обогнал модернизм, о целях, поставленных перед советскими архитекторами, об условиях их деятельности, и представил альбом из ста построенных работ, воплощающих эту творческую трансформацию.

В двадцатом веке современная архитектура развивалась в значительной степени непрерывно с искрами большого воображения в различных частях мира, включая Западную Европу, Северную Америку, Бразилию, Австралию, Юго-Восточную Азию и Японию.К ним можно отнести и Россию, но только до 1932 года, когда Сталин реорганизовал ее архитектурную профессию. Ядро модернизма в годы перед Второй мировой войной определялось характерными принципами международного стиля 20-х и 30-х годов — радикальное упрощение формы, выражение объема, а не массы, акцент на динамизм асимметрии, исключение прикладного орнамента, использование современных материалов (стекло, сталь, бетон), машинная эстетика.

В это же время архитектурная практика в Советском Союзе претерпела абсурдный цикл эмоционально и политически заряженных разворотов от конструктивизма (1919-32) к сталинскому социалистическому реализму (1932-54), а затем обратно к модернизму. (1955-85).Задача разработки современной архитектуры была возложена на архитекторов, обученных классическим традициям (других практиков в то время просто не было), которые комфортно и успешно строили в неоклассическом стиле. Следуя классическим образцам, предписанным Сталиным, они открыто отвергли конструктивистскую архитектуру, разработанную их соотечественниками поколением ранее. Но неожиданное открытие Хрущевым границ России предоставило этим архитекторам возможность воочию изучить лучшие западные образцы современной архитектуры, что они приветствовали с большим энтузиазмом.Модернизм был гештальтом того времени, и ему удалось бы соединить утопическое советское государство с реальностью свободного мира, пусть даже только с точки зрения эстетики. Спустя более двадцати лет страну снова стали посещать иностранные архитекторы. Фактически, в 1958 году Москва принимала Пятый Конгресс Международного союза архитекторов.

Замена социалистического реализма модернизмом была осуществлена ​​благодаря политической воле Хрущева.Он считал, что новое время требует новой социальной политики и новой архитектуры. Во-первых, он осудил сталинскую архитектуру. Затем, всего через пятнадцать месяцев, на закрытом заседании ХХ съезда Коммунистической партии СССР 25 февраля 1956 года он выступил с речью «О культе личности и его обстоятельствах», в которой осудил самого Сталина. Поэтому вина во всех архитектурных «грехах» была возложена на архитекторов.

Вспомним, что строили в первой половине 1950-х годов в СССР.В 1953 году был завершен грандиозный комплекс МГУ с видом на Ленинские горы с бесконечным репертуаром классических деталей, обилием орнаментов и символов соцреализма, фигуративными скульптурными композициями, настенными фризами и великолепным внешним и внутренним убранством из чистого мрамора. и редкие породы дерева, многие из которых покрыты бронзой, латунью и золотом.

1 августа 1954 года, за четыре месяца до первой речи Хрущева о принудительном изменении архитектуры, на ВДНХ [«ВДН-ха»], или Всесоюзной выставке достижений народного хозяйства, которая включала в себя тщательно продуманные сельскохозяйственные, промышленные, социальные и культурные объекты. и научные экспозиции, открытые впервые после окончания Второй мировой войны.По этому случаю многие существующие павильоны были перестроены, а новые были созданы в еще более претенциозном стиле, чем старые. Главной достопримечательностью уникального дворцового комплекса был фонтан Дружбы народов, окруженный кольцом позолоченных статуй друзей-сестер, символизирующих союз всех республик СССР.

Наконец, в 1955 году началось строительство Московского ипподрома по проекту ведущего неоклассического архитектора Ивана Жолтовского.Его монументальный фронтон представляет собой пышную театральную демонстрацию римской архитектуры с внушительной центральной квадригой, гарцующими жеребцами и мускулистыми фигурами рабочих и фермеров в нишах, окруженных символами пятиконечных звезд и рогов изобилия. Трудно представить, какого фантастического и сказочного апофеоза сталинская архитектура могла бы достичь к концу десятилетия, если бы Хрущев не прервал ее развитие.

В то время как социалистическое воображение Сталина процветало в Советском Союзе, радикально новаторская архитектура развивалась на Западе.Пьер Луиджи Нерви построил в Италии несколько элегантных, воздушных железобетонных конструкций. Две строгие и культовые башни были построены Мисом ван дер Роэ на Лейк-Шор-Драйв в Чикаго. Международная группа архитекторов построила комплекс штаб-квартиры Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Ле Корбюзье реализовал ряд шедевров, в том числе часовню Нотр-Дам-дю-О в 1955 году в Роншане, Франция. Контраст между тем, что строили в СССР и на Западе, был огромен. Современная архитектура Запада проецировала чувство демократии, проявляющееся в открытости, прозрачности и легкости ее новых структур.

К середине 1950-х годов бруталистская тенденция современной архитектуры начала проявляться на международной арене. Тем не менее, эти тяжелые, жесткие на вид конструкции с текстурой необработанного бетона все еще были на чертежах, когда советские архитекторы начали посещать Западную Европу и Америку для изучения новых построек.Поскольку для завершения архитектурных проектов требуется как минимум три-пять лет, советские архитекторы не могли полностью погрузиться в современный дизайн, просто увидев то, что уже было реализовано. Кроме того, поездки этих архитекторов не были ни регулярными, ни долгосрочными, а несколько книг и публикаций, доступных в профессиональной прессе страны, лишь поверхностно информировали их о реальном состоянии их ремесел во всем мире. Пройдет много лет, прежде чем в СССР появятся бруталистские формы.

Помимо стилистических вопросов, в Советском Союзе полностью отсутствовало множество глобальных типов зданий, поэтому не было практики их проектирования. В их число входили сверхвысокие небоскребы, штаб-квартиры корпораций, храмы, автомобильные гаражи, частные университеты, научные лаборатории, музеи, банки, кондоминиумы, рестораны и модные бутики.А жизненно важного экспериментального образца в архитектуре — дома на одну семью — не существовало. Часто это собственный дом архитектора, который служит настоящим экспериментом и выражением творческой подписи, поскольку он или она играет роли как клиента, так и создателя. Шедевральные частные дома создавали почти все великие архитекторы. Например, европейские виллы, спроектированные Корбюзье и Мисом, стали их ранними манифестами. Однако в Советском Союзе индивидуального жилья не было после 1929 года, когда известный архитектор Константин Мельников построил в Москве собственный дом-студию.

Архитектура — медленное искусство. Требуются годы, чтобы создать шедевры, которые развиваются в атмосфере оживленных дискуссий между коллегами и клиентами и бесконечных экспериментов, которые происходят во время проектирования и строительства, не говоря уже о решающей роли передовой строительной индустрии и высоком уровне мастерства.У советских архитекторов середины века не было ни реальных возможностей, ни конкурентной среды, чтобы стимулировать развитие проектов мирового уровня. Таких целей перед ними тоже никто не ставил. В то время стояли две основные задачи: решить проблему нехватки жилья, обеспечив миллионы советских семей индивидуальными квартирами, а не коммунальными, которые были нормой, и достичь этой цели экономически.

Одним из примечательных аспектов недавно утвержденных проектов было то, что их эстетические качества оставались неопределенными.Этот выбор был доверен самим архитекторам, которые должны были изучить средства и методы создания современной архитектуры на Западе. Учиться на зарубежных примерах было логичным и единственно возможным решением. Поскольку собственной авангардной архитектуре России к тому времени было уже почти тридцать лет, необходимо было исследовать новые технологии и материалы, а также иметь способность «прикоснуться» и понять, как и с помощью каких средств создается современная архитектура.Тем не менее, фактический контроль над процессом строительства был передан в руки подрядчиков, которые могли обвинить архитекторов в чрезмерных отклонениях от установленных стандартов. Возможности советских архитекторов были ограничены по всем параметрам: идеологически, творчески, экономически и технически. Еще до первоначального представления проекта архитектурным комиссиям или правительственным чиновникам (которые в основном были клиентами) любое проектное решение требовало одобрения множества подрядчиков.

Может показаться, что в условиях тотального государственного административного контроля не было бы места для творчества вообще. Реальность такова, что настоящий художник может оставаться свободным при любой диктатуре, как и при любой демократии. А к чему еще, как не к личной свободе, стремились архитекторы, пытаясь выразить свое изначальное видение? Выбор всегда делают сами художники, и доказательство этого хорошо видно в новаторских, хотя и редких, образцах архитектуры советского модернизма.

Очень сложно оценить архитектуру этого периода без полного понимания обстоятельств того времени. О советском модернизме нельзя судить только по его результатам, игнорируя борьбу архитекторов за стереотипы, стандарты и инерцию перестраховщиков со стороны архитектурных бюрократов.Практикам того времени приходилось спорить с властями о незнакомых решениях, и результат часто основывался на готовности архитекторов открыто отстаивать свои позиции. Архитектура начинается не с формы, а с социального положения; а с формой заканчивается архитектура.

Сегодня советская модернистская архитектура подвергается критике без учета ограничений времени.Его часто высмеивают как производное, невыразительное и бесчеловечное. Тем не менее, этот альбом демонстрирует выдающиеся работы того периода. Массово оценивать какой-либо стиль бессмысленно. Классическая архитектура определяется Парфеноном; Готика, у Шартрского собора; но в наше время об архитектуре часто судят по посредственному зданию по соседству. Такая практика не объективна и несправедлива. О модернизме следует судить по лучшим творениям таких мастеров, как Корбюзье, Мис, Алвар Аалто и Ээро Сааринен, а не по банальным и невыразительным жилым и корпоративным зданиям, которые также угнетают людей в городах и пригородах по всему миру.Поэтому о советском модернизме также следует судить по его лучшим достижениям: московскому Дворцу пионеров, зданию Совета экономического сотрудничества (СЭВ), Министерству автомобильных дорог, Крылатскому велотреку и реконструкции международного аэропорта Звартноц, а не по Черемушкам. микрорайонов, микрорайонов, или жилых микрорайонов, построенных практически в каждом советском городе.

Хотя работы великих советских архитекторов и им подобных находились под влиянием Запада, это влияние не было буквально переведено, как показывают приведенные мною примеры.Это была непростая задача. Вопрос о самоидентификации остается центральным для нашего времени. Кажется, что мы можем построить практически все, что угодно. Мы так много знаем о том, что происходит в профессиональном мире по всему миру, а также об архитектурных прецедентах всего двадцатого века, но даже сегодня появление сильного, выразительного произведения — редкость. Здания, которые сейчас строят на разных континентах разные архитекторы, на самом деле можно было бы перетасовать без заметных различий.

Во время конференции 2007 года по сохранению советской авангардной архитектуры в Музее современного искусства в Нью-Йорке один из присутствующих неожиданно обвинил советских архитекторов хрущевских времен в копировании всего с Запада. Жан-Луи Коэн, профессор истории архитектуры Нью-Йоркского университета, ведущий специалист по советской архитектуре, а также организатор и модератор мероприятия, быстро возразил, отметив несколько впечатляющих построек, построенных в 1960-х годах.Начиная с Московского Дворца пионеров, Коэн эффектно обратил внимание публики на независимый характер этого произведения.

Западная архитектура привлекала советских модернистов своей пластичностью, прозрачностью, воздушностью, пространственной сложностью, новаторскими методами использования современных материалов, изысканностью деталей, новизной и абстрактностью образов, красотой контрастирующих форм.Тем не менее, даже по сравнению с лучшими образцами модернистских проектов по всему миру, советским архитекторам удалось создать свои собственные уникальные произведения. Их очень мало, но игнорировать их нельзя. Они переданы с чувством собственного достоинства и по-своему выразительны. Среди них есть настоящие жемчужины. Эти здания и комплексы нуждаются в гораздо большей огласке, поскольку некоторые из них из-за отсутствия обозначения достопримечательностей уже стали жертвами недальновидного современного развития.

Дворец пионеров на Ленинских горах в Москве стал одним из первых настоящих экспериментов и наиболее образцовым комплексом сооружений процесса обновления архитектуры своего периода. Интересно, что особые архитектурные решения его молодых авторов часто воплощались на стройплощадке и носили спонтанный и эмоциональный характер.Я спросил Новикова, одного из архитекторов дворца, почему участники этого проекта пытались создать такую ​​новую архитектуру. «Не зря это время было названо« оттепелью », — сказал он. «В воздухе витало что-то, что требовало инноваций. Тогда у всех сфер культуры были свои лидеры — шестидесятники [1960-х] в театре, кино, литературе, музыке, искусстве. Мы хотели стать шестидесятниками в архитектуре. В этом было определенное чувство идеализма, наивная вера в возможность трансформации советского режима во что-то, что позже стало известно как «социализм с человеческим лицом».«Наши надежды не оправдались. Тем не менее, нам удалось определить советский модернизм на многие годы вперед ».

Этот свободный, демократичный дизайн открыл новую страницу в СССР. Он внес много новшеств, а главное, его архитектура выдержана в неформальной обстановке, без каких-либо декоративных реверансов в прошлое.Архитекторы предложили впечатляющие, цельные композиции с элементами, в том числе гармоничными пропорциями; эффективное выполнение гибких свободных форм; далеко выдвигающиеся навесы; расширенное остекление, эффектно стирающее границу между интерьером и ландшафтом; диагонали скульптурных лестничных маршей; и нетрадиционная кирпичная кладка с яркими инкрустациями, изображающими образы великого будущего.

Дворец пионеров, спроектированный на обширной территории, стал новым экспериментальным городом в миниатюре, настоящей мечтой идеалистов.Его изобретательная архитектура повлияла на лучшие произведения советского модернизма 1960-х и 1970-х годов. Многие шестидесятники были объединены чувством свободы, предвкушением перемен и оптимистическим стремлением к чему-то новому. Даже сегодня мы все еще можем видеть этот жизнерадостный взгляд в будущее в лучших архитектурных проектах тех десятилетий. Как может быть иначе? Разве не известно, что архитектура воплощает судьбу оптимистов? Но тогда казалось, что оптимистов больше, чем обычно.Только-только появлялись новые, только что построенные дома. Их контраст с советской архитектурой начала 1950-х годов, богато украшенной классическими деталями, был ошеломляющим. Все наивно надеялись, что весь мир станет свободнее, а жизнь в целом станет намного лучше.

Этого не должно было быть.Вскоре по всей стране прокатилась волна унылого панельного строительства, равнодушного к человечеству и окружающей среде. На Западе все стили архитектуры мирно сосуществовали с модернизмом, но в Советском Союзе архитектура того периода была исключительно модернистской и почти полностью стандартизированной. Работы по индивидуальному заказу были большой редкостью. Во многих городах вообще не было шедевров. Казалось бы, бесконечные, похожие друг на друга пятиэтажные дома, в народе называемые хрущоба — игра на имени Хрущева и слово, обозначающее трущобы, trushchoba — доминировали в повседневной жизни миллионов людей.Александр Рябушин писал об этой тенденции в своей книге « Достопримечательности советской архитектуры 1917-1991 гг. », опубликованной в Нью-Йорке в 1992 году Риццоли: «В шестидесятые годы казалось, что все многообразие форм — региональных, национальных и местных — исчезло. от архитектуры навсегда. Массовое производство в режиме промышленного конвейера привело к разложению города. Количество жилых площадей увеличивалось, но мягкость была неумолимой. Это произошло не только с отдельными городами — утрачен архитектурный облик всей страны.«В таких условиях творческие усилия тех немногих архитекторов, которые пытались создать индивидуальную и строгую архитектуру, можно без преувеличения охарактеризовать как профессиональный подвиг. Неудивительно, что в общественном сознании советский модернизм не рассматривается как художественное направление. Тем не менее, в его лучших вариантах можно проследить эмоциональную связь как с мировой современной архитектурой, так и с конструктивизмом 1920-х годов.

В таком стандартизированном мире только функционально уникальные проекты могли включать архитектурные прорывы.Один из таких примеров — Останкинская телебашня, самое высокое здание в мире того времени. Метафорой этого проекта стала перевернутая лилия с десятью прочными лепестковыми опорами и толстым железобетонным стеблем, удерживающим «шайбы», которые выполняли различные технические и общественные функции. В народе башня ассоциируется с запуском ракеты в космос. На мой взгляд, один из самых удачных проектов — это здание Совета экономического сотрудничества (СЭВ), у которого главный фасад двухстворчатый.Его открытый свободный профиль чем-то напоминает башню Лейк-Пойнт, построенную годом ранее в Чикаго, которая также возвышается над базовой структурой. Но чикагский проект более тесно связан с одной из трех башен конкурсного комплекса Наркомтяжпрома на Красной площади Ивана Леонидова. Концептуально все эти проекты во многом обязаны проекту стеклянного небоскреба на Фридрихштрассе Миса для Берлина. Таким образом, здание SEV, включив в свою каноническую форму различные коды, связано с более ранними проектами, но также внесло свой вклад в развитие стеклянной башни самостоятельно.

Творческий отклик на необычные условия местности — еще одна характерная черта некоторых из самых оригинальных зданий советского модернизма. Решение Lego-подобной структуры Министерства автомобильных дорог в Тбилиси, Грузия, очень уместно напоминает решение многоуровневой эстакады на автомагистрали.Георгий Чахава, архитектор проекта и заместитель министра автомобильных дорог Грузии, который одновременно являлся автором проекта и заказчиком, объяснил наличие глубоких свесов здания плотностью территории. Чтобы вместить все необходимые функции в типичное здание, потребовалась бы дорогая 35-этажная башня. На самом деле проект представляет собой чистую и оригинальную художественную композицию, мысли о которой обязательно предшествовали любому рациональному объяснению со стороны архитектора.Проект Чахавы явно вдохновлен идеями горизонтальных небоскребов Эль Лисицкого, которые часто упоминаются в современной архитектуре и особенно очевидны сегодня в проектах Стивена Холла и Рема Колхаса.

Еще более интересным зданием является санаторий «Дружба» в Ялте.Формы зубчатых колес, как целые, так и фрагментарные, использовались Мельниковым как индустриальные символы в некоторых своих работах. Но в этом проекте выразительные зубчатые колеса заперты в том, что кажется гигантским рабочим механизмом, буквально включающим в себя различные программы комплекса. Дизайн — провокационная метафора массового отдыха. Тем не менее, комплекс представляет собой очень эффектный, запоминающийся и беспрецедентный образ.

Один из самых выразительных и эффектных образцов советского модернизма — Крылатский велотрек в виде парящей бабочки.Этот красивый комплекс, построенный для Олимпийских игр 1980 года в Москве, имеет явный прецедент в более ранних проектах, таких как хоккейный каток в Йельском университете (известный как «Йельский кит») и Олимпийский стадион в Токио. Тем не менее, Московский велотрек — самостоятельное и благородное художественное произведение, пожалуй, самое раскованное и выразительное из всех советских построек.

В то время как по большей части архитектура в Москве и других западных городах Советского Союза была ограничена строгими рамками модернистской идеологии, архитекторам в восточной части страны более успешно удавалось избежать предсказуемости и однообразия, ссылаясь на климатические и культурные условия. , сейсмические и другие местные особенности.Рябушин ссылается на это в своей вышеупомянутой книге: «Многонациональность — это изначальная составляющая культуры советского общества и советской архитектуры. Несмотря на то, что декларации, связанные с традициями и установлением модернизма, казалось, отвернулись от прошлого, на самом деле была создана архитектура под национальным влиянием — нечто новое и беспрецедентное по форме, но, тем не менее, отчетливо национальное и местное ».

Советские республики Средней Азии стали настоящей лабораторией развития местных форм в стране.Многие общественные здания, включая музеи, библиотеки, кинотеатры, отели, железнодорожные станции и рынки, были построены с солнцезащитными экранами на фасадах с традиционными восточными орнаментами. К лучшим относятся Музей Ленина и гостиница «Узбекистан» в Ташкенте, а также Государственная библиотека в Ашхабаде.

Конечно, даже в использовании национального орнамента советские архитекторы были не первыми, поскольку здания в Ташкенте и Ашхабаде напоминают предыдущие проекты американского модерниста Эдварда Дурелла Стоуна, которого часто критиковали за отказ придерживаться строгих модернистских принципов. язык его ранней карьеры.Дизайн его американского посольства 1959 года в Нью-Дели, Индия, напоминает, с одной стороны, лучшие здания индийской архитектуры с использованием бетонных солнцезащитных кремов, но, с другой стороны, символизирует мощь и мощь Соединенных Штатов. Тем не менее, в поисках способов соединения современной архитектуры с местной культурой советские архитекторы установили свежий взгляд и открыли новые направления дизайна.

Все вышеперечисленные проекты свидетельствуют об отличном видении, неприхотливом энтузиазме и новаторском духе советских архитекторов.Уникальность их творчества подтверждается растущим интересом общественности к наследию советского модернизма. На недавних выставках в Бельгии, Германии, Японии, Испании, Португалии и США были представлены образцы советской архитектуры 1970-х и 80-х годов, запечатленные французским фотожурналистом Фредериком Шобеном. Здания изучают абитуриенты Йельского университета и других элитных учебных заведений. А студенты других известных американских университетов изучают стратегии планирования жилой застройки микрорайона.Этот интерес подогревается тем фактом, что советская архитектура малоизвестна — она ​​была во многих отношениях довольно изолированной, развивалась в условиях, очень отличных от западных.

Архитектура имеет множество углов и слоев, передающих не только визуальное, но и изначально эмоциональное измерение.Советским архитекторам удалось перенять опыт таких выдающихся современных архитекторов, о которых я упомянул в дополнение к другим, в том числе Марселя Брейера, Вальтера Гропиуса, Луи Кана и Пола Рудольфа, а также удалось выразить собственное современное видение.

Стоит ли переходить границу конкретного контекста — советской реальности — и сравнивать достоинства советской архитектуры 1960-х и 1970-х годов с международной архитектурой? Скорее всего, нет.Можно было бы сравнить степень проявленного таланта, если бы творческие обстоятельства были похожи, но это не так. Советская строительная отрасль отставала от западной, и что бы ни говорили критики сегодня, главные цели советских архитекторов были социальными, а не эстетическими. И они были решены доступными средствами. Высокая архитектура была редкостью. Центральным достижением архитекторов того периода является то, что в них вообще была реализована оригинальная архитектура. И его лучшие образцы не уступают строениям, построенным в наше время.

Несомненно, модернизм советского периода представляет собой звено в цепи развития мировой архитектуры. Он прочно связывает современный неомодернизм с идеями конструктивистов 1920-х годов, которые даже сегодня вдохновляют архитекторов всего мира. Эта антология, включающая выдающиеся образцы того времени, подтверждает независимые и оригинальные достоинства последнего стиля советского ампира.Эта тема ждала серьезных исследователей, так как таит в себе множество интересных открытий, которые только начинают раскрываться.

Социалистический реализм и традиционные традиции на JSTOR

Абстрактный

Культурные обычаи Советского Союза в консолидации своей восточной империи после революции 1917 года имеют поразительное, но в значительной степени неисследованное сходство с практиками, которые были хорошо задокументированы на Западе как колонизаторы и ориенталисты.Стремясь переделать «отсталые» общества по образу социализма, культурные власти монументализировали формы народного дизайна, чтобы символизировать региональную самобытность народов, в то же время они устраняли социальные и политические структуры, которые лежали в основе народных традиций. В статье исследуются эти практики как при возведении громких индивидуальных зданий, так и с точки зрения более общей атаки на региональные городские формы. Целенаправленное использование региональных народных традиций в значительной степени исчезло в годы после смерти Сталина.Но современные варианты возродились с конца 1960-х годов, граничащие с китчем.

Информация о журнале

Обзор традиционных жилищ и поселений — официальное издание IASTE. Как полугодовой рецензируемый журнал, TDSR действует как форум для обмена идеями и средство распространения информации и отчетов об исследовательской деятельности. Все статьи, представленные в TDSR, оцениваются путем слепого рецензирования. TDSR финансируется за счет грантов Фонда Грэма, Программы публикаций Гетти, Национального фонда искусств и офиса проректора Калифорнийского университета в Беркли.

Информация об издателе

Международная ассоциация по изучению традиционных сред (IASTE) была создана на Первом международном симпозиуме по традиционным жилищам и поселениям, состоявшемся в Беркли в апреле 1988 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *