Дом коммуна на гоголевском бульваре – Дом-коммуна на Гоголевском бульваре: история и архивные фотографии

Клуб-столовая РЖСКТ «Показательное строительство» — стиль конструктивизм

Дом-коммуна РЖСКТ «Показательное строительство» построен в 1929–1932 гг. по проекту группы архитекторов в составе М. Барща, В. Владимирова, И. Милиниса, А. Пастернака, Л. Славиной и инженера С. Орловского. В 1920-е гг. был разработан целый ряд проектов недорого жилья. Комплекс состоит из трех корпусов, два из которых изначально являлись жилыми, а третий — общественным.

Интересной особенностью жилого корпуса для одиноких и малосемейных, который носил проектное название «дом с ячейками типа F», являются двух- и трехуровневые квартиры-ячейки, идущие попарно (вверх и вниз), с прихожими, расположенными на одном уровне. Коридоры на два этажа с горизонтальным сплошным остеклением должны были, по замыслу авторов, стать «артерией, стимулирующей общение жильцов ячеек».

Как раз «общение жильцов ячеек», их социализация и является причиной того, что балконов в квартирах предусмотрено не было. Изначально предполагалось, что «дышать свежим воздухом» жильцы будут на общем пространстве эксплуатируемой крыши, где были устроены солярий и площадки для отдыха.

Помимо крыши к услугам жильцов был третий — общественный — корпус. Здесь располагались клуб, столовая и спортзал, а также ледник, прачечная и технические службы дома-коммуны. Первоначально здание имело со стороны двора по фасаду двухсветное остекление с террасой, не сохранившееся до наших дней. Со стороны двора располагался и вход в корпус.

Шефство над клубом дома-коммуны взяли работники ЦДРИ (Центрального дома работников искусств). Для жильцов выступали известные певцы, например, тенор И.С. Козловский, солистка оперетты Т.Я. Бах. На Новый Год в клубе устанавливали большую коллективную елку, и жильцы устраивали совместные празднества. Здесь же, в общественном корпусе, работала библиотека, балетная студия, различные кружки. Открылся детский сад.

Кухни в квартирах-ячейках были спроектированы очень небольшого размера. По сути, в этих «кухонных элементах» можно было только разогреть при необходимости еду или сварить кофе. Но к услугам жильцов была столовая в общественном корпусе. Таким образом, реализовывалась известная формула первых лет советской власти об «освобождении женщины от кухонных цепей». Помимо прочего, общественная столовая рассматривалась не только как место питания, но ещё, и как место «товарищеского общения», как «ломка мещанской семьи» и «проводник новой культуры».

В послевоенные годы здание было существенно перестроено. Сейчас в нем располагаются различные конторы.

um.mos.ru

Современная квартира-ячейка в доме-коммуне на Гоголевском бульваре

Большая часть идей о новом быте, освобожденном от рутины и всего лишнего, исчезла еще быстрее, чем надежда построить коммунизм. А вот ячейки в доме-коммуне на Гоголевском бульваре в условиях современной жизни явно переживают второе рождение.

Общий быт, освобождение от рутины, с тем чтобы больше времени посвящать самообразованию и отдыху, двухуровневые типовые ячейки и места для коллективного общения – за эти идеи авангардные дома-коммуны и «дома переходного типа» 1930-х годов считают несостоявшимися утопиями. Мол, придуманный на волне романтики нового постреволюционного времени уклад не жизнеспособен, а сами дома-коммуны сегодня интересны лишь как часть нашей истории. Однако дом-коммуна на Гоголевском бульваре лучшая иллюстрация обратного. 

Здесь дружно живут старожилы и современные жители, в основном люди творческих профессий, более того, квартиры-ячейки — продолжают «обращать» всех, кто с ними соприкоснулся. Так, даже далекие от архитектуры и истории быта 1920-х года люди, вселившись в этом дом тут же увлекаются его историей, аутентичностью и минималистичным образом жизни, который он подсказывает. В свое время целому ряду квартир в знаменитом доме мы посвятили большой материал  и вот у нас наготове история еще одной «ячейки». 

 

Новый жилец дома, как и большинство здесь, любитель архитектуры конструктивизма и неплохой знаток искусства. Живет один (опять же как большая часть его соседей), все-таки 33 кв.метра – формат действительно удобный только для “городского одиночки”, а для превращения старой типовой ячейки в эталонное уже и по современным меркам жилье пригласил дизайнера Алиреза Немати

Studia Bazi. 

Все внутренние стены были в настолько плохом состоянии, что их пришлось делать полный демонтаж всех конструкций, стен и коммуникаций. При этом архитектор с заказчиком старались использовать в основном те материалы отделки, которые были использованы изначально.

«Черновые работы были больше похожи на реставрацию» — говорит Алиреза. Но небольшие изменения в планировку все-таки внесли, в частности сделали комфортного размера санузел – санузлы по современным параметрам одно из самых “узких мест” в ячейках. 

Ячейка смотрит на две стороны: с одной зона гостиной со впечатляющим высоким окном, с другой – небольшая спальня, между ними лестница, ведущая наверх к выходу, санузел и крошечный кухонный блок, ведь в идеальном «светлом будущем» человека планировалось полностью освободить от такой рутины, как готовка. 

Квартира так же минималистична, как задумывалась ее создателями в 1930-х годах, но по современному комфортна и элегантна. Основной отделочный материал – натуральный дуб, основные цвета – белый и цвет натурального дерева. В зоне гостиной у большого окна с замечательными видами на центр Москвы расположены стеллаж, круглый стол и одно кресло. 

Идеальное место для «раздумий и самообразования», почти как задумывалось строителями нового общества. Стеллаж необычный – на нем нашлось место для гостевых стульев. Вышло это скорее случайно: чтобы не закрыть часть окон, в структуре книжной полки на пересечении стены и окна было сделано углубление. Для того чтобы место не пропадало напрасно, в нем появилось крепление для подвешивания стульев. Особенность дома – слабые стены, на них сложно что-то подвесить, поэтому в структуру стеллажа встроены металлические опоры. 

Вкусы заказчика и архитектора до удивления совпадали, так кресло и журнальный стол Thonet, которые выбрал хозяин квартиры, подошли идеально. Примерно такую же мебель присмотрел и архитектор, но заказчик его опередил. 

 

В пространстве между гостиной и спальней расположилась сделанная из дерева система хранения. Внешне предельно лаконичная, внутри она скрывает кухню и бытовой блок. Кухня спрятана за раздвижными дверцами, так же как было задумано в оригинальном проекте 1930-х, только начинка здесь современная и по-космически точно продуманная. 

В крошечном пространстве вписано все необходимое: ящик для овощей с вентиляциоными отверстиями, закрытый ящик для кухонных принадлежностей, выдвижной стол и мини-холодильник. Компактная вытяжка была спроектирована архитектором: она создана с использованием технологии 3D-печати и формовки металла, а внутри установлен бесшумный мощный компактный мотор. 

С точностью до миллиметра продумана зона раковины: столешница и фартук из мрамора вырезаны с использованием технологий ЧПУ, сушилка с дубовыми рейками расположена так, чтобы вода с тарелок стекала аккурат в раковину. А светильник Fritz Hansen придает этой “кабине космического корабля” столь подходящее квартире и дому ретро-настроение. Кстати, большая часть мебели используемая в интерьере, спроектирована дизайнерами 30-х годов. 

 

Рядом с кухней расположился хозяйственный блок со стиральной машиной, ящиком для хранения белья и принадлежностями для уборки. Также в этом блоке скрыта выдвижная штора на рельсе, с помощью которой можно отгородить спальню и душевую от гостиной. 

 

Спальня предельно лаконичная, этакий ретро-футуризм – как в прошлом представляли будущее: минимум цвета, мягкие линии, максимальный комфорт и окошко-иллюминатор, опять же почти как в космическом корабле. Через него из душевой открывается вид на город: светло, просторно и радостно. Под лестницей, рядом с душевой, встроен раздвижной гардероб. 

Современно, технологично и компактно. К такому ли «освобожденному быту» стремился автор дома Моисей Гинзбург и его команда архитекторов? Трудно сказать. Но для современного города, для современного человека – это очень стильный и эстетский вариант.

Источник: admagazine.ru

Похожие записи:

interior-kzn.ru

Авангард, не ставший утопией, или Кому в доме-коммуне жить хорошо – Москва 24, 27.06.2016

Фото: m24.ru/Лидия Широнина

Общий быт, освобождение от кухонь, двухуровневые типовые ячейки и места для коллективного общения – за эти идеи дома-коммуны и дома переходного типа 1930-х годов часто называют утопиями. Мол, уклад жизни, придуманный для светлого будущего, не прижился и дома стали артефактами.

Однако дом на Гоголевском бульваре может стать иллюстрацией обратного. Здесь дружно живут старожилы и современные жители, в основном люди творческих профессий. А один из них – замдиректора Музея архитектуры имени Щусева Павел Кузнецов – и вовсе называет создателей дома колумбами за неожиданный эффект их открытий.

В доказательство он провел для корреспондента m24.ru небольшую экскурсию по дому. Пройдите по ней виртуально и узнайте, как по потолку ресторана, балконам и лифтовым шахтам прочитать историю здания; как общались и шутили друг над другом архитекторы; за что современные жители любят дом и какие приметы 1930-х годов в нем уцелели.

Что может рассказать потолок ресторана

Первым шагом в путешествии по истории дома будет поход в ресторан, находящийся в подвале. Но не по прямой цели, а чтобы в самом дальнем его зале найти уцелевшие церковные своды.

Фото: m24.ru/Лидия Широнина

Фото: pastvu.com

Это стены церкви Ржевской иконы Божией Матери, построенной в 1540-е и снесенной в 1929 году. Вскоре после разрушения на участке стали возводить дом-коммуну – «младшего брата» Дома Наркомфина.

Как и в случае с Наркомфином, здесь работали архитекторы из команды Гинзбурга: Барщ, Владимиров, Милинис, Пастернак, Славина и инженер Орловский. Перед ними стояла задача построить максимально дешевое, комфортное и вместительное жилье, и решали ее, используя экспериментальную планировку и материалы.

Отчасти их задумки может проиллюстрировать потолок первого зала того же ресторана.

Фото: m24.ru/Лидия Широнина

«Вы видите скелет дома, состоящий из колонн и балок, – объясняет Павел Кузнецов. – Горизонтальные крупные балки показывают границы квартир. Как видите, они небольшие. А основными материалами для строительства были дерево, фибролит и ксилолит (теплый бетон)».

Считаем корпуса и считываем новый быт

Фото: pastvu.com

Теперь обойдем этот корпус дома № 8, торцом выходящий на бульвар, и встанем в центре двора. Отсюда удобнее всего разбираться в том новом образе жизни, который закладывали в дом-коммуну создатели.

«По сути, мы стоим в центре системы, из которой можно даже не выходить и при этом жить полноценной жизнью. Посмотрите на небольшое здание в углу двора. Это коммунальный корпус.

Глубоко в подвале там был ледник для хранения продуктов, а еще была столовая, прачечная, зрительный зал, библиотека.

На крыше. Фото: paulkuz.livejournal.com

В него можно было попасть по подземному переходу под двором, сохранившемуся еще от церкви.

Корпус, стоящий боком к бульвару, был предназначен для одиноких или малосемейных жителей. У него изначально не было балконов, зато использовалась крыша. Там жильцы загорали, хозяйки сушили белье, а дети играли и даже катались на трехколесных велосипедах.

Второй корпус, в глубине двора, был предназначен для жильцов с большими семьями. Причем лифт был только в первом корпусе, и жители второго поднимались на нем на крышу, потом по мостику переходили на свою и шли домой.

А еще в первом корпусе в помещении, где сейчас «Фотоцентр», была архитектурная мастерская. То есть жить, работать и отдыхать жильцам-архитекторам можно было в одном месте», – говорит Павел.

Фотогалерея

Военные Индии во время ракетного испытания уничтожили космический спутник, который находился на низкой околоземной орбите, объявил в обращении к нации премьер-министр страны Нарендра Моди.1 из 4

Что такое «эфки» и как живется на этаже архитекторов

Фото: pastvu.com

«Моисей Гинзбург, рассказывая об опыте строительства домов-коммун, выдвигал ряд тезисов. Во-первых, он считал, что в жилье важно количество не квадратных метров, а кубических.

Во-вторых, что помещения, в которых человек проводит мало времени или много, но в горизонтальном положении (прихожая, туалет, душ и спальня), удобно делать с небольшим потолком – 2,2 метра. А помещения для общения и работы (гостиная и столовая) должны быть с высокими потолками – 3,75 метра. Если зайти в наш дом, вы увидите оба принципа в действии», – отмечает Павел Кузнецов и приглашает в гости.

Фото: M24.ru/Лидия Широнина

Леонидов у себя дома. Фото: pmvega.ru

«Длинный коридор на каждом этаже должен был служить рекой общения для жителей, тем более что многие из них были коллегами. Дом создавался для кооператива «Показательное строительство», и квартиры здесь получали архитекторы. Причем из 18 зодчих, живших в доме, девять жили на нашем этаже.

Это, например, авторы планетария Михаил Барщ и Михаил Синявский. Они были соседями и иногда перестукивались через разделявшую их ячейки стену, чтобы сообщить что-то друг другу.

Жил здесь и знаменитый архитектор Иван Леонидов. С ним как-то случилась забавная история. Коллеги решили пошутить и на двери друг друга повесить таблички с именами знаменитых архитекторов прошлого. И жена Леонидова, увидев на двери табличку «Пиранези», испугалась, что к ним кого-то подселили», – рассказывает Павел.

«Перед архитекторами стояла задача экономить место и материалы. Поэтому была придумала интересная система ячеек типа F («эфки»). Один коридор обслуживает сразу два этажа. От этого, кстати, сегодня путаница с кнопками в лифте у гостей, а по планам БТИ мы вообще сейчас на пятом с половиной этаже находимся.

Прихожие у четных и нечетных квартир на одном уровне, а потом их пути расходятся: у одних лестница идет вверх, у вторых вниз. Все квартиры двух- и трехуровневые, с высокой центральной частью (гостиная) и сгруппированными друг над другом прихожей и туалетом, спальней и душем.

А еще дом худенький – всего 8,5 метра в ширину. Это потому, что что в 1930-е годы шла борьба с туберкулезом, и были жесткие нормы по проветриванию и освещению помещений. И здесь действительно даже в пасмурную погоду светло. Как видите, из 34 квадратных метров выжато максимум», – объясняет собеседник.

Фотогалерея

Военные Индии во время ракетного испытания уничтожили космический спутник, который находился на низкой околоземной орбите, объявил в обращении к нации премьер-министр страны Нарендра Моди.1 из 3


Мебель для «эфок» была специально разработана жившим здесь Соломоном Лисагором, но сейчас в доме сохранилось разве что несколько кухонных элементов (по сути, кухня-шкаф с дверью-гармошкой). И остались ниши, в которые были встроены раньше шкафы для одежды.

Перестройки и полузабвение

Фото: pastvu.com

Плоская крыша дома-коммуны сыграла свою роль в Великую Отечественную войну – на ней размещалось несколько зениток. Таким образом, дом доказал, что может выдержать дополнительную нагрузку, и в 1950-е он был надстроен. Новые этажи легко определить по балконам. Вспомним, что изначально в доме их не было.

Кроме того, у второго корпуса изящные стеклянные лестничные эркеры перестроили в кирпичные лифтовые шахты, которые тоже можно считать с натуры, ведь дом строился не из кирпича, да и расположение окон выдает. На одной из шахт памятная табличка о стоявшей здесь церкви – прямо здесь находилась апсида церкви. Табличку можно увидеть со стороны Большого Знаменского переулка.

Фотогалерея

Военные Индии во время ракетного испытания уничтожили космический спутник, который находился на низкой околоземной орбите, объявил в обращении к нации премьер-министр страны Нарендра Моди.1 из 2


В 1980-е годы в доме произошли новые изменения. Вместо института «Стальпроект», после войны занимавшего первый этаж, в дом вселился «Фотоцентр». По словам его директора Валерия Никифорова, это было настоящим событием в жизни фотожурналистов.

«В союзе журналистов мы долго пробивали идею, что нужен выставочный зал, где бы демонстрировались работы фотографов. Наконец мы получили это помещение, правда, три года пришлось его ремонтировать. Зато когда в 1984 году мы открылись, это был восхитительный балдеж! – вспоминает Валерий. – Мы были первым местом для выставок репортажной и журналистской фотографии в Москве. В зале на первом этаже было 300 лампочек с направляющими колпачками (встроенные в потолок еще не умели делать), которые сегодня смотрелись бы смешно, но тогда были верхом техничности.

Фото: m24.ru/Лидия Широнина

Большинство выставок мы проводим на патриотические темы в самом широком смысле этого слова. Хотя бывали и исключения. Так, в 1989 году, в начале моего директорства, я инициировал и продавил авторскую выставку известного литовского фотографа Римантаса Дихавичуса «Цветы среди цветов». Было более сотни черно-белых снимков, большинство из которых – изысканно обнаженные девушки, вписанные в романтическую приморскую литовскую природу. В первые две недели работы выставки очередь длилась до метро «Кропоткинская». Я гордо шествовал на работу вдоль этой очереди и величаво входил в «Фотоцентр», – вспоминает Никифоров.

О самом доме он отзывается скорее отрицательно: «Эти странные квартиры, в которых непонятно, как жить. Вот выпил ты вечером пива – ты или не поднимешься по этой лестнице в своем же доме, либо не спустишься», – шутит собеседник.

Бывшие эркеры с лестницами. Фото: pastvu.com

Худшие времена для дома-коммуны настали в тот момент, когда ячейки стали использовать не по назначению.

Вместо семей из двух человек туда заселяли по три поколения. И без того маленькие квартиры делили перегородками, места и удобств не хватало.

Люди были рады переехать и не рассматривали это жилье как полноценное и постоянное. Тем удивительнее слушать истории о том, как сегодня некоторые, наоборот, мечтают попасть в дом любой ценой.

Возвращение идей архитектурных колумбов

«Сначала я влюбился в Гоголевский бульвар. А побывав в гостях у друга в одной из ячеек, я понял: хочу жить здесь, любой ценой, – вспоминает молодой предприниматель Сергей. – Спрашивал, не сдает ли кто квартиру, год ждал и, когда узнал, что появилась одна под сдачу, тут же согласился, даже не глядя на нее. Это оказалась квартира архитектора Барща.

Я сделал тут ремонт, и очень жалею, что тогда не понимал всей ценности места – некоторые старые или относительно старые детали поменял. Но, думаю, при следующем ремонте приближу облик к историческому».

Фотогалерея

Военные Индии во время ракетного испытания уничтожили космический спутник, который находился на низкой околоземной орбите, объявил в обращении к нации премьер-министр страны Нарендра Моди.1 из 3


«За что я люблю этот дом? Сказать, что он нестандартный, будет тривиально. Пожалуй, я люблю его за масштаб, который близок к человеку, который позволяет думать о быте не больше, чем быт того заслуживает. За функциональность. А по поводу внешнего вида с улицы…

Если это была попытка создать дом для бесклассового общества, я не думаю, что архитекторы пытались конкурировать с предыдущими стилями… Может быть, об архитектуре как внешнем виде речь не шла, а шла она о создании среды…

Могу лишь сказать, что это самая удобная квартира, как келья в какой-то степени, которая позволяет человеку сконцентрироваться на чем-то высоком», – размышляет Сергей.

Фото: m24.ru/Лидия Широнина

Интересную оценку современной жизни дома дает Павел Кузнецов: «Тогда, в 1930-е, такие дома были способом сделать дешево и сердито. К концу Советского Союза они умирали и должны были идти под снос. Но в 1990-х и 2000-х годах жизнь настолько изменилась, стала мобильной и тому подобное, что эти здания пережили второе рождение. Уже независимо от того, что думали и что вкладывали в них архитекторы.

Поэтому я и сравниваю создателей дома с колумбами. Плыли открыть Индию, но открыли Америку, и получилось тоже хорошо».

www.m24.ru

Буденовский городок: Дом-коммуна на Гоголевском бульваре

В третьем корпусе дома на Гоголевском бульваре, 8, нет ни одной квартиры больше 36 м², но это не мешает его жильцам считать, что им очень повезло. Елена Гонсалес рассказывает о победе мирового коммунизма в отдельно взятом доме.

Вид на дом со стороны Гоголевского бульвара.

Дом-коммуна на Гоголевском бульваре – младший брат знаменитого дома Наркомфина. Он был спроектирован и построен в 1929–1931 годах той же группой архитекторов под руководством Моисея Гинзбурга. Они разрабатывали для Стройкома РСФСР новый тип экспериментального жилища, в котором все бытовые потребности людей – питание, гигиенические процедуры и досуг – должны были быть отделены от личного пространства, где предполагалось предаваться исключительно «высоким» занятиям – самообразованию и отдыху.

Иван Леонидов — архитектор и один из членов жилищного товарищества.

Дом на Гоголевском относился к так называемому переходному типу: столовая, прачечная, детский сад, спортзал и даже солярий были выделены в отдельные блоки, но в жилых ячейках все же сделали уступки «мелкобуржуазному сознанию» в виде небольшого кухонного блока, индивидуального туалета и душевой кабины. Первыми членами жилищного товарищества «Показательное строительство» (таково официальное название дома на Гоголевском бульваре) стали молодые архитекторы. Они на себе готовы были испытать особенности «нового быта». Таким образом в 1931 году сложилась уникальная архитектурная коммуна, в которую входили Михаил Барщ, Игнатий Милинис, Михаил Синявский, Вячеслав Владимиров, Любовь Славина, Иван Леонидов, Александр Пастернак, Андрей Буров и другие, “написавшие” впоследствии историю русской архитектуры.

Комплекс состоял из трех отдельно стоящих корпусов: шестиэтажного — для одиночек — с жилыми ячейками (они были разработаны для дома Наркомфина), семиэтажного — для семейных — с двух-трехкомнатными квартирами и коммунально-хозяйственного блока во дворе.

Можно долго рассказывать о конструктивных особенностях этого дома: о двух- и трехуровневых ячейках, о редких для того времени горячем водоснабжении и лифте, о новых прогрессивных материалах: камышите – бетоне с наполнителем из камыша, фибролите и ксилолите. А можно вместо долгих описаний рассказать чудесную семейную историю, в которой и время, и архитектура, и люди, и жизнь, и слезы.

По проекту два корпуса соединялись с основным переходом на крыше.

Началось все с приезда Ле Корбюзье в начале 1930-х в Москву, где он строил здание Центросоюза. Участвуя в конкурсе на здание Дворца Советов, Корбюзье познакомился с представителями советского архитектурного авангарда, смелость которых его искренне восхищала. Особенно интересовал его Иван Леонидов, и француз попросил отвести его в мастерскую молодого архитектора. У Леонидова в то время не было не то что мастерской, но и просто нормального жилья (зато имела место борьба с «леонидовщиной» как мелкобуржуазным проявлением индивидуализма в архитектуре). Всполошившиеся власти выделили архитектору ячейку в доме на Гоголевском, но ордер не выдали. Некоторое время жизнь Леонидовых напоминала дурной сон: шла постоянная борьба с опечатыванием квартиры – в любую минуту их могли выселить. Но, несмотря ни на что, члены товарищества были молоды, веселы и амбициозны. В одно прекрасное утро на всех дверях стараниями местных шутников появились таблички с именами «новых жильцов»: Леонардо да Винчи, Палладио, Витрувий… Вернувшись домой, юная жена Леонидова в ужасе увидела на своей двери фамилию «Пиранези» и горько заплакала. Соседям пришлось уверять бедную женщину, что Пиранези отнюдь не претендует на их жилплощадь и вообще умер в XVIII веке. «А я думала, вместо нас грузина вселили», – всхлипывала Леонидова. Эту историю рассказала мне внучка Леонидова Мария. Они с мужем – тоже архитекторы и нежно любят дом, в котором ее дед прожил большую часть своей жизни.

1931 год. Вид с храма Христа Спасителя. Храм и дом-коммуна пересеклись на краткий миг: первый был взорван спустя полгода после завершения второго. Фото из коллекции Центра историко-градостроительных исследований предоставлено Борисом Пастернаком, потомком архитектора- ”коммунара”.

Поразительное дело! Казалось бы, эксперименты с внедрением «нового быта» потерпели фиаско и утопический пыл авангардистов рассеялся словно дым. Но, как говорил Корбюзье, «жизнь умнее архитектора». Сегодня квартиры в доме-коммуне оказались востребованы людьми, которых социологи относят к так называемым metropolitan singles – городским одиночкам. Именно они устраивают в «типовых ячейках» свой персональный рай.

“Когда я была маленькой, ограждение лестницы было закрытым. Родители использовали его как ширму для кукольных спектаклей. Однажды на мой день рождения был дан “Петрушка” — сценаристом выступил друг семьи Константин Паустовский”, — рассказывает Елена Синявская.

Архитектор

Елена Синявская, как и ее отец , – архитектор. Живет она в этой квартире с 1931 года. Когда дом был завершен, один из его авторов, Михаил Синявский, привез сюда жену и трехлетнюю дочку Лену. Казалось бы, вот полигон для футуристического интерьера! Но нет, самая аутентичная квартира (пол, лестница, межкомнатные стеклянные двери – все осталось прежним) оказывается классическим московским жилищем: милым, теплым, бесконечно знакомым.



Живописные портреты на стене (один – самой Елены, другой – ее дочери), уютные кресла… Мы всегда опознаем такие квартиры, как «свои», это квартиры наших бабушек и дедушек или двоюродных тетушек, к которым так приятно забежать. И трещинки на ксилолитовом полу, технологическом прорыве 1920-х, сегодня словно кракелюры на старинной картине.

Бизнесмен

Однажды Сергей пришел в гости к своему приятелю, увидел эту квартиру и попросту влюбился в нее. Целый год уговаривал хозяйку сдать квартиру ему. Наконец въехал, сам сделал ремонт, живет и абсолютно счастлив. В прошлом он лейтенант Военно-морского флота, служил на авианосце «Адмирал Кузнецов». Затем окончил бизнес-школу и теперь занимается стратегическим планированием и методологией управления.


 

Выбор дома на Гоголевском напрямую связан с его профессиональными интересами, которые он понимает отнюдь не тривиально. «Почему люди стремятся управлять пространством? Я уверен, что все ответы в искусстве. Поэтому я собираю живопись, участвую в работе нескольких архитектурных бюро, эта квартира – важная часть моей коллекции».

Актер

Очевидно, склонность к нестандартным поступкам у Михаила Горевого в крови. После Школы-студии МХАТ он три года играл в «Современнике», затем уехал в Америку, где преподавал систему Станиславского и подрабатывал таксистом. Вернувшись в Россию, организовал собственный театр «Фабрика театральных событий» и снялся во множестве фильмов, в том числе и в крохотной роли «плохого русского» в бондовском «Умри, но не сейчас» (2002). А потом купил квартиру в доме-коммуне на Гоголевском и поставил на этой крошечной сцене спектакль в оригинальных декорациях.

Ежедневное действо разворачивается в гостиной, кухне, кабинете, спальне и на антресолях. Михаил воплотил главную заповедь рационализма «меньше – значит больше», сделав ставку на «японский» минимализм, простой и лаконичный по форме, но богатый по текстуре.

Галеристка

Еще один новосел – Галина Максвелл, крестная мать сына Федора Бондарчука – так, смеясь, она представляется. Галина – известный арт-дилер, много лет продвигавшая русское искусство за рубежом. «Я жила в Англии, Гонконге, Париже, на Гавайях и даже в Японии. Но после того, как мне исполнилось тридцать, вернулась в Россию. Для жилья искала что-то оригинальное, нестандартное.

Сначала я и слышать не хотела о каких-то жалких тридцати пяти метрах, но нюх меня не подвел. Как художник видит будущую картину на холсте, так и я сразу увидела свой интерьер. Поскольку планировка здесь довольно жесткая, я просто двигалась в заданном направлении.

Например, прибавила к двум уровням третий, слегка опустив пол в спальне. И добавила маленькие подробности: потолок украсила люстрой, купленной у бывшего австрийского посла, а на пол положила привезенную из Лондона шкуру коровы».

Экономист

Новый член «Показательного строительства», он только что закончил отделку квартиры. По профессии Павел – экономист, но среди соседей известен больше как «первый россиянин, переплывший Ла-Манш». Поражает, однако, не сам факт, а то, что плавать он научился лишь за четыре года до этого. «Должен же человек стремиться к необычному? – не спрашивает, а скорее утверждает он. – Вот и с этим домом то же самое.


Когда искал новую квартиру, хотел такую, чтобы не делать ремонт – вселиться сразу. Эта была примерно двадцать пятой по счету и, конечно, требовала значительного обустройства, но когда я увидел ее, то сразу сказал: «Беру». Она поразила мое воображение. Я пригласил архитектора Марию Голубенко, она все и придумала.

Например, оригинальную библиотеку в квадратных нишах стен. Любимый конструктивистами квадрат стал и основой, и темой всего интерьера. А центральный элемент – декоративное панно с красным и черным квадратами Малевича – есть не что иное, как стена душа. Цвет тоже оттуда, из 1920-х».

Режиссер

Интерьер Владилена Разгулина – из тех, на которые сразу вешают табличку «мужской». Что ж, это и впрямь пространство без сантиментов: конструкции из фанеры в сочетании с окрашенными в темно-коричневый цвет стенами и полом. Автор интерьера –   архитектор Алексей Розенберг.

«Я занимаюсь видеорекламой, – рассказывает Владилен. – И увидел сделанную Алексеем квартиру режиссера Сергея Ливнева и понял – это мое. И, безусловно, соответствует духу дома: функционально, четко, минималистично. В результате получил отличный интерьер – по дружбе, почти даром».

«Суровый стиль одиночки» – так он определяет свое жилище. И тут же опровергает себя, начиная говорить о гении места, доме и своей «ячейке» с пылом романтика, который невозможно (да он и не пытается) скрыть.

Студентка

Этот необычный интерьер поражает своей дерзостью, словно для его автора не существует понятия «нельзя». Да и могло ли быть иначе – он создан семнадцатилетней девушкой, чья непосредственность и свежесть восприятия оказываются важней знаний тонкостей колористики.

Чистые и открытые цвета воскрешают насыщенную атмосферу времен диско, о которых модные журналы писали: «На первом месте – радость жизни». Хозяйка квартиры Татьяна много путешествует и сейчас улетела на стажировку в Англию, где очень скучает по своей «ячейке».

Диджей

В одном из интервью диджей радио Maximum Рита Митрофанова сказала, что ее любимый цвет – зеленый. Не верьте! Достаточно увидеть ее квартиру, чтобы убедиться: любимый цвет этой яркой личности – красный. «Все танцуют от печки, я же, наоборот, начала танцевать от холодильника. За этот лимитированный экземпляр фирмы Bosch я отдала какие-то несусветные деньги. Но он того стоил».

Роскошно-алый агрегат подходил квартире, но и продолжение должно было быть достойным. На помощь пришел папа Михаил Владимирович Митрофанов. Это он предложил покрасить пол в темно-вишневый цвет. «А я твердо знала лишь одно – никаких белых рам! Только коричневые, – говорит Рита. – Ну и картинки на стены. Из ценного – акварели Хамдамова. И портрет Чехова, моего любимого писателя. Да, еще зеркало – и идеальное пространство для холостячки готово. Однако сегодня все изменилось: квартира не предназначена для семьи с маленьким ребенком. Придется искать что-нибудь попросторнее. Очень жаль!»

Текст Елена Гонсалес

www.budenpos.ru

коммуны | Журнал Дом и Интерьер

«Новый мир» советского социально-архитектурного эксперимента 1920-х годов. Новый быт, новая женщина, новая половая мораль.

В основе брака и любви, по утверждению советских революционных теоретиков, лежит чувство собственности. Муж владеет женой, потому и ревнует ее к каждому встречному. Выходя замуж, женщина обрекает себя на семейное рабство: она вынуждена решать бытовые вопросы (стирать, готовить пищу, следить за детьми), обеспечивать жизнь мужу, удовлетворять его половую потребность. Взамен – чувство собственности, лежащее в основе отношений.

Ты принадлежишь мне, а я – тебе. Что до любви, то она воспринималась теоретиками социальных перестроений как «идеологическая шелуха», то есть как нечто важное, но не играющее ключевой роли. В новом мире все должно было быть по-новому.

Основой жизни нового человека должен был стать всеобщий труд и общественно-полезная деятельность на благо всего государства. В случае с мужчинами реализовать такой подход было относительно легко – ведь их обеспечивали женщины.

Но что же делать с женщинами, которые должны были стать равноправными товарищами по борьбе и строительству нового мира? Ведь если их освободить от «кухонного рабства», кто-то должен стирать, готовить, воспитывать детей?

И что же делать с чувством собственности, на котором ранее зиждились все семьи? Ответом на эти вопросы стало появление концепции «нового быта».

Если основой старого быта были отдельные семьи, то основой быта нового должны были стать коммуны – крупные объединения людей, существующие на принципах обобществления имущества и совместного ведения хозяйства.

Готовить пищу, стирать одежду, следить за детьми предлагалось на общественных началах. Идеи создания коммун впервые появились еще в XIX веке и были высказаны французским социалистом-утопистом Шарлем Фурье (1772-1837).

Его последователи создавали «фаланстеры» – новый тип коллективного жилья, где люди имели возможность жить на коллективистских принципах, ведя совместное хозяйство и отказавшись от всего частного, личного.

Ни одна из созданных коммун не просуществовала дольше 12 лет, но основа была заложена. Основной акцент в советских коммунах 1920-х годов делался на создание общественной инфраструктуры, которая должна была обеспечивать нужды коммунаров.

Вопросы питания должны были решаться в общественных столовых, стирки белья – в прачечных, досуга и общения – в клубах и библиотеках, а детей предполагалось воспитывать в детских садах. Единственным не вполне решенным вопросом оставались личные взаимоотношения между мужчинами и женщинами.

Любовь в прежнем, старом ее понимании признавалась чувством «мещанским» и «буржуазным», так как оно было основано на чувстве собственности. Это же чувство, считали теоретики нового быта, рождало и главный бич традиционных семей – ревность.

Решение предложила наиболее известный большевистский теоретик по женскому вопросу, революционерка, будущая первая женщина-посол, Александра Михайловна Коллонтай.

Новому советскому обществу, считала Коллонтай, нужен новый тип любви – любовь-товарищество, союз свободных и равноправных членов трудового коллектива. Отношения между людьми, вступающими в брак на основе любви-товарищества, продолжаются лишь до тех пор, пока они ощущают любовь друг к другу.

Быт не отягощает эти отношения, ведь в коммунах все вопросы подобного рода решаются за счет коллективной инфраструктуры.

В случае если брак распадается, большая часть обязанностей по воспитанию детей от такого брака остается на коллективе, поэтому женщина не боится завершить отношения, если видит в этом необходимость.

Женщина в новом мире должна была раскрепоститься и относиться к вопросам секса так же легко, как и мужчина. «Удовлетворение половой потребности» признавалось естественной надобностью человека.

Но делать это следовало, исходя из искреннего чувства товарищества, не выстраивая «мещанские» отношения, основанные на чувстве собственности. «Половой вопрос просто разрешить в коммунах молодежи. Мы живем с нашими девушками гораздо лучше, чем идеальные братья и сестры.

О женитьбе мы не думаем, потому что слишком заняты, и к тому же совместная жизнь с нашими девушками ослабляет наши половые желания. Мы не чувствуем половых различий.

В коммуне девушка, вступающая в половую связь, не отвлекается от общественной жизни», – рассказывал один из жителей ленинградских коммун 1920-х годов. Один из теоретиков новой половой морали, Арон Залкинд, даже создал специальные «половые заповеди пролетариата», которые активно пропагандировал.

В их числе, например: – половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности.

В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания; – не должно быть ревности; – не должно быть половых извращений; – класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов: половое во всем должно подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая.

Несмотря на то что первые советские коммуны стали возникать практически сразу после революции, вскоре стало очевидно, что старые здания не подходят для коммунарского быта. Вскоре в погоню за мечтой о «новом быте» включились советские архитекторы-конструктивисты.

Они стали разрабатывать проекты зданий, специально предназначенных для создания домов-коммун. Воплощение идеи нового типа жилища для нового, социалистического, обобществленного быта заключалось в замене семьи бытовым коллективом, а личного пространства в доме – набором автономных жилых ячеек.

Власти приняли решение о возведении нескольких таких домов в качестве эксперимента, который должен был определить, годятся ли предложенные проекты для массового строительства. Предполагалось, что в случае успеха проекты домов-коммун будут растиражированы по всей стране в качестве стандарта.

Этим определялись и требования к проектам: максимально эффективное использование пространства и невысокая стоимость строительства.

Некоторые из этих домов сохранились и сегодня. В Москве это, например, знаменитый Дом Наркомфина (архитектор – М. Гинзбург) – здание, построенное для сотрудников народного комиссариата финансов на Новинском бульваре, дом-коммуна товарищества «Показательное строительство» на Гоголевском бульваре (в нем поселились, в частности, сами архитекторы, его строившие, – коллеги и команда Гинзбурга), дом-коммуна в 6-м Ростовском переулке, 4, и студенческий дом-коммуна на ул. Орджоникидзе (архитектор – И. Николаев).

Обычно проект включал в себя несколько построек. В комплексе дома-коммуны непременно должна была создаваться коллективная инфраструктура, которая позволяла решать бытовые вопросы: прежде всего, это пространство для приготовления пищи – коллективная кухня или общественная столовая, – прачечная, детский сад и ясли.

Второй непременный атрибут – пространство, на котором жильцы коммуны могут встречаться и общаться. Крышу дома на Гоголевском бульваре предполагалось использовать в качестве общественного солярия, поэтому балконов в конструкции дома не предусмотрено.

Между плоскими крышами корпусов был построен мостик для перехода – мечта современных руферов. Третья составляющая – инфраструктура для досуга и общественной жизни: клуб, библиотека, гимнастический зал. В доме на Гоголевском действовала балетная студия и кружки.

Предполагалось, что досуг коммунара непременно должен быть коллективным, поэтому нормой были коллективные встречи Нового года под общей елкой.

В конце 1920-х годов «Обществом советских архитекторов» были разработаны стандартные типы «ячеек» – варианты планировки индивидуальных помещений для домов-коммун. Наиболее популярен был тип «F» – именно он использовался при строительстве Дома Наркомфина и дома-коммуны на Гоголевском бульваре.

Оба эти строения относятся к переходному типу – в них еще сохраняются элементы частного быта, но все пространство в значительной мере подчинено коллективному существованию.

Предполагалось, что переход к коллективному быту будет ненасильственным, естественным, поэтому жильцам оставляли некоторую свободу выбора – например, отдельные маленькие кухоньки в квартирках.

В то же время в части самых небольших квартир в Доме Наркомфина кухонь по плану вообще не предполагалось. Ожидалось, что в небольших квартирах по одному-двое будут жить одинокие граждане без детей, поэтому им будет проще и удобнее пользоваться коллективными удобствами.

Квартиры в этих домах делались многоуровневыми. Открыв дверь, человек попадал в общий для двух квартир холл-прихожую, откуда вверх и вниз, в «ячейки», вели лестницы.

Нижняя ячейка была одноуровневой, а верхняя делилась еще на два – на первом располагалась гостиная и кухня, на втором – спальня и душ. Согласно изначальному проекту даже ванные комнаты должны были быть коллективными и располагаться у лифтов, а в «ячейках» предполагался только умывальник и душ.

Ленточное остекление позволяло прекрасно освещать помещение, а расположение окон обеспечивало сквозное проветривание, что должно было способствовать борьбе с туберкулезом – одним из главных заболеваний того времени.

Окна и часть дверей, в частности двери в душ и туалет, были сделаны раздвижными на колесиках. Материалы, из которых были построены дома-коммуны переходного типа, также были экспериментальными – фибролит, ксилолит, камышит.

Ксилолит использовался для полов и оказался очень прочным материалом – таким образом, «половой вопрос» в доме-коммуне был решен во всех смыслах этого слова. А вот камышит, как следует из названия, создавался на основе камыша, был дешев, но крайне недолговечен.

Поэтому сегодня из-под осыпающейся штукатурки фасадов домов-коммун проглядывают стебли растений. При создании ячеек заранее проектировались ниши, в которых должна была располагаться встроенная мебель.

Ее придумал специально для типа «F» известный советский архитектор С. Лисагор, разработавший конструкцию встроенной кухонной мебели, шкафов и полок. В 1924 году был создан знаменитый революционный проект «франкфуртской кухни» – образец функциональности и конструктивного совершенства, оказавший колоссальное влияние на дизайн и конструирование мебели в XX веке.

Он активно обсуждался специалистами в СССР и нашел отражение в разработках Лисагора. Одно из его интересных решений – единая дверь-гармошка, полностью закрывающая весь проем, в котором расположена кухня. Исключительную роль при проектировании «ячеек» играл цвет.

Создатели стремились добиться у живущих в доме постоянной смены пространственных ощущений. Пространственную активность искали в эмоциональной выразительности освещенности и окраске жилых помещений.

Пространственному расширению объема посредством системы освещения служила расположенная почти у потолка горизонтальная световая лента и холодная гамма окраски.

Цвет использовался и для ориентации во внутреннем пространстве, и для функциональной окраски окружающих предметов – так, каждая пара смежных дверей в коридоре красилась в черный и белый цвета для различия «верхних» и «нижних» «ячеек».

Идеи создания домов-коммун были восприняты с большим энтузиазмом. Это было связано, прежде всего, с тем, что ранний СССР был государством молодых. После революции бывшая аграрная страна стала достаточно быстро развивать промышленность и урбанизироваться.

Увеличение городского населения требовало нового жилья. Приезжавшие из деревень молодые люди вынуждены были жить в рабочих казармах и бараках. Жили порой по нескольку десятков человек в одном помещении, спали на многоярусных нарах, в зданиях отсутствовали элементарные удобства.

«Куб» – коллективный бойлер, откуда можно было набрать кипятка, – был необычайной роскошью. В таких условиях неудивительно, что даже новые революционные жилища, удобство которых кажется современному городскому жителю сомнительным, были прекрасной альтернативой бараку.

Одними из наиболее активных пропагандистов «нового быта» стали комсомольцы. Очевидно, что молодым людям, не отягощенным семьями и имуществом, жить в коммуне куда проще, нежели людям взрослым, состоявшимся, семейным.

Поэтому не вызывает удивления и то, что многие представители старшего поколения революционеров с опаской взирали на «новобытские» эксперименты, считая их непродуманными и даже опасными. Третьей группой потребителей идей о «новом быте» были молодые люди из числа рабочих и крестьян.

Жизнь на основе коммунарских принципов не была им в новинку – на селе было принято жить большими многопоколенными семьями, а значительная часть коммунаров-пролетариев выросла в еще дореволюционных рабочих бараках и общежитиях, с детства восприняв коллективное сосуществование как норму.

На рубеже 1920–30-х годов стало очевидно: эксперимент в области создания «нового быта» не отвечает интересам государства.

Индустриализация и коллективизация требовали достаточного количества рабочих рук, а в условиях распространения любви-товарищества и освобождения женщины молодые девушки не торопились обзаводиться детьми.

Кроме того, консервативно настроенная часть советского руководства с большим сомнением относилась к моральной стороне «новобытского» эксперимента.

Поэтому неудивительно, что в самом начале 1930-х годов был принят ряд постановлений, осуждающих «перегибы» в ходе претворения в жизнь политики «нового быта». Сторонников преобразований обвиняли в вульгарном понимании и извращении социалистических идей.

Строительство домов-коммун было приостановлено, а архитекторы были вынуждены переориентироваться на более традиционные типы жилья. Одним из последних ярких примеров был дипломный проект дома-коммуны для шахтеров-горняков, разработанный молодым архитектором Николаем Кузьминым.

Проект развивал идеи коммун, предложенные столичными архитекторами. Например, предполагалось, что коммунары будут жить в комнатах на шесть человек по половому признаку. Ни в одном жилом помещении не было двуспальных кроватей.

А для ведения половой жизни предполагались «двуспальные кабины», расположенные над основными комнатами.

Позднее критики проекта Кузьмина назовут эти помещения «кабинами для размножения», а проект и самого архитектора предадут опале, уничтожив на его примере саму концепцию домов-коммун как таковых…

Сегодня о «коммунарском» прошлом нам напоминают не только останки системы бытового обслуживания, доставшиеся России в наследство от Советского Союза.

Спустя несколько десятилетий идеи команды Гинзбурга были переосмыслены и дополнены Ле Корбюзье при создании проектов «жилых единиц» 50-х годов в Нанте, Марселе, Берлине и Бри-ан-Форе.

Архитектор использовал идею «двойных ячеек», но дополнил их приватными балконами-лоджиями у каждой квартиры. А на крышах этих домов были спроектированы общественные солярии.

Текст – Артемий Пушкарев   Фото – Софья Ремез

Загрузка…

dominterier.ru

Не только москвичей испортил квартирный вопрос…


Советский дом мечты, это дома-коммуны, построенные в СССР в 1920-1930-е годы.
Не стоит путать с общежитиями. Это была попытка создать совершенно другой формат жилья. Предполагалось, что жильцы будут иметь общий быт, общий досуг, общую жизнь. Получилось не совсем так. Зато в столице теперь есть необычные дома с такими же необычными квартирами.

Дома подобного типа были разными. Для Больших людей — Дом на набережной. А для не очень высоких, такого типа как этот Дом Наркомфина.

Впервые идеи создания коммун появились в XIX веке и были высказаны французским социалистом-утопистом Шарлем Фурье (1772-1837). Его последователи создавали «фаланстеры» – новый тип коллективного жилья, где люди имели возможность жить на коллективистских принципах, ведя совместное хозяйство и отказавшись от всего частного, личного. Правда, ни одна из созданных тогда коммун не просуществовала дольше 12 лет, но зерна в почву были заложены. Спустя несколько десятилетий они дали свои всходы.

Первые советские коммуны стали возникать практически сразу после революции, для организации коммунарского быта приспосабливались старые здания, прежде всего бывшие доходные дома, которые передавались Моссоветом заводам и фабрикам для улучшения жилищных условий рабочих. Предприятия и отвечали за их содержание и сохранность. Первый дом-коммуна был создан в 1918 году на Большой Садовой, 10), спустя три года их в столице было уже свыше 450.

Вскоре в погоню за мечтой о «новом быте» включились советские архитекторы-конструктивисты. Особенно активно в этом направлении проявили себя И.Леонидов, М. Гинзбург, И.Николаев. Они стали разрабатывать проекты зданий, специально предназначенных для создания домов-коммун. Воплощение идеи нового типа жилища для нового, социалистического, обобществленного быта заключалось в замене семьи бытовым коллективом, а личного пространства в доме – набором автономных жилых ячеек.

«Установившийся тип дома-коммуны, — писал И.Леонидов в одной из статей, — по своей архитектурной организации повторяющий старую гостиницу или казарму, не может отвечать требованиям новой социальной организации человека». Он рассматривал проектирование, при котором бы преследовались такие цели: «1. Организация жилья по бригадам, устранение принудительной близости и ненужного скопления, стихийно нарушающих плановость дня. 2. Связь с природой, уничтожение дворов и задворков, архитектурная организация со всех 4-х сторон. 3. Максимальная свобода жизни и взаимоотношений. 4. Организация жизненного тонуса — в результате плановой организации жизни отведенного участка».

Моисей Яковлевич Гинзбург в соавторстве с Игнатием Францевичем Милинисом создали проект этого дома, строительство длилось с 1928 по 1930 год.

Первому этажу и его связи с окружающим парком, посреди которого и расположился дом Наркомфина было уделено особое внимание. Приведу здесь еще одну цитату Моисея Гинзбурга: «Весь жилой комплекс приподнят на 2.50 м. от земли и стоит на отдельно расположенных круглых столбах.

Решение это вызвано преимущественно условиями генерального плана. При обычном решении здесь пришлось бы сделать цоколь со средней высотой не менее 1 м., для обеспечения нормальных условий для квартир первого этажа. Место, занимаемое фундаментом, в данном случае может быть использовано как продолжение сада, как крытая терраса».

Впоследствии первый этаж был застроен, заколочен, и здание потеряло все ощущение воздушности, которое имело по первоначальному замыслу архитекторов.

Переход между жилым блоком и спортзалом с бибилиотекой. Дом Наркомфина.

Тут были столовая, прачечная, баня, спортзал и т.п.

Власти определили жёсткие требования к проектам – максимально эффективное использование пространства и невысокая стоимость строительства, после чего приняли решение о возведении нескольких подобных домов в качестве эксперимента, который должен был определить, годятся ли они для массового тиражирования по всей стране.

Обычно проект включал в себя несколько построек. В комплексе дома-коммуны непременно должна была создаваться коллективная инфраструктура, которая позволяла решать бытовые вопросы: прежде всего, это пространство для приготовления пищи – коллективная кухня или общественная столовая, прачечная, детский сад и ясли. Второй непременный атрибут – пространство, на котором жильцы коммуны могут встречаться и общаться. Третья составляющая – инфраструктура для досуга и общественной жизни: клуб, библиотека, гимнастический зал. Предполагалось, что досуг коммунара непременно должен быть коллективным, поэтому нормой были коллективные встречи Нового года под общей елкой.

На крыше было предусмотрено место для солярия (естественным солнечным светом)))) как я понял, крышу дома в порядок привели. Фото (С)

«Обществом советских архитекторов» были разработаны стандартные типы «ячеек» – варианты планировки индивидуальных жилых помещений для домов-коммун. Это были не квартиры и не комнаты, а нечто среднее. Наиболее популярен был тип «F» – именно он использовался при строительстве Дома Наркомфина и дома-коммуны на Гоголевском бульваре. Оба эти строения относятся к переходному типу – в них еще сохраняются элементы частного быта, но все пространство в значительной мере подчинено коллективному существованию. Предполагалось, что переход будет ненасильственным, естественным, поэтому жильцам оставляли некоторую свободу выбора – например, отдельные маленькие кухоньки в квартирках. В то же время в части самых небольших квартир в Доме Наркомфина кухонь по плану вообще не предполагалось. Ожидалось, что в небольших квартирах по одному-двое будут жить одинокие граждане без детей, поэтому им будет проще и удобнее пользоваться коллективными удобствами.

Квартиры в этих домах делались многоуровневыми. Открыв дверь, человек попадал в общий для двух квартир холл-прихожую, откуда вверх и вниз, в «ячейки», вели лестницы. Нижняя ячейка была одноуровневой, а верхняя делилась еще на два – на первом располагалась гостиная и кухня, на втором – спальня и душ. Согласно изначальному проекту даже ванные комнаты должны были быть коллективными и располагаться у лифтов, а в «ячейках» предполагался только умывальник и душ.

Ленточное остекление позволяло прекрасно освещать помещение, а расположение окон обеспечивало сквозное проветривание. Окна и часть дверей, в частности двери в душ и туалет, были сделаны раздвижными на колесиках.

Заранее проектировались ниши, в которых должна была располагаться встроенная мебель. Ее придумал специально для типа «F» известный советский архитектор С. Лисагор, разработавший конструкцию встроенной кухонной мебели, шкафов и полок. Одно из его интересных решений – единая дверь-гармошка, полностью закрывающая весь проем, в котором расположена кухня.

Идеи создания домов-коммун были восприняты с большим энтузиазмом. Это было связано с тем, что увеличение городского населения требовало нового жилья. Приезжавшие из деревень молодые люди вынуждены были жить в рабочих казармах и бараках. Революционные жилища, удобство которых кажется современному городскому жителю сомнительным, были прекрасной альтернативой бараку.

Одними из наиболее активных пропагандистов «нового быта» стали комсомольцы, студенты. Очевидно, что молодым людям, не отягощенным семьями и имуществом, жить в коммуне было куда проще, нежели людям взрослым, состоявшимся, семейным.

Тем не менее, в самом начале 1930-х годов был принят ряд постановлений, осуждающих «перегибы» в ходе претворения в жизнь политики «нового быта». Сторонников преобразований обвиняли в вульгарном понимании и извращении социалистических идей. Строительство домов-коммун было приостановлено, а архитекторы были вынуждены переориентироваться на более традиционные типы жилья.

Сегодня о «коммунарском» прошлом нам напоминают не только останки системы бытового обслуживания, доставшиеся России в наследство от Советского Союза. Спустя несколько десятилетий идеи команды Гинзбурга были переосмыслены и дополнены Ле Корбюзье при создании проектов «жилых единиц» 50-х годов в Нанте, Марселе, Берлине и Бри-ан-Форе. Архитектор использовал идею «двойных ячеек», но дополнил их приватными балконами-лоджиями у каждой квартиры. А на крышах этих домов были спроектированы общественные солярии.

Судьба знаменитых построек различна. Например, в прошлом году реконструировали дом-коммуну на улице Орджоникидзе – в нём вновь обитают студенты института стали и сплавов. Дом-коммуна на Гоголевском бульваре – место вполне престижное: двухуровневые квартиры в нем нечасто появляются на рынке. Общего быта, конечно, никто не ведет, и главная особенность дома – квартиры с необычными планировками, где нынешние жильцы с удовольствием делают дизайнерские ремонты.

Интерьеры квартир выглядят так. Фото (С) интернет

Коридор

Несколько попыток заняться Домом Наркомфина не увенчались успехом: известная на рынке недвижимости компания лет пять назад громко заявила о том, что после капитального ремонта в нём откроется высококлассный отель. Но пока знаменитый дом на Новинском бульваре по-прежнему находится в полуразрушенном состоянии.

Основа текста (С) Александр Шевчук

pantv.livejournal.com

Анатомия комнаты | MNHTTN MAG

Текст: Мария Сарычева

Н а первый взгляд, комната — столь незамысловатый и столь привычный элемент, что и говорить о нём нецелесообразно. Однако это не так», — пишет урбанист Вячеслав Глазычев в «Энциклопедии архитектуры». И ты вроде бы действительно думаешь, что нецелесообразно, и избавиться от вороха личных ассоциаций действительно сложно: дележи твоего личного пространства с братом и сестрой, зависть к одноклассникам, у которых есть «своя» комната, и не важно какая, главное — «своя», и многочисленные истории про коммунальные квартиры, которыми пугают в ответ на твои капризы. Всё это очень отвлекает, но, тем не менее, попробуем посмотреть на комнату со стороны.

Первоначально, как мы знаем, комнат не существовало, поскольку не было потребности в таком количестве личного пространства и разделения его на функции. Время шло, люди учились выживать и строить, и первой комнатой, отделяющейся от жилой зоны, становится кухня. Постепенно у человека складывается впечатление, что чем больше у него комнат, тем богаче он выглядит (стоит вспомнить про великолепные дворцы императоров и напичканные джакузи полупустые дома из передачи mtv про богатых рэперов), в то время как другие ютятся в деревянных бараках и трущобах. Архитектура встаёт на путь поисков доступных способов конструирования пространства для обычных людей. В специальной подборке MNHTTN — самые невероятные комнатные эксперименты.

Дом Наркомфина, Москва

Архитектор: Моисей Гинзбург. Годы постройки: 1928–1932

Жилой дом, предназначенный для работников Наркомфина, стал результатом применения на практике многих современных приемов: плоская крыша с садом, ленточные окна, пространства общего пользования. Помимо яслей и детского сада, в здании находилась также фабрика — кухня, прачечные, призванные освободить женщин от цепей кухонного рабства. Само здание, таким образом, увеличивает шансы познакомиться с вашими соседями, а может и сходить потом с ними в спортзал или в библиотеку, расположенные также в доме. Особую роль играет коридор — светлый, по замыслу архитектора он должен был стать горизонтальной артерией, стимулирующей общение жильцов ячеек.

Это не совсем дом-коммуна, где все жители живут одним социалистическим организмом и в свободное от производства времени строят новый мир, это «дом переходного типа», где еще сохранена семейная структура. Но жители «оценят удобства общественного обслуживания и постепенно перейдут к новому бытовому укладу».

В конце 1920-х годов Моисей Гинзбург разработал ряд проектов «жилья эконом-класса». Но именно ячейка типа F оказалась наиболее удачной с точки зрения дешевизны строительства не в ущерб комфорту жильцов. Идея такого типа пространства была совершенно проста: важна не только площадь, но и кубатура жилого помещения.На данный момент дом находится в аварийном состоянии, но в нём продолжают жить люди.

 

Дом-коммуна на Гоголевском бульваре, Москва

Архитектор: группа архитекторов под руководством М. Гинзбурга.

Годы постройки: 1929–1931

Этот дом считается «младшим братом» Наркомфина. Это новый тип экспериментального жилища, в котором все бытовые потребности людей — питание, гигиенические процедуры и досуг — должны были быть отделены от личного пространства. Здесь, как и в доме Наркомфина, столовая, прачечная, детский сад, спортзал и даже солярий были выделены в отдельные блоки, но в жилых ячейках всё же сделали уступки «мелкому и частному» в виде небольшого кухонного блока, который был разработан специально для ячейки типа F, индивидуального туалета и душевой кабины. 

Как видно из макета, с одной стороны дома находилось два этажа (две жилые комнаты), с другой — три (две спальни, а между ними коридор, через который попадают в обе жилых ячейки). Изначально лестницы были с перилами, но впоследствии их из проекта убрали, так как перила «делают человека немощным и слабым». Такой маленький метраж (всего 32–36 квадратных метров) никого не смущал, поскольку помещение обладало внушительной кубатурой.

Дом живёт своей жизнью «переходного» типа и по сей день.

 

Дом архитектора Константина Мельникова, Москва

Архитектор: Константин Мельников. Год начала строительства: 1929

В то время, когда Москву охватила эпидемия строительства жилья нового типа, другой архитектор, Константин Мельников, в переулках Арбата каким-то образом получил участок земли (что было весьма странно при повсеместном внедрении новой коллективной формы жизни), где спланировал строительство своего дома для себя и своей семьи.

Идея такой формы в виде двух соединенных цилиндров появилась в результате его полной уверенности в том, что это сэкономит материалы. На первом этаже расположены кухня и ванная, на втором — спальня, а на третьем — терраса и студия архитектора.

Интереснее всего, конечно же, выглядит спальня: на деле это спальня для целой семьи, разграниченная только небольшими ширмами, что позволяет свету проникать везде и всюду. Надо сказать, что у архитектора было достаточно специфическое отношение ко сну — засыпать нужно было всем вместе и под музыку, — поэтому между кроватями не должно быть никаких преград, чтобы идеи, фантазии и сны путешествовали в коллективном сне беспрепятственно.

На данный момент дом находится в аварийном состоянии.

«Жилая единица», Марсель

Архитектор: Ле Корбюзье. Годы постройки: 1947–1952

В 1920-е годы французский архитектор Ле Корбюзье создает «5 принципов современной архитектуры», среди которых есть то, что затем использовалось советскими архитекторами при строительстве домов-коммун в 1930-х: плоские крыши-террассы с местом для отдыха, столбы-опоры (при приподнятом доме внизу освобождается пространство, которое можно использовать для парковок), свободная планировка, ленточные окна, свободный фасад (опоры следует устанавливать внутри дома).

После Второй мировой войны нехватка жилья даёт о себе знать, и потому в1950-х годах Ле Корбюзье создает в Марселе проект многоквартирного дома под названием «Жилая единица», где жильцы могут вместе ходить за покупками и заниматься спортом, причём коммунальные службы расположены на крыше: детский сад, прачечная, бассейн и даже беговая дорожка. Это первый проект подобного рода, который мог вместить себя 1600 человек.

Дом состоит из двухуровневых квартир, входы в которые были из общего коридора. Идею двухуровневых квартир Ле Корбюзье позаимствовал у русских конструктивистов и их проектов домов-коммун, только в «Жилой единице» квартиры больше и просторнее, и каждая квартира имеет лоджии.

Создавая «город внутри города», Ле Корбюзье проектирует внутри дома, в самом его центре, «внутреннюю улицу» — два этажа торговых коридоров, в которых были различные магазины, прачечная, парикмахерские, рестораны, кинотеатр и даже небольшая гостиница.

На данный момент в доме живут счастливые и гордые жители, а на крыше недавно ещё и открыли музей современного искусства.

 

«Корбюзьехауз», Берлин

Архитектор: Ле Корбюзье. Годы постройки: 1956–1959

Проект в Марселе получил продолжение в ряде городов, в том числе и в Берлине. Этот дом стал символов возрождения города после Второй мировой войны. В нем, как и в «Жилой единице», соединены принципы коммунального жилья с просторными дуплексами — двухуровневыми квартирами.

Ле Корбюзье обеспокоен неживой метрической системой и ностальгирует по временам, когда размеры комнат определялись человеческими мерами (локоть, аршин), и создаёт Модулора как единицу измерения человеческого пространства. Величина Модулора равна росту мужчины с поднятой рукой и составляет 2 метра 26 сантиметров. Все пространства в доме в Марселе пропорциональны размеру Модулора, но в Берлине ему не удалось применить эту систему по закону, и потому потолки в Берлине составляют 2,5 метра.

На данный момент цены на квартиры в этом доме поистине космические.

mnhttn.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *