Илья Осколков-Ценципер — досье, место работы, должность, достижения, биография — рейтинг Тэглайн, ключевые персоны веб-разработки и digital
RT @justinmcguirk: Muscovites brace for economic winter, with quotes from @tsentsiper : http://t.co/vjXyT7RD2Q
Ilya Tsentsiper, больше года назад
@carolecadwalla hi Carole! It’s ilya at tsentsiper dot com. Write me please)
Ilya Tsentsiper, больше года назад
RT @johnmaeda: «E-mail recipients identified seriousness or sarcasm 56% of the time, which isn’t much better than chance.
Ilya Tsentsiper, больше года назад
RT @johnmaeda: «It’s not greed that drives the world, it’s envy.» —Warren Buffett via @farnamstreet
Ilya Tsentsiper, больше года назад
“They are social places, not networks” by @vrypan https://t.co/EY7IGgR7S3
Ilya Tsentsiper, больше года назад
Amazon launches Storyteller to turn scripts into storyboards — automagically | VentureBeat: http://t.
co/BYAlb8NRPH
Ilya Tsentsiper, больше года назад
Neuroscience: Brain-to-brain interfaces have arrived, and they are absolutely mindblowing — @io9 http://t.co/kQHVpI0fAO
RT @paddyharrington: Red brain, blue brain: Republicans and Democrats process risk differently, research finds: http://t.co/0npaRkmF
Ilya Tsentsiper, больше года назад
RT @FastCompany: Lauren McCarthy Crowdsourced Her Dinner Date, And Soon You Can Too http://t.
co/Ps6kp8HZ
Ilya Tsentsiper, больше года назад
RT @FastCompany: Lauren McCarthy Crowdsourced Her Dinner Date, And Soon You Can Too http://t.co/3wJlJ8Wj
Ilya Tsentsiper, больше года назад
@DariaSyuzeva я не переехал, там только товарищи мои(
Ilya Tsentsiper, больше года назад
@DariaSyuzeva @genue расскажу при встрече
Ilya Tsentsiper, больше года назад
@genue @DariaSyuzeva у меня есть сказка об этом, но она не влезает в твиттер
Ilya Tsentsiper, больше года назад
@DariaSyuzeva наконец-то!
Ilya Tsentsiper, больше года назад
RT @TheAtlanticWire: Young Blood Reverses the Signs of Aging http://t.
co/wbQzYu1n
Ilya Tsentsiper, больше года назад
«Долина — ужасное место, Сан-Франциско — гнусный город»: Илья Осколков-Ценципер о том, как придумывать новые проекты
Вы недавно сделали курс в Сколково, где учите всех желающих «делать из ничего что-то». Этому действительно можно научить?
Мне кажется, да. Это ремесло, как у повара. А как можно научиться ремеслу? Только у человека, который этим ремеслом занимается. Лучше всего, конечно, просто поработать с ним. Но и просто послушать, как повар объясняет, что для него важно следить за судьбой каждого помидора, бывает важно. И, кстати, эти разговоры полезны, даже если вы занимаетесь чем-то совсем другим и никогда не задумывались о судьбе помидоров. Я на днях читал интервью с одним хореографом и обнаружил, что его размышления про методику очень похожи на мои собственные мысли.
Есть какие-то специальные методики для придумывания нового?
Реклама на Forbes
Чтобы придумывать новое, нужны наборы таких приемов или, скажем, фреймворков, дисциплинирующих тебя, которые надо уметь комбинировать. Это как в боксе или борьбе. Например, мы используем методику, которую называем story driven design. Как правило, для проектирования, дизайна, для создания чего угодно нужна большая метафора, которая склеивает вместе части того целого, которое мы создаем. Зачем это нужно? Когда возникает что-то новое, невозможно сходу проверить все гипотезы. Приходится соглашаться на некоторое поэтическое допущение: если все получится, склеится и всякое лыко будет в строку, получится хорошо.
И в какой момент участники осознают, что никакой мистики нет, а есть просто набор приемов?
Нельзя сказать, что ее совсем нет. Как есть люди, которые рождаются с абсолютным слухом. Но подбирать мелодии на балалайке можно научить почти любого человека. Мы никого не обманываем, веры в то, что все люди одинаковые и можно прокачать кого угодно, у нас нет. Но большинству и не надо быть гениями. Им всего лишь нужно научиться хотя бы допускать возможность нового. Или не гнобить новое, когда его предлагает кто-нибудь из коллег.
Чем из того, что вы придумали за свою жизнь, вы гордитесь больше всего?
У меня странно устроена память. Я мало что помню о себе, в основном то, что мне рассказывали другие люди. И обычно не верю, что было именно так. Поэтому и гордости ни за что не испытываю, в основном испытываю страх разоблачения — из-за того, чем занимаюсь прямо сейчас. К тому же мне всегда было интересно создавать системы, которые живут и развиваются сами. И в результате от большинства из них остались только внешние оболочки, мало напоминающие то, что я создавал. Того, ради чего существуют сегодня некоторые, скажем так, сущности, я точно не имел в виду. Так что непонятно, есть ли тут чем гордиться.
Наверное, к этому должна прилагаться психотерапевтическая поддержка: как смириться с тем, что все, что ты придумал, уничтожили чужие безразличные люди.
Не помешало бы.
А в истории «Афиши» или «Стрелки» все строилось на интуиции и озарении или это было медленное высиживание идеи?
Интуитивных открытий в этом было довольно много.
Вообще лучше всего у меня получались вещи, которые можно каждый день менять. Почему нам так интересно было делать медиа? Потому что в журнале, который выходит раз в две недели, мы все время что-то подкручивали. А на сайте это можно делать вообще каждую минуту. И конечно, лучше всего, когда есть группа людей, с которой вы выращиваете этот огород. Я в этом смысле человек не жадный и всегда смотрел на проекты как на образовательные учреждения — я сам в них учусь, и другие люди учатся.
Ведь зачастую совершенно непонятно, что вырастет. Я недавно откопал презентацию на 8 слайдов, с которой началась «Стрелка». Ужасно наивная вещь. Если бы мне такую презентацию принесли, я бы копейки не дал и ничего бы не понял. В названии школы было media, architecture и design, и никто никогда не замечал, что в действительности у нас не было ни того, ни другого, ни третьего, школа никогда этим не занималась. Вот хороший пример, как идея прорастает куда-то вбок. А иногда бывает, что проект перерастает твои ожидания.
Пикник «Афиши» когда-то был маленьким бесплатным мероприятием для читателей «Афиши», и это был буквально пикник — полторы или две тысячи человек собрались, чтобы поваляться на траве. На музыкантов не было денег, поэтому музыки было очень мало. А потом он вырос в громадный музыкальный фестиваль. Сейчас, кажется, не такой интересный, как еще несколько лет назад.
Меня очень интересует динамическая форма, которая должна все время меняться, чтобы быть живой. Но менять форму энергозатратно и опасно, это делает ее более уязвимой. Я хотел бы создать организацию, которая ориентирована на достижение цели, ради которой создана, больше, чем на самосохранение. И даже пробовал пару раз, но у меня не вышло. Потому что любая организация — это организм, и инстинкт самосохранения, как правило, побеждает. На короткой дистанции его можно хлестать кнутом и гнать в атаку, но вдолгую это не работает. Любая организация со временем будет превращаться в ужасный тухляк с внутренней политикой. Можно ли этого избежать? Можно ли спроектировать так, чтобы она как можно дольше оставалась живой и адекватной? Как увеличивать количество дискомфорта вместо того, чтобы его уменьшать, что должно быть внутри, чтобы непрерывно пилить сук, на котором сидишь? Даже не знаю, в какой плоскости находится то, о чем мы сейчас говорим.
Это вообще что? Как это назвать?
В каком-то смысле это образование.
Я не знаю. Наверное, это просто жизнь. Меня, кстати, в последние годы очень интересует феномен консерватизма. Раньше мне консерваторы казались просто какими-то тупыми врагами. Сейчас я думаю, что все сложнее. У них же тоже есть способ достижения счастья, и он не связан с тем, что все нужно менять и перепридумывать.
Мир бизнеса ужасно озабочен темой инноваций, придумывания новой идеи. Вам не кажется, что инновации переоценены?
О да! Мне кажется, я не знаю ни одного бизнесмена, успех которого был бы связан со способностью придумывать новые идеи. Это не помешает, нового не стоит бояться, но умение придумывать необязательно. Выносливость, например, гораздо важнее. И это кажется все более заметным сейчас, когда мы наблюдаем крушение калифорнийского «силиконового» мифа, который просто перестал работать.
Реклама на Forbes
«Медиа никогда не писали никакой правды, но когда я занимался медиа, я искренне верил, что мы занимаемся правдой»
А почему перестал?
Силиконовая [Кремниевая] долина — ужасное место, Сан-Франциско — гнусный город.
Но главное, вся эта история про то, что жил-был один молодой программист, потом он увидел, что какая-то вещь устроена неудобно, понял, как сделать удобно, потом пришли толстосумы, дали ему мешок денег, и теперь он богаче этих толстосумов и заодно решил глобальную проблему. Такой миф про подростка, который спасает мир и становится повелителем Вселенной. Все это полное вранье! Помните фразу Питера Тиля про Twitter? «Нам обещали летающие машины, а все, что мы получили — это 140 символов». Проблема в том, что и летающие машины не спасут человечество. Изменится ли чья-то жизнь из-за появления летающих машин? Возможно, жизнь человека, которого летающая скорая помощь привезет быстрее в больницу. А для всех остальных это решительно ничего не изменит.
Кажется, что проблемы, которыми занимаются стартапы, не очень важные. И вообще мир не слишком зависит от мира стартапов. То, что мы наблюдаем в разных областях, довольно страшные результаты, связано не со стартапами, а с тем что мир куда-то эволюционирует.
Так и меняется пресловутый дух времени. Интересно, например, как медиа сами себя съели. Судя по всему, медиа никогда не писали никакой правды, но когда я занимался медиа, я искренне верил, что мы занимаемся правдой. И кажется, что с точки зрения психического здоровья населения это был довольно важный механизм. Не везде и не всегда, но в некоторых странах иногда все же возникало ощущение, что кому-то можно верить. Что кто-то отвечает за базар. Сейчас мы вдруг оказались в мире, в котором верить нельзя никому. Просто непонятно, как узнать факты. Фейсбук тоже явно не был сделан для разрушения психики миллиардов людей, но одним из последствий его проявления стали девочки, которые кончают с собой из-за того, что они недобрали лайков в инстаграме.
С другой стороны, вчера мы разговаривали с одной симпатичной молодой женщиной, мы помогаем ей делать амбициозный медицинский проект. Меня поразило, что директор большого медицинского бизнеса, как о чем-то само собой разумеющемся, говорит о детях с измененным геномом, для которых потребуется отдельная медицина.
То есть о том, что мы расслоимся на тех, кто смог себе позволить генную инженерию перед тем, как завести детей, и всех остальных. Она не футуролог, просто очень неглупый человек. И у нее вообще нет никаких сомнений в том, что будет именно так, непонятно только, через пять лет или через пятнадцать. Так что придумывать новое, мне кажется, надо в первую очередь ради удовольствия от творчества. Если благодаря этому еще и денег заработать или что-то хорошее сделать — прекрасно! Но надо заниматься этим и ради кайфа, который получаешь в процессе, это совершенно эгоистическая вещь. И только так это и работает.
«Будущее образования в этом и заключается — надо просто учить людей быть людьми»
Хочу вернуться к разговору про образование. В последние годы бизнес-образование явно пытается перепридумать себя: в бизнес-школах появились курсы liberal arts, в них говорят про философию, моду, искусство и так далее. Это мода или действительно полезная практика?
Реклама на Forbes
В этом, конечно, надо знать меру, но вообще-то так должно быть устроено любое образование.
Чем ты более сложно устроенный человек, тем больше шансов, что ты сможешь решить какую-то проблему либо найти возможность. Это нужно любым лидерам. Не знаю, чему учат в академии Генерального штаба, но очевидно, что генералов тоже надо обучать именно так. Да и вообще всех людей на свете, просто это дорого. А у бизнеса есть возможность платить за то, чтобы люди, управляющие корпорациям, были качественными. Ученики в бизнес-школах хоть и разные, но все равно представляют какой-то один тип. И им невероятно важно сталкиваться с разными людьми. Я когда-то учился во Франции, писал там кандидатскую диссертацию, у нас в группе было 14 человек из 13 стран, и я был, по-моему, единственный европеец. И еще гречанка была. Всему, что было для меня полезно, я научился именно от своих соучеников из Конго, Индии и Южной Кореи. Просто потому, что они были другие. Поэтому в идеальной школе будущего клоунов будут учить вместе с генералами.
Кажется, будущее образования в этом и заключается — надо просто учить людей быть людьми.
Даже не учить — помогать им. Понятно, что в образовании, как и во всем остальном, скоро все поменяется, будет миллион разных возможностей и приемов, и разобраться в них окажется еще сложнее, чем сейчас. Единственное, что мы понимаем про будущее — это что более здоровые во всех отношениях, более сложно устроенные, более заинтересованные люди имеют больше шансов быть счастливыми, чем люди с одним гипертрофированно развитым навыком, подавившим все остальное. И образование, которое поможет нам такими стать, и будет самым эффективным.
Илья Осколков-Ценципер: «Ненавижу, когда людям все равно» :: Герои :: РБК Стиль
О стартапах и девяностых
Мне нравится слово «стартап». Стартап — это одна из главных мечт последнего десятилетия. История о том, как собираются несколько талантливых людей, прикладывают какое-то количество усилий и у них что-то получается: они богатеют, а еще немного меняют мир.
Но этим же словом людей дурят, чтобы они бесплатно работали на развитие мировой капиталистической системы. Если ничего не выйдет, а чаще всего не выходит, им скажут: «Ну это же стартап». На этот образ еще накидывается дурачье, которое думает, что деньги растут на деревьях. Таких много.
Аналогичного слова раньше не было, но ощущалось все так же. В девяностые вся страна была стартапом. Главные технологичные бренды, типа Яндекса, Касперского, — они оттуда. Я тогда совершенно не интересовался бизнесом, ничего не понимал и все пропустил, занимался медийными проектами.
В России мы по-другому работаем, по-другому потребляем. Я вряд ли что-то пронзительное скажу на эту тему, но глупо притворяться, будто в Москве можно делать вещи так же, как в Калифорнии. Какие-то вещи можно делать только в Калифорнии.
Русские стартапы — самые стартапные стартапы, а русские кофейни — самые кофейные кофейни. Мы, с какого-то перепугу, наделяем эти вещи каким-то абсолютным смыслом, даже когда они на самом деле совершенно функциональные.
И делаем их куда значительнее. Замечали маленькую паузу, которую делают люди перед словом «стартап» или «барбершоп»? Над этим легко смеяться, но, мне кажется, мы просто такие, в этом нет хорошего или плохого.
Мы и правда увлекаемся словами, попадающими к нам откуда-то снаружи. Думаю, Маркс содрогнулся бы, поглядев на русских марксистов через пятьдесят лет после своей смерти. С профессионализмом у нас хуже, а вот с подвигами всё хорошо. Просто иногда это подвиг на тему фудкорта.
О криптовалютах, краудфандинге и блокчейне
Предпочитаю, чтобы партнеры в какой-то степени были и единомышленниками, то есть не только давали бы деньги на проект, но понимали, что такое хорошо, а что такое плохо. С партнерами ты договариваешься надолго, поэтому цена ошибки большая. И иногда я тоже ошибаюсь.
Краудфандинг — это симпатично, работает пока для всякой милой ерунды. И кажется, что там иногда получается привлечь довольно крупную сумму на проекте. Барьеры входа будут неизбежно снижаться: то, что раньше было доступно только профессиональным инвесторам, будет доступно и непрофессиональным.
Но как система будет развиваться — непонятно. Надо посмотреть, как ее отрегулирует государство, и в этом смысле технология является, конечно, великим демократизатором.
© Георгий Кардава
Нет, у меня нет биткоинов. И других криптовалют — тоже. Мне не хочется погружаться в эту тему, она для меня сухая. Я все-таки лучше чувствую вещи, которые построены не на чистой математике. У меня есть теория, что в нашей стране, где с доверием между людьми плохо, больше верят формулам. Отсюда повальное увлечение русских криптовалютой.
Блокчейн — это как интернет в девяностые годы. То есть все только начинается. И в результате победителями выйдут совсем не те, кто первым входит. Но мир сильно изменится. Не отдавайте своих детей учиться на нотариуса, пожалуйста.
О «ВкусВилле» и корпорациях
Ненавижу, когда людям все равно.
Ненавижу, когда чувствую, что мне больше всех надо, что я какой-то дурачок, который размахивает руками и агитирует. И если напротив сидит человек, который думает: «Когда же ты заткнешься и отпустишь меня домой», — я так не согласен.
Больше всего меня радует, когда получается создать что-то с большим рычагом: вещи, которые правда меняют окружающую среду в самом широком смысле. Когда ты что-то делаешь, потом кто-то начинает тебе подражать, конкурировать с тобой. Кто-то даже делает лучше, чем ты. Но ты понимаешь, что сдвинул тему с мертвой точки. Да, даже если это получается не конкретно у меня, а у кого-то другого, все равно — ура. Какого-то великого раввина попросили изложить суть иудаизма одной фразой. Он сказал: «Тиккун олам», что значит — «чинить мир». При том, что я в бога не верю, эта концепция мне близка.
© Георгий Кардава
Если не прилагать силы, чтобы оно улучшалось, оно ухудшается.
Ничего нельзя зафиксировать раз и навсегда. Если сказать: «У нас получилось, давайте уже так и будет», все тут же начинает деградировать и превращаться в пародию.
Успех компании связан с проекцией личности, стоящей за брендом. Иногда это коллективная личность, не обязательно один человек. Много чего можно скопировать, но не личность. Я ничего не знаю о человеке, который сделал компанию «ВкусВилл» в Москве, никогда не был в его магазине, но он точно яркий, позитивный человек. Я понял это только из того, как люди говорят о его проекте. Почему-то абсолютно очевидно, что за этой компанией есть человек. Тим Кук совсем не похож на Стива Джобса, тем не менее теперь личность Кука пробивается сквозь продукцию и магазины компании так же, как раньше пробивалась личность Джобса. Мы ощущаем, что изменились правила, хотя на уровне логотипов и их корпоративной Библии про культуру ничего не изменилось.
Ненавижу, когда чувствую, что мне больше всех надо, что я какой-то дурачок, который размахивает руками и агитирует
Об уродливых формах и депрессии
В медиа мне сейчас очень нравится то, что делает Осетинская.
Дудь совершенно офигенный, но тут я не оригинален. Совсем красивая вещь из маленьких — это Blueprint. До какого-то момента мне очень нравился Wonderzine, но я давно не видел, что они делают. Вот когда там были феминизм и банки, мне казалось, что очень интересный образ был найден. Но я не совсем целевая аудитория.
Как культура мы сейчас проходим этап взросления, и довольно мрачный. После очень длинного периода влюбленности во все заграничное нам всем вдруг интересно стало разобраться, какие мы. Мы осознали, что нужно идти другим путем, а каким именно — пока не поняли. Это движение иногда приобретает довольно уродливые и страшные формы, но — движение.
Настроение в Москве какое-то депрессивное, потому что непонятно, куда прилагать усилия, что делать, чтобы это было действительно нужно. Наши с вами общие знакомые стали делать большое количество просветительских и благотворительных проектов. Прекрасно, но лично мне кажется, что это не ответ. Это меняет каких-то людей, но не наше ощущение от мира в целом.
Встреча в лектории бизнес-школы «Сколково» пройдет 19 марта в 20:00. Ее модератором выступит литературный критик Галина Юзефович.
Осколков-Ценципер Илья Владимирович — преподаватель бизнес школы
Должность
Президент Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка»
Образование
Родился 30 сентября 1967 года в Москве. Закончил театроведческий факультет ГИТИСа (ныне РАТИ), затем получил ученую степень во Франции.
Карьера
Работал в Союзе художников СССР, вел художественную колонку в "Огоньке", работал в Московских международных художественных ярмарках "АРТ-МИФ" (сделал около 40 выставок современных художников), в студии Юрия Грымова, в журналах "Матадор" и "Вечерняя Москва".
В 1999 году организовал с друзьями журнал "Афиша" и с тех пор не выходил из офиса. "Афиша" создавалась и разрабатывалась под руководством Антона Кудряшова, издателя Эндрю Полсона и главного редактора Ильи Осколкова-Ценципера.
Журнал существует на рынке с 1999 года, и до сих пор не имеет реальных конкурентов. Единственный в стране, каждые две недели обновляющийся справочник событий и мест, сочетающийся с актуальной высококлассной публицистикой. Обозреватели журнала делятся своим мнением о новых клубах, концертах, вещах, ресторанах, фильмах, книгах, выставках и театральных постановках с читателями и невольно становятся законодателями новых вкусов и тенденций. В настоящее время - Президент Института медиа, архитектуры и дизайна "Стрелка".
Материалы:
«Сделано»
Российский сервис «Сделано» от основателя «Афиши» Ильи Осколкова-Ценципера и партнера архитектурного бюро Lofting Ильи Шаргаева 6 июля официально начал свою работу. С его помощью пользователь может заказать ремонт в режиме онлайн и через 50 рабочих дней после начала работ получить полностью отремонтированную квартиру.
Перевод Стрелки (ВИДЕО)
Слушатели специализации «Менеджмент в ресторанном бизнесе и клубной индустрии» вместе с редакционным директором журнала «ХлебСоль» Анной Людковской отправилась на экскурсию под названием «Новейшие ресторанные концепции Москвы». Значительная часть познавательной прогулки прошла по так называемой Стрелке на острове Балчуг, бывшим владениям кондитерской фабрики «Красный Октябрь», теперь активно обживаемым рестораторами, да и не ими одними
все преподаватели факультета >«Я бы таким людям, как мы, в жизни денег не дал»
Добрый вечер, драгоценные зрители телеканала Дождь. В эфире программа «Как все начиналось». Меня зовут Михаил Козырев. Этот цикл программ, как вы наверняка уже знаете, посвящен тем годам, которые очень сильно оставили отпечаток в памяти каждого из нас. А может быть, если вы слишком молоды, составят у вас впечатление о том, как оно было, и как оно все начиналось. Сегодня у меня в гостях человек, который безусловно повлиял на культурное пространство, я думаю, что не только нашего города, Москвы, но и вообще на всю страну. Поэтому слушайте внимательно, что он расскажет. Хотя он утверждает, что ничего о том времени он не помнит. Представляю вам отца-основателя журнала «Афиша» Илью Владимировича Осколкова-Ценципера. Привет.
Здорово.
Я тебе должен сказать, что, как мы только что выяснили перед началом съемки, у нас с тобой диаметрально противоположные режимы дня — мой мозг просыпается где-то в середине дня, где-то часам к трем, даже если тело проснулось раньше.
Да, в это время я как раз уже начинаю потихоньку гаснуть. Поэтому у нас очень небольшое окно, когда мы можем встретиться и более-менее иметь какой-то осмысленный разговор.
Какой-то там блеск в глазах. А во сколько ты встаешь?
Я обычно встаю не позже шести.
Это всегда так было?
Это прогрессирует. Прогрессирует со временем, но это какое-то блаженное время, потому что все спят, телефон не звонит, что-то можно тихо сделать, бродишь себе по дому, все уснувшее, это дивно. Я слышу, как птицы начинают петь все громче.
А вот как же тебя с таким ритмом жизни занесло вообще в индустрию печати, масс-медиа и шоу-бизнеса?
Я же не выходил за пределы Издательского дома «Афиша», когда этим занимался, и поэтому в каком ритме я живу, это было не очень важно. Все были убеждены, что я не вылезаю из ночных клубов, но я в жизни был в ночном клубе, может быть, раз десять всего, потому что ничего ужаснее для меня громкой музыки, невкусной дорогой еды и людей, которых ты не понимаешь, что тебе говорят, и толком, кто они такие, там нет. Поэтому я точно знаю, что если я буду себя вести безобразно, то на том свете меня отправят в ночной клуб навечно.
Да, меня, наверное, отправят в тот зал ада, на утренние построения. Или вот эти замечательные корпоративные совещания в 8 утра, например, когда нужно быть в свежевыглаженной сорочке.
Просто вечный завтрак с круассаном.
Да-да, вечный. Давай вернемся к нескольким любопытным этапам начала девяностых годов, и в частности к работе твоей в журнале «Огонек». Просто когда ты читаешь сухую статистику, каким тиражом издавался «Огонек» в то время…
Да, это был самый популярный журнал в мире. Потому что это было до того, как появились индусы и китайцы с их населением, а в какой-то момент, если я не ошибаюсь, «Огонек» выходил тиражом пять миллионов экземпляров. Я это все абсолютно не ценил, писал, как положено 21-летнему человеку, для трех своих знакомых, которым мне тогда очень хотелось понравится. И когда из отдела писем приносили какие-то мешки писем, то я их, конечно, не читал, и никакого интереса к этому не имел. Сейчас мне жалко, потому что было бы сейчас любопытно на это посмотреть. Все это было очень важно. Я писал там про современное искусство, и по-моему, был одним из соавторов похорон вот этой центральной вклейки, за которую, собственно, «Огонек» и покупали, где печатали какую-нибудь «Боярыню Морозову» или Левитана, или что-нибудь такое. И картинки эти потом вечно украшали деревенские сортиры. А мы это похоронили, вместо этого напичкивали это маленькими картиночками Кабакова, Монастырского и Булатова, потому что было ощущение, что, может быть, это в последний раз, но это еще конец восьмидесятых на самом деле, может быть, это в последний раз вообще удается в печати опубликовать запрещенных до этого художников. И собственно, весь мой интерес был в этом.
Кто главный редактор был? Коротич? Или уже после Коротича?
Нет, это было сразу после.
А кто главным редактором был в то время?
О-о!
О-о?
Я предупреждал тебя.
О чем ты писал?
Я писал про современное искусство, мне тогда казалось, что я современный, что я критик, художественный критик, все мои приятели были художники, искусствоведы и так далее. Мне до сих пор это так, умеренно интересно, что там происходит, на той территории.
Но вот вещь, которая меня всегда поражала в твоих изданиях, я с годами осознаю, что я консервативный достаточно человек, и каждый раз, когда я читал какую-то до истерически хвалебную рецензию про какое-то авангардное или прогрессивное явление искусства, я обычно ухмылялся, закрывал журнал и думал, ну-ну, конечно, конечно, изобрели себе нового кумира. Этого не будет никогда, считал я.
Ты спрашиваешь человека, у которого не было увлечений, которого не бросало туда-сюда, человека, который безупречно точно всегда двигался.
Да, и как раз абсолютным доказательством моего абсолютного непонимания этого явления являлось то, что после прошествия нескольких месяцев, например, или иногда лет я вдруг понимал, что вы же об этом тогда написали, вот оно и стало популярным. Теперь это абсолютный мейнстрим. Как ты думаешь, откуда берется интуиция на новое? Что в тебе загорается, когда ты?..
Это страшно интересно, что такое воздух времени? Откуда ты его понимаешь? И в какой момент какие люди перестают его чувствовать и почему? И почему, когда тебе 16 лет, ты где-то тусуешься со своим приятелем, и он тебе говорит: «Ты слышал группу такую-то?». И ты эту группу не слышал, но ты просто не можешь сказать «нет», потому что ты чувствуешь, что…
Надо.
Из названия этой группы, ничего об этом не зная, ты почему-то понимаешь, что это оно. И это, правда, оно. Почему? Меня это страшно занимает. Почему какие-то люди привозили пластинки группы Битлз в Советский Союз в шестидесятые годы? Или Jesus Christ Superstar. Я бы не переоценивал влияние «Голоса Америки» на музыкальные свычаи и обычаи населения России. Почему вдруг вся страна начинает слушать эту музыку? На что это попадает? Это люди с другим прошлым, которое очень сильно отличается от прошлого из сверстников в Европе, в Америке. Я не знаю на самом деле секрета того, как это устроено. Мне кажется, что такие сложные волны, очень комплексные, когда интерес к чему-то своему сменяется интересом к чему-то чужому, страсть к простому сменяется интересом к чему-то сложному, и все это вместе заплетается в такую сложную косичку этого культурного движения. Но когда тебе 16 лет, ты просто знаешь. Поскольку я ничего не помню, вспомнить мне нечего, то мне в каком-то смысле до сих пор какие-то вещи вот так вот слышу. Но когда мы делали «Афишу», или до этого, когда я писал про разные разности, то это совершенно инстинктивная вещь, вычислить этого нельзя, тебе рассказывают…
Формулы нет никакой.
Формулу никакой нет. Тебе рассказывают, что есть какая-то девочка из Уфы, что-то такое, поет какие-то странные песни. И ты, даже еще не услышав этого, как-то почему-то понимаешь, что это какой-то другой тип рассказа. И бац, откуда-то возникает Земфира, и никто ее в Москве не знает, а мы ее печатаем на обложке. Я не верю в то, что медиа кому-то что-то могут навязать, медиа могут чуть-чуть скорректировать, вопреки представлениям о том, что с нами делает телевизор, мне кажется, что чуть-чуть можно что-то скорректировать, но у тебя не купят то, чего нет желания купить, ты не можешь заставить людей, хоть обдолбись в телевизор каким-то бездарным человеком, предел этого очень близко, того, что ты можешь навязать во вкусовом отношении.
Это значит, что массовая культура — это реальное отражение вкусовых пристрастий народных масс.
Или наших с тобой. Мы в этом смысле ничем не отличаемся, просто тебе нравится не совсем то же самое, что подросткам в где-нибудь в Нижнем Новгороде, но при этом что мне сделать с тобой, чтобы ты слушал музыку, которая мне нравится? Сколько мне надо накупить для этого рекламы и так далее? Нет, у этого есть предел. Максимум того, что я могу сделать, это сделать так, чтобы ты, скажем, заинтересовался чем-то и послушал бы разок.
Пробу сделал.
Но поменяю ли я твои вкусы? Я думаю, что это гораздо более сложная вещь, чем просто рекламой это задолбить.
Есть ли у тебя ощущение, что это неизбежная функция возраста человека, вот этого просветителя, который пытается привлечь внимание? И наблюдал ли ты, я уверен, что такая тенденция существует, что ты взял, например, какого-то обозревателя именно за его чутье? И ты чувствуешь, если ты наблюдаешь его в течение нескольких лет, что это чутье постепенно стирается, этот фильтр забивается посторонними шумами.
Ты знаешь, это очень точно, это очень странная вещь. Когда мы делали «Афишу», то подавляющее большинство известных мне людей… Вот как живет кинокритик? Он смотрит невероятное количество кино, он смотрит такое количество кино, которое больше никто не смотрит. При этом, почти по неизбежности, кино, которое он смотрит, в основном плохое. Потому что он должен смотреть все кино, которое выходит, а не то, которое ему кто-то посоветовал. Если представить себе жизнь, когда на протяжении трех, четырех, пяти лет ты смотришь два, три, четыре, пять фильмов в день, и в основном это чудовищное дерьмо, то, конечно, в какой-то момент у тебя начинает сбиваться прицел, и что-то едет у тебя в голове. Ты там начинаешь видеть что-то такое, что необязательно туда было заложено режиссером, и что, кроме тебя, никто не увидит. Это бывает, люди сходят с ума. Но поскольку критика более-менее закончилась, то такой проблемы, наверное, больше не существует.
Еще один момент, который меня интересует, это социологическая часть твоей жизни, когда ты занимался социологией для Союза художников, как я понимаю, это год…
Это как-то совсем древность.
Да, но я просто подумал, читая твою биографию, что вообще социология это такая вещь, которой, мне кажется, на какое-то время интересно заняться, потому что это дает тебе достаточно точное представление о том, что происходит либо с потребителем твоего продукта, либо вообще в стране. И я подумал, что, может быть, это был некий ценный опыт, который дал тебе какую-то систему координат.
Да-да, абсолютно. Хотя я в жизни занимался довольно разными вещами: парки проектировал, какие-то учебные заведения создавал или журнал «Афиша» когда-то делал, или «Пикник Афиши». Хотя со стороны может казаться, что, о господи, что между этими вещами общего, а для меня это все одно и то же, потому что то, что мне интересно, вот это поле культуры и изменения, которые в этом происходят, культура образа жизни, культура в широком смысле слова, и проекты, в которых есть то, что я называю «большой рычаг», когда приложением небольшого количества усилий ты можешь создать значительное количество изменений. Поэтому когда в начале, например, Парка Горького мы начинали придумывать, что там должно происходить, и как это должно было быть устроено, то для меня это ровно такой же проект, как то, что мы делали с журналом «Афиша-Еда». Это какие-то новые возможности, новые тренды, и возможность очень сильное оказать воздействие, не всегда получается, но это то, что мне интересно, возможность оказать сильное воздействие на то, как люди проводят свое время, на то, что они едят, что они слушают, о чем они разговаривают и так далее. Именно поэтому мне в какой-то момент совершенно перестали быть интересными медиа, потому что я перестал понимать, как при помощи медиа сейчас создать что-нибудь значительное, при всем уважении к этому месту, которое мне симпатично, и к вашей работе, но и ты же чувствуешь, что сейчас нельзя сделать при помощи телевидения, радио или газеты, тем более, чего-то, что имело бы такое значение, как то, что когда-то можно было сделать на «Нашем радио» или в «Огоньке».
Ну, у меня смелости просто меньше, чем у тебя, так радикально экспериментировать в совершенно разных местах. Журнал «Матадор», может быть, ты вспомнишь этот период короткий, компания у вас была блестящая, это была передача Константина Эрнста, это была его любимая передача, любимое детище.
Тогда это была единственная его передача. Он, собственно, и был известен в качестве телеведущего передачи «Матадор».
Она была удивительно экспериментально и смело сделана в ту пору. И вы решили сделать журнал на основе вот этой формулы, системы координат, в которой функционировал Эрнст.
Все было ужасно странно. Был Эрнст, был Алексей Роднянский, был Геннадий Йозефавичус, еще были разные люди, а я был безработный художественный критик, которого кто-то по знакомству, моя тогдашняя жена дружила с тогдашней женой Эрнста, и Эрнст пришел к нам в гости, спросил, чем я занимаюсь. Я сказал, что меня интересует современное искусство. Он говорит, давай сделаем передачу про современное искусство, напиши мне сценарий. Я написал ему какой-то сценарий, и так мы познакомились. А потом в какой-то момент он говорит, что «а давайте делать глянцевый журнал». Поскольку он чаще бывал за границей, чем я, то он знал, что бывают глянцевые журналы. Я, может, видел пару раз их до этого. И мы сделали глянцевый журнал, мне сейчас кажется, это был наиболее интеллектуальный и амбициозный глянцевый журнал в истории глянцевых журналов. Ни до, ни после никто ничего такого делать не пытался.
Да, такой наглости не доходил.
И это был какой-то странный, трогательный, как положено девяностым годам, самопал. Мне недавно попался номер, я на него посмотрел даже с какой-то симпатией, то есть стеснения он странным образом не вызывает. Качество фотографий невероятно плохое, все самодельное, но какое-то честное, искреннее.
Черно-белый журнал был еще?
Нет, мы там любили черно-белые фотографии, но вообще он был цветной. И какие-то вещи очень смешные, последний номер… Потом я там потихоньку сделался управляющим редактором или чем-то вроде этого, Эрнст стал начальником Первого канала, потом из-за чего все разосрались, я уж не вспомню из-за чего. Какие-то странные детали, например, в какой-то момент они решили, издатель журнала Геннадий Йозефавичус решил, что мне необходим костюм. И у журнала «Матадор» был бартер, потому что рекламу никто покупать не хотел, но можно было по бартеру что-нибудь получить, был бартер с каким-то дорогим магазином деловых костюмов на Новом Арбате, и мы пошли в этот магазин в виде бонуса какого-то.
Покупать тебе костюм, вместе с издателем журнала?
Покупать мне костюм. А сотрудники магазина, в отличие от хозяина этого магазина, с которым мы договорились о бартере, они как-то не хотели расставаться с этим костюмом, поэтому они выключили в магазине свет, чтобы мы не могли выбрать подходящий нам костюм. Я ненавижу мерить одежду, любую. Костюм я, по-моему, покупал третий раз в жизни. Нет, это был первый раз в жизни, один из трех костюмов, которые у меня в жизни были. А Гена Йозефавичус очень внимательно относится к костюмам, он все про это знает. Он меня подводил к какой-то щели, куда падал свет из коридора, и вот так внимательно рассматривал, какие-то пуговицы на мне как-то поправлял. Я очень хотел, чтобы меня оттуда отпустили, но было неудобно, я понимал, что это какая-то очень дорогая вещь и так далее. Потом этот костюм сослужил очень важную службу, потому что спустя некоторое количество лет мы пошли с моим тогдашним бизнес-партнером Эндрю Полсоном на поиски денег на то, из чего получился потом журнал «Афиша». И нам сказали, что есть какой-то богач, который, может быть, нам даст на это денег, он сидит в какой-то деловой башне и так далее. Мы ничего про него не знали, и поэтому я надел этот костюм. Это был, по-моему, второй раз после посещения этого магазина, когда я носил этот костюм. И денег нам дали. И журнал «Афиша», собственно говоря, напрямую связан с этим самым бартерным костюмом. Так что он очень пригодился в результате.
Вот Эндрю Полсон, расскажи, пожалуйста. Мы с ним, по-моему, познакомились буквально через пару месяцев, или до… В общем, еще до «Афиши», когда «Вечерняя Москва» была, вот он первый раз позвонил мне и на своем ломаном русском языке, но со своей неповторимой удивительной интонацией, позвал меня на встречу, просто потому, что ему нравилось, что передавало в ту пору радио «Максимум», и ему казалось, что какие-то есть связи. В общем, это в конечном счете, осуществилось, и на уровне «Вечерней Москвы», потом «Афиши», но впечатление твое? Вот такой лысый, нелепый американец.
Это был очень интересный момент, когда Москва в силу свободы, обещания какого-то будущего, секса, наркотиков, и невероятной степени открытости вдруг притянула к себе огромное количество очень талантливых людей из Америки, из Европы, вообще со всего мира. Тут можно было заработать безумных денег, тут можно было познакомиться с невероятным количеством прекрасных женщин, или мужчин, или кого-то еще.
Для этого достаточно от радио «Максимум» просто перейти улицу в клуб Night Fly, где они в основном и проводили ночное время.
Нет, они были разные, по-моему, и они хотели разного. И журналисты тогда из каких-то серьезных иностранных изданий хотели работать в Москве, потому что все это было так интересно, в некотором смысле это такое последнее колониальное приключение ХХ века, последний раз, когда можно было поехать в совсем другой, совсем дикий мир, и поэтому многие из них потом писали об этом книжки, какие-то хуже, какие-то лучше, про эту какую-то безумную жизнь, которая была тогда и никогда не повторится.
Я перебью тебя на секунду, что среди них были, очевидно, абсолютно вот такие классические конкистадоры, талантливые очень, и огромное количество проходимцев.
Да-да, жулики, конечно. Большая часть были жулики.
Жулики, да. Я помню каких-то людей, которые открыли клуб в кинотеатре «Пушкинский», бывший внизу, которые открыли «Кодак-Киномир», и среди них были абсолютные жулики, явно было. У меня было несколько случаев, когда, например, я вдруг ловил их за руку, потому что мы устраивали какие-то конкурсы — выиграй радиолу, приедь первым в какой-то магазин. И нашими партнерами были как раз вот эти лихие американцы, и я ловил их за руку, потому что они подтасовывали результаты. Даже до такого. Но среди них был Питер Герви, который потом стал…
Сделал огромную карьеру.
Сделал огромную карьеру и стал просто очень богатым человеком. Среди них был Берт Кляйман, который начал»Максимум» и предложил этот проект. И среди них был Эндрю Полсон.
Среди них был Эндрю Полсон, с которым я где-то познакомился, который был бритый наголо, американский человек, разговаривавший басом, учившийся в очень хорошем американском университете, всячески образованный. И у него, как и у любого иностранца, в Москве было тогда невероятное преимущество по сравнению с нами. Во-первых, потому что им все глядели в рот, потому что они что-то знали, как-что-то устроено, а мы этого не знали. А с другой стороны, они и правда, что-то знали, чего мы не знали, просто потому, что они приезжали из какой-то сложившейся системы, где что-то как-то было устроено. По прошествии времени выяснилось, что не так уж много они знают, но я у Эндрю очень много чему научился, и он в каком-то смысле очень сильно на меня повлиял. Вот мы были два таких странных персонажа — лысый американец, разговаривающий басом, и какой-то мальчик, удавленный галстуком, в этом бартерном костюме — которые пошли выпрашивать деньги. Я бы таким людям в жизни копейки бы не дал. Но времена были какие-то такие.
Это был Антон Кудряшов.
Это был Антон Кудряшов. Мы были вооружены при этом бизнес-планом, потому что накануне ночью нам сказали, что на встречу надо принести бизнес-план. Ни Полсон, который был американцем, ни уж тем более я никогда в жизни ни одного бизнес-плана не видели. Мы сели и написали в программе Word, мы не знали о существовании программы Excel, в программе Word мы написали бизнес-план, в котором было примерно восемь строчек — доходы, расходы и прибыль. Каких-то ученых слов, вроде EBITDA и так далее, мы тоже не знали, и самое поразительное, бизнес-план был написан на 15 лет, с характерной для того времени дальновидностью, но самое поразительное, что потом мы его где-то нашли, и он исполнялся. Экономику болтало так и сяк, рубль падал, были какие-то кризисы и так далее, но вот этот, написанный двумя охламонами бизнес-план на 15 лет вперед, потом на протяжении лет 10 все сходилось с точностью, не знаю, до трех тысяч долларов.
Потрясающе. Когда ты говоришь, что ты многому у Эндрю научился, например чему?
Он образованный человек с каким-то большим кругозором, с интересом к политике, к искусству, к разным вещам, и у меня было, наверное, тогда в это время и чуть пораньше несколько иностранцев, благодаря которым я что-то понял про то, как устроен какой-то больший мир. Ну не знаю, он привез мне журнал New Yorker из Нью-Йорка, я узнал о существовании журнала New Yorker. Или привез сериал West Wing, и я узнал что-то про американскую политику. И так далее. А кроме того, он просто тонкий парень, и мы с ним как-то замечательно сотрудничали, потому что поскольку русский язык он знал крайне плохо, то в журнале я делал, что хотел, и в общем, как-то уверенно боролся с его желанием нравится каким-то людям, какой-то его официозностью, потому что он все равно не понимал толком, что мы там пишем. Он занимался деньгами, в это время я занимался содержанием, и было нам очень интересно вдвоем это делать.
Но перед «Афишей» была «Вечерняя Москва», которая, как я понимаю, задачей своей ставила возникновение некого «Time Out Москва». Это была, как я понимаю, у Эндрю такая модель, которую ему хотелось бы сделать. Что помешало этому журналу?
Как всегда, как часто в России это бывает, мы взялись делать, мы смотрели тогда совершенно снизу вверх на то, что происходило за границей, и думали, что журнал Time Out это какое-то величайшее произведение на свете, и нам очень хотелось сделать хоть как-то на ту тему. Но как часто бывает в России, мы с перепуга сделали что-то гораздо более выразительное и гораздо более интересное. Ну это как русский марксизм, то есть Маркс был поражен, что его именем это называется, потому что опять же люди, плохо читавшие по-немецки и по-английски, от ужаса и от желания соответствовать каким-то международным стандартам сделали довольно выразительную вещь. Со мной потом еще несколько раз в жизни вот этот испуг мне очень помогал. Идея заключалась в том, чтобы собрать то, что происходит в Москве, все нам говорили, что из этого ничего не выйдет, потому что в Москве ничего не происходит, а то немногое, что происходит, интересно трем людям, и они знают об этом и так от своих знакомых. Собрать это где-то в одном издании, сопроводить это каким-то более-менее интеллигентным, веселым человеческим комментарием. То, что мы этот город отчасти выдумывали в этот момент, нам не приходило в голову. Мы просто писали о том, что нам интересно, а тут как раз все стало делать интереснее и интереснее, всего стало возникать больше. Вот эти маленькие комьюнити разных людей, кому-то была интересна современная радикальная классическая музыка, кому-то было интересно странное кино, кто-то ходил танцевать в ночные клубы. И вдруг оказалось, что если это все просто сложить, собрать, перечислить и снабдить каким-то минимальным дружелюбным комментарием, то оказывается, что всего это вместе немало.
Вот этот процесс в моей жизни происходил несколько раз, и я каждый раз этому поражался. Когда тебя все вначале убеждают, что, послушай, это гиблое дело, потому что этого нет вообще, а потом вдруг оказывается, что это не только было, но еще когда ты точно угадываешь, то это получается какая-то система орошения с удобрениями, потому что они попадают на плодородную почву, и все начинает… Я приведу тебе пример, как параллельно с «Афишей» возникает идея с «Нашим радио», и все люди, которым я рассказывал про замысел «Нашего радио», говорили: «Что играть-то ты будешь?».
Говорили, что спятил.
«Ну все, ну хорошо, вот этих, этих, этих, и дальше?». И тут, когда возникает точная волна, на которой творцы, музыканты, художники, понимают, что они там могут быть востребованными, вот есть это источник, который о них даст знать миру, это вдруг начинает расцветать! Так вот с «Афишей» произошло то же самое. Объединение вот этих процессов, оно произошло, когда журнал дал, раскрыл страницы и сказал, ребята, делайте, открывайте кафе, открывайте рестораны, устраивайте показы, вот оно то, что будет. Опять-таки мне все интересно, откуда у тебя возникает это ощущение, что вот она, вот эта грядка, которую нужно полить водой и куда нужно добавить удобрения, потому что из нее наверняка что-то вырастет. И случались ли у тебя такие вещи, когда ты ошибался с этим?
Когда я киксовал, у меня бывали проекты, не получавшиеся… да нет, проектов не получавшихся у меня был миллион, разумеется, как у всех, но я не думаю, что… У меня не было, наверное, такого, чтобы я увлекся какой-то идеей, а оказалось, что она интересна только мне, а больше никому не нужна. Потом, мне кажется, очень важно, что это не то, что ты сел, в голове у себя придумал все, как будет, и потом это просто осталось пойти и реализовать. У меня это устроено так, что у меня в голове бродит миллион каких-то идей, я к ним отношусь достаточно иронически, какие-то из них периодически всплывают в каких-то разговорах, ты видишь, как вдруг у человека загорается глаз, или наоборот, он начинает очень активно объяснять тебе, почему из этого никогда ничего не выйдет, то есть ты понимаешь, что какой-то нерв задел. И вот в этих разговорах, что-то из этого, какую-то книжку ты читаешь, что-то совпало, и так это начинает уточняться, уточняться, уточняться, а потом, в моем случае почти всегда, возникает какая-то встреча с кем-нибудь, кому ты рассказываешь эту историю, и ты ее рассказываешь не для того, чтобы тебе дали денег, а просто для поддержания разговора. Вдруг тебе говорят, вот, давайте это и сделаем.
То есть все от смысла, от содержания идет. А потом находится форма.
Я не верю ни в какое… Что значит, я не верю? Я не думаю, что интересную вещь вот такого типа можно вычислить. Я таких примеров не знаю. Вот давайте соберем потребителей, изучим их, поймем какие там тренды и так далее… Таким способом тоже создаются какие-то проекты, но самое интересное, это когда какая-то твоя любовь, твоя одержимость, твой интерес к чему-то вдруг попадает на интерес еще какого-то количества людей. И собственно, талант медийных людей, продюсеров и так далее заключается вот в этом, а не в том, что твой персональный какой-то закидон совпадает с любовью или вызывает любовь какого-то еще большого количества людей. But you can’t fake it. То есть это очень сложно в себе натренировать, это очень сложно украсть у кого-нибудь и так далее. Как-то это надо внутри возделывать.
Поворотный момент, эпохальный, когда ты сам уволился или тебя уволили из «Вечерней Москвы», и когда ты сидел и просто одиноко бухал, как лузер.
Да, это был один из лучших моих дней.
Расскажи про нашего друга Сережу Улыбабова, который тоже в этой истории принимал участие.
Улыбабов сыграл очень важную роль в моей жизни, потому что Сергей Улыбабов, прекрасный человек, привет, работал директором по маркетингу в журнале «Вечерняя Москва», который был предшественником «Афиши». Я в этот момент находился в каком-то полуразводе, по-моему, и снимал квартиру в доме Нирнзее, напротив которого потом, в силу странного стечения обстоятельств, много лет находилась редакция журнала «Афиша». И хозяева журнала «Вечерняя Москва» выгнали оттуда Эндрю Полсона, и показали мне человека, которого они хотят назначить на его место. Человек этот мне страшно не понравился, я понял, что все равно ничего хорошего из этого не выйдет, и говорю им, что давайте я тогда тоже уволюсь. Пошел в редакцию, говорю, вот такое дело, я уволился, пока, извините, было очень весело. Вышло к этому моменту номеров десять. И пошел я домой, сижу там один, в этой чудовищной занюханной квартире, в этом доме Нирнзее, тусклая лампочка, плохая мебель. И я думаю, что же я наделал, это была самая интересная вещь, которую я в жизни делал, зачем же я уволился, может быть, надо было с ними попробовать договориться и так далее.
И тут раздается звонок в дверь, на пороге стоит Сергей Улыбабов со своей женой Светой Кесоян, держат в руках бутылку водки и говорят: «Слушай, а мы вот чего-то подумали, тоже уволились, потому что это какие-то упыри, если Полсона прогнали, ты не хочешь с ними работать, наверное, нам тоже не надо». Мы сели, выпили по рюмочке, настроение немножко улучшилось. А потом динь-динь, динь-динь, стали приходить один за другим люди, которые работали в редакции. Из пятидесяти с чем-то человек, которые там работали, кроме двух человек, уволились все и пришли туда. Конечно, момент абсолютного героизма, единства и так далее, мы бухали в нескольких квартирах в этом самом доме.
Вы же жили с Лобовым, по-моему, в одном доме?
Мы жили с Лобовым в одном доме.
Я, по-моему, в его квартире, в гостях, с тобой и познакомился, потому что в один из этих дней ты к нему пришел.
Там непрерывно что-то происходило, там был Лагутенко, с которым я тоже не был знаком, и все в этом алкобреду, каком-то липком таком товариществе, в слезах умиления, сожаления, ощущения того, что мы делаем что-то… Ну, как всегда бывает на такие энергичные какие-то моменты, какие-то чуткие люди откуда-то возникают, вот возник ты, там возник Лагутенко, еще какие-то персонажи. Был, конечно, момент абсолютного счастья, триумфа над какими-то врагами.
Вот потом, мы уже знаем, как вы появились у инвестора, и он вам выписал чек. Какие уроки из «Вечерней Москвы» вы хотели учесть и учли в создании «Афиши»?
Да это было то же самое. Мы просто немножко научились, я чувствовал себя немножко поувереннее, мне стал страшно интересен дизайн. Я вообще понял, что можно делать при помощи дизайна и картинок, а не только при помощи слов. Это, наверное, был такой важный перелом, потому что до этого, мне кажется, вся русская журналистика, все русское сознание было куда более логоцентричным, хорошо это или плохо, чем то, во что это превратилось сейчас. То есть мы себя чувствовали такими начинающими профессионалами, скажем, уже в этот момент, потому что когда мы делали «Вечернюю Москву», это совсем-совсем был самопал. Но веселый, бодрый, и оказалось, что кому-то это надо.
Самый главный, мне кажется, секрет в «Афише», как и вообще в любом таком революционном начинании, было то, как ты искал людей в редакцию, как ты мог понять, что вот этому человеку хорошо удастся или удается описывать литературу.
А я до сих пор всех людей на работу беру ровно таким же способом, то есть я очень редко смотрю на чьи-нибудь CV или портфолио, меня очень мало интересуют былые заслуги тех или иных людей, потому что я стараюсь делать вещи новые. И на самом деле побаиваюсь профессионалов, потому что профессионал — это человек, для которого нет вопроса, он знает, что надо делать. Я, может быть, поэтому так часто и меняю сферу применения своих усилий, что я знаю, что я самые точные вещи делаю, когда мне страшно, что не получится, когда я не знаю, как надо, и тогда можно придумать что-то такое, чего профессионалы не знают. Поэтому, когда мы делали «Афишу», у нас, правда, и денег не было ни на каких профессионалов, поэтому соблазн был, прямо скажем, невелик. Но я очень специально не хотел туда брать людей из разных достойных изданий, которые существовали, «Коммерсантъ», газета «Сегодня» и так далее, потому что я хотел делать какое-то другое письмо, другую журналистику и другую культуру отношения к тому, чем ты занимаешься. И какие-то люди, из довольно разных каких-то сфер на это, как часто бывает, вот то, о чем мы говорили, стали наматываться. Есть легендарная история о том, как я нанял на работу Филиппа Бахтина, который потом стал главным редактором журнала Esquire, а сейчас делает прекраснейший детский лагерь «Камчатка» в Эстонии. История была такова, что он, по-моему, торговал чем-то на каком-то вещевом рынке, и читал иногда журнал «Афиша»…
Филипп торговал на вещевом рынке?
Ну да, он был студент из Пскова бедный, торговал чем-то на вещевом рынке, читал иногда журнал «Афиша» и думал, что ничего прекраснее нет на свете. И он туда поехал, в этот журнал «Афиша». И раздается звонок снизу от охранника и говорят, к вам тут молодой человек, на костылях. Поднимается Филипп, на костылях, в офис, это было на Большой Никитской. Ну, приятный парень. Я говорю, а что вы умеете? Он говорит, в принципе, я ничего особо не умею, но мне очень нравится то, что вы делаете. Я говорю: «А почему у вас нога сломана?». Он говорит: «Я вот катался на горных лыжах и ногу сломал». Я говорю: «О, вы спортивный человек». У меня в голове возникает какая-то мысль… Он говорит: «Ну да, люблю футбол». Я говорю: «А вы можете сейчас сесть и написать, вот вы какой-нибудь матч видели в последнее время по телевизору?». — «ДА». — «Вот вы можете написать две страницы про этот матч?». Он сел, написал, так мы обзавелись спортивным обозревателем Филиппом Бахтиным. На горных лыжах он, по-моему, ездил первый и последний раз в жизни, никаким спортсменом он не был, но оказалось, что он веселый, клевый, талантливый и так далее. И я толком не понимаю, как это так происходит, но когда ты делаешь правильную вещь, почему-то жизнь выносит на тебя людей, которые тебе нужны. Она это делает несравненно эффективнее, чем любое хедхантинговое агентство. Потом люди с каким-то типом чувствительности, с каким-то типом интереса, они еще знакомы друг с другом, они сплетничают о своих работах, начальниках и так далее, и потом кто-нибудь тебе приводит своего приятеля и говорит, я, собственно, не знаю, зачем он тебе нужен, но посмотри, вдруг зачем-нибудь пригодится. И вот так один за одним возникают люди, и мы брали людей с хорошим интеллектуальным багажом, у нас куча народу работало после философского, как Сапрыкин, после исторического, после филфака и так далее, мне это всегда казалось каким-то более существенным образованием, чем журфак, например. У нас, кстати, работало много людей с журфака, в отделе рекламы, в отделе дистрибуции, в отделе маркетинга, но в редакции их было довольно мало. Как-то так это получилось.
Насколько быстро был найден язык общения с аудиторией и стиль журнала? Потому что я помню, как он сильно отличался от всего того, что в ту пору писали о культуре, даже сама верстка внутри журнала, она была принципиально иной, чем верстка в том же «Коммерсанте» или в других изданиях. Как вы нащупали?
Какие-то вещи я откуда-то знал прямо на принципиальном каком-то уровне с самого начала. Я сейчас скажу вещь, которую сейчас очень сложно понять, что когда-то могло было быть по-другому. Меня очень раздражала тогдашняя манера писать о культуре такие бесконечные герметические тексты, непонятные никому, даже авторам, скорее всего. И мне казалось, что поскольку мы делаем журнал про город, а не журнал критического комментария с крошечным тиражом для людей с философским образованием, то мне казалось очень важным, чтобы мы этот город как-то сервировали нашей публике. Поэтому нашу функцию видел как совершенно служебную, мы должны были рассказывать о возможностях проведения свободного времени. Сейчас это кажется совершенно очевидным, зачем это еще читать, но тогда так по-русски никто не писал, и возникала интересная энергия из-за того, что из-за этого просто приходилось говорить довольно внятно, довольно понятно и довольно резко, потому что это выбор из большого количества вещей, тебе должно быть понятно, что хорошо и что плохо. Какая-то принципиальная вещь для меня заключалась в том, что мы пишем обо всем, из-за этого распространенное мнение, что журнал «Афиша» в те времена как-то гадил всем на голову, но просто увы-увы, плохого больше, чем хорошего в любой сфере. Будь то рестораны или кино, дерьма производится больше, чем гениальных вещей. А другая вещь заключалась в том, что, мне кажется, ничего все равно заранее вычислить нельзя, ты начинаешь что-то делать, и дальше оно куда-то тебя несет, появляются какие-то люди, они что-то вкладывают. И мы все учились друг у друга, и очень быстро складывался вот этот стиль, вот эта манера, потому что кто-то придумал заголовок, все заржали — ага, значит, такие заголовки идут. Потом кто-то этот заголовок где-то спародировал, в каком-то livejournal, и ты понимаешь, что это уже, как сейчас бы сказали, «мем», а тогда такого слова не было. И это очень быстро как-то начинает раскручиваться, наскручиваться, и ты понимаешь, где оно, живое.
У «Коммерсанта» же есть специальный сотрудник, который придумывает заголовки. Это для меня было открытием, потому что я как бы всегда заголовок ассоциировал с автором публикации, а оказывается, как мне потом рассказали люди, работающие в «Коммерсанте», что у них есть отдельный человек, который занимается, только специализируется на всевозможных заголовках.
Я не знаю, так ли сейчас это, но вообще-то это разные таланты, потому что талант сочинителя заголовков, это талант рекламиста, потому что смысл заголовка в том, чтобы отрекламировать, стоит ли читать то, что дальше. Это совсем не обязательно талант человека, который может написать репортаж или тонкий анализ чего-то.
В какой момент возникло ощущение, что вы угадали? Что вот, судя по всему, как говорится — журналу жить!
Довольно быстро. То есть ощущение, что мы угадали, было через три-четыре номера, а ощущение того, что он будет жить, возникло сильно позже, потому что мы все еще себя чувствовали маленькой группой каких-то панков, к которым сейчас кто-то взрослый придет и скажет: «Что это за чушью вы тут занимаетесь, за чужие деньги! Ну-ка, вон отсюда!». Тем более, что со мной это происходило некоторое количество раз до этого, у меня был опыт, я ничего особенно другого и не ожидал. Поэтому интерес заключался в том, чтобы успеть как можно больше туда насовать, пока нас не схватили за известные места, и все это не закончилось в очередной раз слезами. Но как-то проскочили, потому что оказалось, что это еще и хороший бизнес, потому что стала расти экономика, потому что заканчивался кризис.
Имеется в виду кризис 1998 года?
Журнал мы начали делать в 1999 году.
То есть это на следующий год после августа 1998, когда все рухнуло?
Да. И нас было очень видно, и возникла реклама, и рекламу стали у нас покупать, и в общем через год было понятно, что немножко можно выдохнуть, что это не умрет. А потом мы бесконечно развлекали себя, придумывая себе, как китайские пионеры, какие-то препятствия, для того чтобы это преодолевать, и так возникла afisha.ru, и «Путеводитель «Афиши», и «Афиша-Мир», и «Афиша-Еда», и «Большой город», и «Пикник Афиши», о котором я уже сказал, и еще миллион каких-то вещей, а потом меня оттуда прогнали. Но это было уже в другую эпоху.
Да, мы еще до туда не дошли. Как вы, например, отучили, внедрили в сознание людей, которые занимались самыми разными культурными или какими-то ресторанными бизнесами в этом городе, что вы не берете деньги за материалы? Что нельзя заказать внутри «Афиши» статью о своей новой энтерпрайз. Потому что я же очень хорошо помню то время, ты открывал какой-нибудь журнал «Ваш досуг», который возник чуть позже, и понимал, что это все заказные статьи. Я не имею в виду сектор уровня «Коммерсанта», я имею в виду вот такие журналы.
Даже в приличной прессе это же вообще всегда проблема, потому что пишешь ты про ресторанах, с кем-то общаешься, с рестораторами, с поварами, твои знакомые, они тебе интересны. Тут всегда есть проблема конфликта интересов.
А дальше нужно пробовать еду. Если еда дерьмо, написать, что это дерьмо.
Написать, что это дерьмо. Именно из-за того, что мы были такой какой-то странный андерграунд, именно из-за этого никаких знакомых рестораторов у нас особенно не было, и по молодости было приятно самоутверждаться за счет того, что ты пишешь какие-то резкие хлесткие вещи. Но потом, мне казалось, что это единственное, что придает смысл этой деятельности. То есть мне кажется, что писать правду, а она может быть очень субъективной, но тем не менее, она правда, это единственное, из-за чего можно просто уважать себя. Мне кажется, ты можешь писать плохо или хорошо, но если ты пишешь за взятки, то это не имеет никакого значения.
Никогда ни одного комплиментарного слова «Наше радио» или фестиваль «Нашествие» у вас не получил.
Мы воспринимали вас как каких-то просто монстров рок-н-ролла, а себя как маленькую андерграундную группировку.
Так было обидно, я тебе честно скажу, жутко обидно.
Я помню, как мы срались на эту тему.
Причем я же так же истово делал это все, как и ты свое детище, и у меня просто слезы на глазах выступали, когда я читал, что очередной раз это быдло рок-н-ролльное…
Не-не, слово «быдло» там я не думаю, что было…
Ну да, ну короче говоря, много я настрадался с вами. Так как можно было…
Я перессорился, благодаря тому, чем я занимался, из-за того, что я был за правду, перессорился просто с невероятным количеством симпатичных мне людей, которые страшно были за то, что мы делали, до того момента, пока они не становились следующей жертвой. После чего они звонили мне и говорили, я боялся подходить к телефону, потому что я знал, что там в очередной раз будет какой-то человек, который при встрече со мной хорошо, если просто не поздоровается, а не плюнет мне, например, в рожу. Вообще, это вроде смешная такая тема, про какие-то рестораны, фестивали, театры, делов-то, но для людей, с которыми я работал, и для меня все это было важно, и делали мы это искренне и так далее. Мне кажется, что очень важный компонент вот этого самого журнала «Афиша», почему он получился успешен, важен и так далее, просто потому, что обмануть-то, на самом деле, никого нельзя. Делалось это все невероятно честно, иногда неказисто, непрофессионально, не так, не сяк, но почему-то вот эта вот энергия того, что людям надо, и они занимаются правдой, и делают что-то, что для них важно, я не понимаю как, но это всегда пробивает через текст и так далее.
У меня был поразительный случай. Я человек не религиозный и не мистический, был поразительный случай, когда я понял, как это работает. Мы делали какую-то фокус-группу, впервые в жизни я узнал, что такое фокус-группа. А фокус-группа, ты это видел сто раз, это когда за стеклом сидят типичные потребители медиа, которое ты делаешь, там сидит специальный модератор, и вынимает из них аккуратно, что там они думают, что хорошо, что плохо. Мы сидим за стеклом, такая сцена из американского кино, там какое-то пиво тебе ставят, очень весело за этим стеклом смотреть на этих людей.
Которые и не подозревают…
Они думают, что это зеркало. И в какой-то момент модератор, с которым мы потом страшно подружились, Саша Новиков…
О, это Комкон.
Тогда был Комкон, сейчас это дивная компания под названием «Радость понимания».
Я этого даже не знал. Саше большой привет, потому что я все исследования тоже с ним делал всегда.
Вот, он прекраснейший человек.
И человек хороший, и профессионал супер.
Да, невероятный. И Саша ведет эту группу, и там есть такое упражнение, про бренд, и он говорит, представьте себе, что журнал был бы человек. Этот человек какой? Делается это для того, чтобы через описание этого человека понять вообще общее отношение людей к бренду. И там сидит группа людей, которая не понимает, чего он от них хочет, потому что журнал — это журнал, бренд — это бренд. И чтобы им помочь, он говорит, а вы знаете, кто главный редактор этого журнала? Они говорят, нет. Я никогда не писал никакую колонку главного редактора, совершенно не был медийным человеком, никто меня не знал. И он говорит, хорошо, если вы не можете мне описать этот журнал, как человека, расскажите мне, как вы думаете, какой там главный редактор. И они говорят, а кто его знает, какой там главный редактор, наверное, такой полноватый, говорят они. Он говорит, мужчина? Они говорят, да-да, мужчина, наверное, ему года тридцать два, а может быть, тридцать пять. Наверное, еврей наполовину, говорят они. Знаешь, я сижу там в полном изумлении, они очень точно рассказывают обо мне. Они обо мне ничего не знают, я в журнале не пишу, откуда они это знают. Наверное, говорят они, он делал до этого журнал, но у него не получалось, его, наверное, уволили, но у него там хороший коллектив людей, они тоже все уволились. Откуда они это все взяли? Это вот поразительная вещь, как честно сделанная вещь, аутентичная, настоящая, как-то пробивает, откуда-то чувствуешь, что вот там это заряжено.
Расскажи, пожалуйста, в двух словах, о какой-нибудь самой удачной обложке, которая у вас получилась, и которая невероятно выстрелила, и о каком-то полном провале с обложкой.
Мы выяснили, все что я помню на эту тему, это мы выяснили, что не продаются обложки, на которых люди черного цвета и зеленые логотипы. Вот это, если меня видят какие-то люди, которые делают журналы, не делайте зеленые логотипы и знайте, что если вы поставите на обложку любого черного человека, он будет продаваться хуже, чем любой белый человек. Это подсознательный расизм, или я не знаю что, но это факт. Нас это не останавливало, но имейте это в виду.
Обложка это всегда была невероятно мучительная вещь, потому что «о, господи, этот уже был, это уже был, этот нас ненавидит, он не захочет сниматься» и так далее. Почему-то это всегда делается в каком-то совершеннейшем аду, денег на это нету. Вот ты говоришь, самая удачная обложка, у меня никогда не было ощущения, ни одного номера журнала «Афиша», и никакого другого журнала, который я делал, ни от одной обложки и ни от одной статьи у меня никогда не было ощущения, что я это сделал хотя бы на «четыре». По прошествии времени я иногда на это смотрел и думал, ничего себе так, симпатично это все выглядит.
Но в моменте ты просто думаешь, о господи, что-то сдали, и слава богу. Успели в типографию, хотя этот не сделал то-то, тот не это, почему я не подумал о том и о сем. Ничего, кроме вот этой бесконечной фрустрации, что ты опять не дотянул, и по какому-то собственному счету не можешь себе поставить хорошую оценку, никогда в жизни я от этого… Может, я поэтому так долго этим и занимался, в надежде что однажды я себе поставлю «пять».
Когда-нибудь, это волшебная обложка. Последний вопрос у меня такой. Что, по-твоему, тогда, в то время начиналось, и что с тех пор безвозвратно закончилось?
О, это небыстрый вопрос. Все, мне кажется, что вот этот взрыв какой-то, какого-то освобождения, нахождения чего-то нового, ощущения полной открытости мира и возможности того, что ты можешь придумывать его правила. И такого больше нет, я думаю, что мир не только в России, но и в мире вообще, воспринимается как гораздо более опасная среда. Вот тогда, при всех этих бандитах и так далее, но мне кажется, что сейчас мы ощущаем этот мир как гораздо более опасный. А в каком-то смысле мне кажется, что конец девяностых и начало двухтысячных, про которые принято говорить как о начале чего-то, но во многих отношениях это было концом чего-то.
Это было последнее поколение все еще советских людей, все еще с советским, неплохим во многих отношениях образованием, например. Это было последнее поколение людей, которое как поколение, внутри него было много людей, которые могут сесть и написать три страницы текста, который можно прочитать. Таких людей больше почти нет, если их специально этому не учат, если у них нет специально к этому интереса. Это было, наварное, последнее поколение людей, которым было интересно to live dangerously.
Жить на грани.
Когда я сейчас гляжу на ровесников моего сына, которому 22 года, ой, страшно буржуазные люди, очень аккуратные, они думают о том, что будет с ними происходить через десять лет. Какие там наркотики, господи помилуй. А тогда, конечно, какой-то революционный угар, в котором мы все находились, подразумевал то, что на уровне образа жизни все должно происходить очень странно. Этого больше, по-моему, нет.
Спасибо тебе большое за то, что поговорил со мной.
Илья Осколков-Ценципер, Марко Михич-Ефтич, Юрий Сапрыкин: «Концепции развития территорий»
Илья Осколков-Ценципер, Марко Михич-Ефтич, Юрий Сапрыкин: «Концепции развития территорий»Лекция
Пятница, 3 июня 2016
19:30
Лекция о новой истории ВДНХ пройдет в летнем кинотеатре-лектории (за павильоном №62) 3 июня 2016 года в 19:30.
Соавторы концепции развития ВДНХ, люди, создававшие идеи и содержание важнейших культурных проектов последних лет — от журнала «Афиша» и парка Горького до института «Стрелка» и агентства Tsentsiper, — рассказывают о Выставке, принципах ее пространственной организации и о том, как будет меняться ВДНХ.
Илья Осколков-Ценципер
Основатель журнала «Афиша», один из основателей и в прошлом президент Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», создатель сервиса по ремонту квартир «Сделано» и агентства Tsentsiper.
Марко Михич-Ефтич
Главный архитектор и сооснователь «Сделано», преподаватель МАрхИ.
Юрий Сапрыкин
Редакционный директор ИД The Moscow Times, бывший главный редактор журнала «Афиша», автор статей и лекций о современном состоянии умов.
Пятница, 3 июня 2016
19:30
Количество мест ограничено
50% вместимости зала. Необходимо пройти электронную регистрацию. Пожалуйста, регистрируйтесь, если точно собираетесь прийти на лекцию, и объективно оценивайте свое состояние здоровья, собираясь на массовые мероприятия. В помещении посетители должны находиться в масках. При входе измеряется температура и может быть отказано в посещении мероприятия при повышенных показателях или отсутствии маски. Мы заботимся о безопасности наших гостей.«Никому не советую вести жизнь стартапера только потому, что это модно»
Илья Осколков-Ценципер, основатель журнала «Афиша» и вдохновитель Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», сегодня не только руководит собственным бюро Tsentsiper по проектированию услуг, пользовательского опыта, брендов и городских территорий – но и значится ментором в ряде стартапов. Один из них – выпускник 7-го набора Акселератора ФРИИ, консьерж-сервис юридических услуг «ЮРБЮРО». Мы поговорили с Ильёй о том, для чего ему консультировать начинающих предпринимателей, какие проекты ему наиболее интересны, и что общего есть у стартапов и школьных рок-групп.
— Можно ли назвать вашу менторскую деятельность своего рода социальной миссией? Для чего вы вообще помогаете стартапам?
Ой, я сам точного ответа на этот вопрос не знаю. Моё менторство действительно никакого отношения к бизнесу не имеет. Скорее, это такая болезнь – просто хочется этим заниматься, и всё тут. Поскольку я сам периодически оказываюсь на «той» стороне, то понимаю, что происходит в голове у стартаперов. Я довольно серьезно отношусь к роли ментора и большинству проектов, которые ко мне приходят, отказываю. Одно дело – просто совет дать, а другое – ставить свою фамилию под тем или иным проектом, да и вообще тратить на него время.
— А сколько проектов вы ведёте одновременно?
Пять-шесть, в какие-то проекты я сам вкладываю деньги, в другие – нет.
— Медийные стартапы среди них есть? Я имею в виду те проекты, которые хотят переизобрести способы потребления контента.
«Никогда не говори никогда», но мне кажется, что медийный этап моей жизни закончился лет семь назад, когда я ушёл из «Афиши». Это было очень интересно, спасибо, но все.
— То есть, эта тема вам в принципе не очень интересна сейчас?
Просто все медийные стартапы либо состоят из вещей каких-то совсем уж технологичных (в которых я ничего не понимаю), либо связаны с производством контента – а тратить на это время и деньги сегодня мне кажется не самым разумным делом.
— Как вы познакомились с выпускником нашего акселератора ЮРБЮРО? Кто кого нашел?
Это простая история: один из инвесторов ЮРБЮРО, Родион Шишков – мой бывший коллега, мы с ним когда-то вместе работали в Yota и до сих пор дружим. Проект сразу заинтересовал меня, потому что решает очень понятную проблему. Почему, чтобы зарегистрировать компанию, нужно куда-то ехать, разговаривать с какими-то людьми, тратить время? Сложность в получении юридических услуг – это очевидная проблема, для решения которой стартап предлагает очевидное решение. Я вообще люблю проекты, в которых, если ты не делаешь грубых ошибок и тебя не преследует неудача, то довольно высокие шансы на успех. ЮРБЮРО – один из них.
— Еще какие-нибудь примеры, проектов, решающих очевидные проблемы простейшим образом, приведите, пожалуйста.
Мой собственный проект «Сделано», например – сервис по ремонту квартир.
— Поскольку у нас во ФРИИ каждые четыре месяца очередной набор Акселератора проходит три десятка проектов, многие из них наверняка это интервью прочитают и захотят получить вашу экспертную поддержку. Как вас заинтересовать? Есть какой-то рецепт?
Слушайте, ну это всё равно, что спросить, как пропитчить инвестора – вы же всё это лучше меня знаете. Надо быть офигенными людьми, рассказать офигенную историю и показать офигенный бизнес-план – всё то же самое. Я не лезу в сферы, в которых ничего не понимаю – B2B, чисто технологические проекты, рекламные площадки и т.п. Я могу помочь проектам, которые больше ориентированы на конечного потребителя – поскольку конечный потребитель это человек, а я разбираюсь именно в том, как делать продукты так, чтобы люди их любили.
— Давайте немного пофантазируем: есть какие-то проекты, которые вам очень нравятся и с которыми вам хотелось бы поработать, но пока этого не случилось?
Мне очень симпатичны ребята, которые делают проект под названием Wakie – это те люди, которые делали социальный будильник «Будист» — по-моему, это многообещающая история. У меня был когда-то проект, близкий к этой теме, но с ним ничего не вышло. Меня сейчас интересуют вещи, которые находятся на грани онлайна и оффлайна: то есть, перенос онлайнового мышления в оффлайновую плоскость. В том числе проекты, связанные с перепридумыванием недвижимости: например, в Нью-Йорке мой товарищ делает проект, который называется Knotel – это офисный центр нового поколения, схожий с сетью коворкингов WeWork, но рассчитанный на компании, а не фрилансеров. Очень интересно, что сейчас происходит с WeLive, новым проектом от команды WeWork.
— А если говорить о технологических трендах – что вас сильнее всего вдохновляет, в какой области вы ждете прорыва? В виртуальной реальности, биткоинах, еще в чем-то?
Меня больше интересует дополненная реальность, чем виртуальная. Потому что способы применения VR очевидны – это либо аттракционы, либо специализированные профессиональные инструменты, может быть, новые виды коммуникации. Возможности дополненной реальности гораздо более многообразны.
Самое интересное, мне кажется, сейчас происходит в области генетики: редактируемый геном и так далее.
Есть ощущение, что постепенно уходит эпоха «улучшайзинга»: мол, давайте напишем еще немножко кода, и всё станет работать лучше. Чем дальше в лес, тем большее значение начинает играть наука.
И я бы аккуратно относился к бесконечному повторению модных терминов этого сезона, просто потому, что до России эти тренды долетают позже. AI сейчас – модная тема, на неё дают инвестиции, но три года назад мой знакомый искал в Калифорнии деньги на такой проект – и тогда это была самая тухлая тема на свете. Другие сферы также развиваются по тем же циклам.
— Чем дальше в лес, тем ближе сингулярность, в общем.
Да! Может быть, она даже наступила – мы уже до такой степени не понимаем, что происходит. Вот, наверное, главный тренд 2016 года: никто не понимает, что происходит.
— Давайте завершим это интервью советами, которые вы можете дать на основании собственного опыта начинающим предпринимателям.
Самый важный совет будет не очень весёлым: Москва – это не Калифорния. Множество людей, которых я периодически встречаю, начитались Techcrunch и думают, что российская венчурная индустрия устроена так же, как в США. Но это не так. Если ты работаешь в России, надо исходить из того, этот рынок устроен не так, как другие.
Другой совет: никому не советую вести жизнь стартапера только потому, что это модное и сексуальное занятие. У меня такой опыт был – нет ничего унизительнее и печальнее, чем потратить несколько лет на какое-то дело, а потом его закрывать, перепортив отношения с кучей людей. Самооценка падает. Так что если вы можете заниматься чем-то другим – занимайтесь другим.
— Не очень-то оптимистично.
Когда я учился в школе, у всех должна была быть своя рок-группа. И если у тебя её не было, ты был полным неудачником. А сегодня кажется, что если у тебя нет своего стартапа, то тебе девушки не будут давать. Может, лучше рок-группу сделать, а?
— И последнее. Какую хорошую книгу про технологии из недавно прочитанных вы можете порекомендовать стартаперам?
Ох, мне кажется, надо читать книги о развитии цивилизации и науки. Не советую хвататься за очередную книжку, которая четырьмя буллет-поинтами пообещает вам рассказать всё о ближайшем будущем. Прочитайте лучше Money Changes Everything Уильяма Гётцмана: её пока не перевели на русский язык. Это история финансов как технологии начиная откуда-то с шумеров. Страшно любопытно, даже если вам неинтересны финансы в принципе. Рекомендую.
благодарим Максима Авдеева за предоставленную фотографию
Электронная почта и телефон Ильи Осколкова-Ценципера
Мы установили стандарт поиска писем
Нам доверяют более 9,1 миллиона пользователей и 95% из S&P 500.
Нам не с чего начать. Обыскивать Интернет круглосуточно — это не поможет.RocketReach дал нам отличное место для старта. Теперь у нашего рабочего процесса есть четкое направление — у нас есть процесс, который начинается с RocketReach и заканчивается огромными списками контактов для нашей команды продаж … это, вероятно, сэкономит Feedtrail около 3 месяцев работы с точки зрения сбора потенциальных клиентов. Мы можем отвлечь наше внимание на поиски клиента прямо сейчас!
Отлично подходит для составления списка потенциальных клиентов.Мне понравилась возможность определять личные электронные письма практически от любого человека в Интернете с помощью RocketReach. Недавно мне поручили проект, который рассматривал обязанности по связям с общественностью, партнерству и разъяснительной работе, и RocketReach не только связал меня с потенциальными людьми, но и позволил мне оптимизировать мой поисковый подход на основе местоположения, набора навыков и ключевого слова.
— Брайан Рэй , Менеджер по продажам @ GoogleДо RocketReach мы обращались к людям через профессиональные сетевые сайты, такие как Linkedln.Но нам было неприятно ждать, пока люди примут наши запросы на подключение (если они вообще их примут), а отправка будет слишком дорогой … это было серьезным ударом скорости в нашем рабочем процессе и источником нескончаемого разочарования .. С Благодаря огромному количеству контактов, которые мы смогли найти с помощью RocketReach, платформа, вероятно, сэкономила нам почти пять лет ожидания.
Это лучшая и самая эффективная поисковая машина по электронной почте, которую я когда-либо использовал, и я пробовал несколько.Как по объему поисков, так и по количеству найденных точных писем, я считаю, что он превосходит другие. Еще мне нравится макет, он приятный на вид, более привлекательный и эффективный. Суть в том, что это был эффективный инструмент в моей работе как некоммерческой организации, обращающейся к руководству.
До RocketReach процесс поиска адресов электронной почты состоял из поиска в Интернете, опроса общих друзей или преследования в LinkedIn.Больше всего меня расстраивало то, как много времени все это занимало. Впервые я использовал RocketReach, когда понял, что принял правильное решение. Поиск писем для контактов превратился в одноразовый процесс, а не на неделю.
Поиск электронных писем для целевого охвата был вручную и занимал очень много времени. Когда я попробовал RocketReach и нашел бизнес-информацию о ключевых людях за считанные секунды с помощью простого и непрерывного процесса, меня зацепило! Инструмент сократил время на установление связи с новыми потенциальными клиентами почти на 90%.
Клуб Илья Осколков-Ценципер Профиль, подписчики, статистика (@ilyatsentiper)
Клуб Илья Осколков-Ценципер Профиль, подписчики, статистика (@ilyatsentiper)Бег 3,4 км Подписчики
79 Следующий
@ilyatsentiper Имя пользователя
3 февраля 2021 г. Зарегистрировано
Приглашает: Геннадий Юзефавичус
Последние 10 записей
| День | подписчиков | Прирост | % прирост |
|---|---|---|---|
| 30 сентября 2021 г. | 3 400 | 0 | 0.0% |
| 27 сентября 2021 г. | 3 400 | 0 | 0,0% |
| 26 сентября 2021 г. | 3 400 | 0 | 0,0% |
| 24 сентября 2021 г. | 3 400 | 0 | 0.0% |
| 22 сентября 2021 г. | 3 400 | +20 | + 0,6% |
| 21 августа 2021 г. | 3,380 | -3 | -0,1% |
| 25 июня 2021 г. | 3 383 | 0 | 0.0% |
| 18 июня 2021 г. | 3 383 | 0 | 0,0% |
| 11 июня 2021 г. | 3 383 | 0 | 0,0% |
| 5 июня 2021 г. | 3 383 | 0 | 0.0% |
Графики
Больше пользователей Clubhouse
Илья Осколков-Ценципер Собственный капитал, Возраст, Биография, День рождения, Рост, Факты
Узнайте о Илья Осколков-Ценципер Состояние, биография, возраст, день рождения, рост, ранний период жизни, семья, свидания, партнер, Wiki и факты.
Кто такой Илья Осколков-Ценципер:
Илья Осколков-Ценципер — известный социальный дизайнер и предприниматель.Он родился 30 сентября 1967 года, его место рождения — Москва, Россия.
На сайте Buzzlearn.com Илья указан как успешный предприниматель, родившийся в 1967 году. Он также входит в список самых богатых людей России. Его имя — «Илья», а фамилия — «Осколков-Ценципер».
Биография:
| Bio / Wiki | |
|---|---|
| ФИО | Илья Осколков-Ценципер |
| Род занятий | Предприниматель |
| Возраст | 54 |
| Дата рождения | 30 сентября 1967 г. |
| Место рождения | Москва, Россия |
| Знак зодиака | Весы |
| Страна | Россия |
| Пол | Мужской |
День рождения, возраст и знак зодиака:
День рождения Ильи Осколкова-Ценципера 30 сентября 1967 года, он родился в субботу.Ему 54 года. Солнечный знак Илья — Весы, а его рожденный цветок — Астра и Ипомея.
| Дата рождения | 30 сентября |
| День рождения | Суббота |
| Год рождения | 1967 |
| Знак рождения | Весы |
| Двойственность знака рождения | Напористый |
| Способность и элемент знака рождения | Кардинал Воздух |
| Противоположный знак | Овен |
Рост, вес и физические характеристики:
Информация об измерениях кузова представлена ниже:
| Высота | НЕТ |
| Масса | НЕТ |
| Бюст | НЕТ |
| Талия | НЕТ |
| Бедро | НЕТ |
| Цвет волос | НЕТ |
| Цвет глаз | НЕТ |
| Размер обуви | НЕТ |
Ранняя жизнь и семья:
| Информация о семье | |
|---|---|
| Имя родителей | Неизвестно |
| Имя супруга | Неизвестно |
| Имя ребенка | Неизвестно |
| Количество детей | Не доступен |
| Имя партнера | НЕТ |
| Родственник (я) Имя | НЕТ |
Образование:
| Образование | Н / Д |
| Alma mater | Н / Д |
| Университет | Н / Д |
| Колледж | Н / Д |
| Средняя школа | Н / Д / A |
| Школа | НЕТ |
Илья Осколков-Ценципер Состояние:
Чистый капитал или чистая прибыль Ильи Осколкова-Ценципера оценивается в 1-5 миллионов долларов.Он разбогател на своей основной карьере предпринимателя.
| Чистая стоимость | 1 миллион — 5 миллионов долларов |
| Годовая зарплата | На рассмотрении |
| Источник дохода | Предприниматель |
| Состояние проверки состояния | Не подтверждено |
Живой или мертвый?
По нашим данным, Илья Осколков-Ценципер жив.
Краткие факты:
Вот несколько интересных фактов об Илье Осколкове-Ценципере:
* Он родом из России.
* Его звездный знак — Весы, а стихия зодиака — Воздух.
* Его двойственность — Напористая, а противоположный знак Солнца — Овен.
Часто задаваемые вопросы (FAQ):
Ссылка: Wiki и газеты.
Илья Осколков-Ценципер — Состояние, Био, Возраст, Рост, Семья, Вики!
Илья Осколков-Ценципер собственный капитал, день рождения, возраст, рост, вес, вики, факт 2020-21! В этой статье мы узнаем, сколько лет Илье Осколкову-Ценциперу? С кем сейчас встречается Илья Осколков-Ценципер и сколько денег у Ильи Осколкова-Ценципера?
| КОРОТКИЙ ПРОФИЛЬ | |
|---|---|
| Отец | Недоступно |
| Мать | Недоступно |
| Братья и сестры | Недоступно |
| Супруг | Неизвестно |
| Дети (s ) | Нет в наличии |
Илья Осколков-Ценципер Биография
Илья Осколков-Ценципер — известный Предприниматель , родился 30 сентября 1967 года в Россия .По мнению астрологов, — знак зодиака — это Весов .
Илья Владимирович Осколков-Ценципер (родился 30 сентября 1967, Москва, СССР), социальный дизайнер, медиаменеджер и предприниматель, изобретатель, харизматичный пионер. Основатель журнала «Афиша», президент Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». Работает и живет в Москве.
С 1989 по 1991 год Илья Осколков-Ценципер заведовал социологическим отделом Союза художников СССР и работал искусствоведом в журнале «Огоньок», который достиг рекордного тиража в 4 экземпляра.6 миллионов копий.
Этническая принадлежность, религия и политические взгляды
Многие люди хотят знать, что такое Илья Осколков-Ценципер этничность, национальность, происхождение и раса? Давай проверим!
Согласно общедоступному ресурсу IMDb & Wikipedia, этническая принадлежность Ильи Осколкова-Ценципера неизвестна. В этой статье мы обновим религию и политические взгляды Ильи Осколкова-Ценципера. Пожалуйста, проверьте статью еще раз через несколько дней.
В 1989 году Осколков-Ценципер окончил факультет истории театра Московского государственного института театрального искусства им. Луначарского (ГИТИС), ныне РАТИ, после чего окончил аспирантуру факультета культурной политики Бургундского университета, Дижон, Франция. .
Илья Осколков-Ценципер Собственный капитал
Илья Осколков-Ценципер — один из самых богатых предпринимателей и включен в список самых популярных предпринимателей. Согласно нашему анализу, Wikipedia, Forbes & Business Insider, Илья Осколков-Ценципер , собственный капитал составляет примерно 1,5 миллиона долларов .
| Илья Осколков-Ценципер Собственный капитал и зарплата | |
|---|---|
| Собственный капитал | 1 доллар.5 миллионов |
| Заработная плата | На рассмотрении |
| Источник дохода | Предприниматель |
| Легковые автомобили | Недоступно |
| Дом | Проживает в собственном доме. |
В 1989 году Осколков-Ценципер окончил факультет истории театра Московского государственного института театрального искусства им. Луначарского (сегодня РАТИ), после чего окончил аспирантуру факультета культурной политики Университета Бургундии, Дижон. , Франция.
В 1990 году вместе с командой партнеров он основал АРТ-МИФ (Московская международная ярмарка), первая международная художественная ярмарка в Советском Союзе, которая длилась пять лет и провела десятки выставок современного искусства.
Рост Илья Осколков-Ценципер
Рост Ильи Осколкова-Ценципера Сейчас нет в наличии. Вес Неизвестно и размеры тела скоро будут обновлены.
| Илья Осколков-Ценципер Статистика роста и тела | |
|---|---|
| Рост | Неизвестно |
| Вес | Неизвестно |
| Размеры тела | На рассмотрении |
| Цвет глаз | Не доступен |
| Цвет волос | Нет в наличии |
| Размер ступни / обуви | Недоступно |
В 1993 году Осколков-Ценципер был одним из ведущих членов команды, основавшей журнал Matador Magazine, популяризировавший новую тенденцию. российского «интеллектуального гламура» с участием новостей кино, музыки, искусства, моды и культуры.
С кем встречается Илья Осколков-Ценципер?
По нашим данным, Илья Осколков-Ценципер возможно одноместный и ранее не привлекался. По состоянию на июнь 2021 года Илья Осколков-Ценципер ни с кем не встречается.
Запись о взаимоотношениях : У нас нет записей о прошлых отношениях для Ильи Осколкова-Ценципера. Вы можете помочь нам в создании рекордов знакомств для Ильи Осколкова-Ценципера!
С 2007 по 2009 год Осколков-Ценципер был генеральным директором медиахолдинга «Афиша», входящего в состав «Профмедиа».
Факты и мелочи
Входит в список самых популярных предпринимателей . Также вошла в элитный список знаменитостей года рождения, Россия . Илья Осколков-Ценципер отмечает день рождения 30 сентября каждого года.
В 2004 году «Осколков-Ценципер» запустил ежегодный фестиваль под открытым небом «Пикник Афиши», который превратился в крупнейший музыкальный фестиваль в России. Помимо музыки, «Афиша Пикник» знакомит гостей с современным искусством и уличной культурой и является барометром «хипстерской моды».На сцене фестиваля выступили такие звезды, как Земфира, Безумие, Mujuice, Бейрут, Петр Налич, Ленинград, Аукцион, Мумий Тролль, Помпея, Cops on Fire, Tesla Boy, Аквариум, Франц Фердинанд, Pet Shop Boys, Жанна Агузарова, Сплин и Blur. в разные годы.
В 2009 году Илья Осколков-Ценципер основал Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». Институт расположен на территории бывшего завода «Красный Октябрь» в центре города.
С 2010 по 2012 год он работал вице-президентом российского оператора мобильной широкополосной связи Yota Group и отвечал за стратегические коммуникации, развитие бренда, новые услуги и офис Yota в Лондоне.
В 2011 году Осколков-Ценципер стал соучредителем Winter, консалтинговой компании в области дизайна и коммуникаций, расположенной в Лондоне. Winter специализируется на предоставлении услуг по брендингу, маркетингу и дизайну российским компаниям. В декабре 2012 года российский центр стратегических коммуникаций «Зима» и «Апостол» разработали новый имидж бренда для государственной корпорации «Ростехнологии», переименовав ее в «Ростех».
Полную биографию Ильи Осколкова-Ценципера вы можете прочитать в Википедии.
Илья Осколков-Ценципер: «Ненавижу, когда людям все равно»
О стартапах и девяностых
Мне нравится слово «запуск».Стартап — одна из главных мечтаний последнего десятилетия. История о том, как несколько талантливых людей собираются вместе, прилагают определенные усилия и добиваются успеха: становятся богатыми и еще немного меняют мир. Но этим же словом людей обманывают, заставляя работать на развитие мировой капиталистической системы бесплатно. Если ничего не выходит, а чаще всего не выходит, им говорят: «Ну, это стартап». Этот образ до сих пор подвергается нападкам со стороны дурака, который думает, что деньги растут на деревьях.Таких много.
Раньше такого слова не было, но ощущения остались прежними. В девяностые годы вся страна была стартапом. Отсюда и основные технологические бренды, такие как Яндекс, Касперский. В то время я совсем не интересовался бизнесом, ничего не понимал и все упускал, занимался медиапроектами.
В России по-разному работаем, по-разному потребляем. Вряд ли я скажу что-то резкое на эту тему, но глупо делать вид, будто в Москве можно делать то же самое, что и в Калифорнии.Некоторые вещи можно сделать только в Калифорнии.
Российских стартапов — это больше всего стартапов, а русских кофеен — больше всего кофеен. Мы с некоторой тревогой придаем этим вещам какой-то абсолютный смысл, даже если они на самом деле совершенно функциональны. И мы делаем их намного более значимыми. Вы заметили, как люди делают паузу перед словом «стартап» или «парикмахерская»? Над этим легко смеяться, но я думаю, что мы такие, в этом нет ничего хорошего или плохого.
Мы действительно увлекаемся словами, которые приходят к нам откуда-то извне. Думаю, Маркс содрогнулся бы, взглянув на русских марксистов через пятьдесят лет после своей смерти. У нас профессионализм хуже, но с подвигами все нормально. Просто иногда это подвиг фуд-корта.
О криптовалютах, краудфандинге и блокчейне I
предпочитают, чтобы партнеры в какой-то мере были единомышленниками, то есть не только давали деньги на проект, но и понимали, что хорошо, а что плохо.Вы долго ведете переговоры с партнерами, поэтому цена ошибки высока. И иногда я тоже ошибаюсь.
Краудфандинг — это мило, он работает на всякую симпатичную ерунду. И кажется, что иногда получается привлечь на проект довольно крупную сумму. Входные барьеры неизбежно уменьшатся: то, что раньше было доступно только профессиональным инвесторам, станет доступно и непрофессионалам. Но как будет развиваться система, непонятно. Нам нужно увидеть, как государство регулирует это, и в этом смысле технология, конечно, великий демократизатор.
© Георгий Кардава
Нет, у меня нет биткойнов. И другие криптовалюты тоже. Не хочу углубляться в эту тему, для меня это сухо. Я все еще чувствую себя лучше в вещах, которые не основаны на чистой математике. У меня есть теория, что в нашей стране, где доверие между людьми плохо, больше верят в формулы. Отсюда и повальное увлечение россиянами криптовалютой.
Blockchain похож на Интернет в девяностые годы. То есть все только начинается. И, как следствие, не победители попадают первыми.Но мир сильно изменится. Пожалуйста, не позволяйте своим детям учиться на нотариуса.
О ВкусВилла и корпорации
Ненавижу, когда людям все равно. Я ненавижу, когда чувствую, что мне нужно больше, чем кто-либо другой, что я какой-то дурак, который машет руками и волнуется. И если напротив него сидит человек, который думает: «Когда ты заткнешься и отпустишь меня домой?», Я не согласен.
Что меня радует, так это то, что мне удается создать что-то с большим потенциалом: вещи, которые действительно меняют окружающую среду в самом широком смысле.Когда вы что-то делаете, тогда кто-то начинает вам подражать, соревноваться с вами. У кого-то даже получается лучше, чем у вас. Но вы понимаете, что сдвинули тему с мертвой точки. Да пусть даже не специально для меня, а для кого-то, все равно — ура. Великого раввина попросили описать суть иудаизма в одном предложении. Он сказал: «Тиккун олам», что означает «исправить мир». Несмотря на то, что я не верю в Бога, эта концепция мне близка.
© Георгий Кардава
Если не заставить его улучшаться, станет еще хуже.Ничего нельзя исправить раз и навсегда. Если вы говорите: «Мы сделали, давай уже», все сразу начинает деградировать и превращаться в пародию.
Успех компании связан с проявлением личности, стоящей за брендом. Иногда это коллективный человек, а не обязательно один человек. Копировать можно многое, но не личность. Я ничего не знаю о человеке, который делал компанию «ВкусВилл» в Москве, никогда не был в его магазине, но он определенно яркий, позитивный человек.Я понял это только по тому, как люди говорят о его проекте. Почему-то совершенно очевидно, что за этой компанией стоит человек. Тим Кук совсем не похож на Стива Джобса, но личность Кука теперь проявляется в продуктах и магазинах компании, как и раньше. Мы чувствуем, что правила изменились, хотя на уровне логотипов и их Библии корпоративной культуры ничего не изменилось.
Ненавижу, когда чувствую, что мне нужно больше, чем кто-либо другой, что я какой-то дурак, который машет руками и волнует
Про уродливые формы и депрессию
В СМИ мне очень нравится то, что делает Осетинская.Дуд абсолютно классный, но здесь я не оригинален. Самая красивая вещица — Blueprint. До определенного момента мне очень нравился Wonderzine, но я давно не видел, что они делают. Когда были феминизм и банки, мне показалось, что получился очень интересный образ. Но я не совсем целевая аудитория.
Как культура, мы сейчас переживаем фазу взросления, причем довольно мрачную. После очень долгого периода влюбленности во все за границей мы все внезапно заинтересовались тем, кто мы такие.Мы поняли, что нужно идти другим путем, но еще не поняли, каким путем. Это движение иногда принимает довольно уродливые и пугающие формы, но это движение.
Настроение в Москве какое-то депрессивное, потому что непонятно, где приложить усилия, что сделать, чтобы это было действительно необходимо. Наши общие знакомые начали делать большое количество образовательных и благотворительных проектов. Отлично, но лично я думаю, что это не ответ. Это меняет некоторых людей, но не наше восприятие мира в целом.
Встреча в лектории бизнес-школы «Сколково» состоится 19 марта в 20:00. Ведет ее литературный критик Галина Юзефович.>
Rem Koolhaas в Москве — Vogue.it
Сжимая одеяло на плечах, Рем Колхас объявляет об открытии будущего института «Стрелка », новый самая желанная и гламурная школа дизайна и новых медиа в Москва.
Тринадцать градусов на улице после очень жаркой недели.В этом новом пространство в центре Москвы будут изучать новые города, отношения между виртуальным и реальным пространством, между публичным и частным лицом, а сам Колхасс, по преимуществу суперзвезда, будет руководитель модулей и классов.
Крем-де-ла-крем русской архитектуры был здесь, начиная с Александр Бродский — гениальная бумага архитектор, а сейчас самый востребованный ресторан и частные дома дизайнер — к Проект Меганом , который спроектировал самые интересные современные здания Москвы.Они собрались в в эти дни также к открытию Второго Московского Архитектурная биеннале.
Там были и богатые Новый Русский, и их дамы, как мероприятие организовали Александр Мамут и Илья Осколков-Ценципер, постоянно в московских сплетнях Новости . Институт «Стрелка» возвышается там, где когда-то были гаражи шоколадной фабрики Красный Октябрь , где десятилетиями аромат шоколада витал в воздухе и где за 70 лет плитки шоколада на половину Советского Союза, где произведено.
Сейчас это место, кажется, вот-вот станет новым культурный центр столицы России , с галереями, магазины, выставочные площади и самые модные бары в Москва.
di Margherita Belgiojoso
Опубликовано: 27.05.2010 — 15:24
Последний в Vogue
разоренных городов России получают лекарство от Колхаса | Независимый
Москва имеет репутацию хаотичного и уродливого города, в котором все идет не так, когда дело касается строительства.В последнее время архитектурные и эстетические ценности отошли на второй план по сравнению с интересами бизнеса.
Но сегодня в Москве открывается новое учреждение при поддержке дружелюбного к Кремлю бизнесмена и ведущего международного архитектора, которое надеется воспитать новое поколение вдумчивых и со вкусом оформленных градостроителей и помочь спасти город от архитектурного Армагеддона.
За последние два десятилетия нефтяное богатство России вызвало бешеный строительный бум в столице. Исторически значимые здания были оставлены гнить или просто снесены, а по всему городу выросли сотни плохо спроектированных, дешево построенных офисных зданий и элитных жилых башен.
В отличие от Санкт-Петербурга, Москва никогда не была архитектурно гармоничным городом, но борцы за охрану природы говорят, что уровень разрушений за последнее десятилетие угрожает разрушить самобытность города. Основатели института «Стрелка» надеются, что это станет частью лекарства.
«Это не то, что можно сделать за один шаг, но нам нужно изменить российский ландшафт», — сказал Илья Осколков-Ценципер, президент «Стрелки», во время экскурсии по кампусу. «Когда смотришь на Москву и другие российские города сегодня, это мрачный городской пейзаж, и уровень деградации растет.»
Институт откроет свои двери сегодня днем с лекцией Рема Колхаса, голландского архитектора и градостроителя, ответственного за некоторые из самых современных зданий в мире, названного журналом Time одним из 100 самых влиятельных на планете.
Г-н Колхас будет писать и вести аспирантуру на «Стрелке» для российских и иностранных студентов и каждые два месяца будет посещать Москву, чтобы брать уроки и читать лекции. темы, связанные с архитектурой и городским планированием во всем мире, но с особым вниманием к ситуации в России.«Мы хотим привлечь больше внимания к диалогу об архитектуре и вызвать дебаты в обществе в целом», — говорит г-н Осколков-Ценципер.
Здания «Стрелки», строительство которых завершается в выходные дни, являются частью комплекса «Красный Октябрь» — обширного комплекса зданий из красного кирпича, который до 2007 года функционировал как шоколадная фабрика, производившая миллионы плиток любимых российских марок шоколада. Институт находится в бывшем заводском гараже и цехе, которые были модернизированы двумя российскими архитекторами.
Здания находятся на острове в самом центре Москвы, в двух шагах от Кремля. Три года назад производство шоколада переместилось за пределы центра города, и в рамках амбициозного проекта комплекс превратился в эксклюзивное жилье для супербогатых Москвы.
Но разразился финансовый кризис, и планы были отложены на неопределенный срок, что стало сигналом для художественных галерей, ресторанов, а теперь и для «Стрелки». Елисейские острова «, — говорит г-н Осколков-Ценципер.
У проекта есть два основных спонсора, один из которых — Александр Мамут, 50-летний миллиардер, который был известен своими связями с семьей Бориса Ельцина в 1990-е годы и продолжал процветать в эпоху Путина.
Разнообразные деловые интересы г-на Мамута включают в себя блог-сайт LiveJournal.com, очень популярный среди российских пользователей, и «Евросеть», крупную торговую сеть мобильных телефонов, предыдущий владелец которой попал в немилость Кремля и сбежал в Лондон.
Г-н Мамут говорит, что к концу года инвестиции в проект составят около 10 миллионов долларов (7 миллионов фунтов стерлингов) — капля в море с точки зрения российских олигархов.
«Архитектура в России часто бывает слишком рабской; слишком связана с бизнес-интересами. Я действительно хотел сделать что-то, что будет опираться на то, что происходит в мире, что-то, что будет способствовать исследованиям, изучению и более глубокому пониманию архитектуры», — говорит олигарх. «Кроме того, я просто хотел сделать что-то хорошее для Москвы».
Когда г-н Мамут спрашивает, не слишком ли поздно спасать Москву после разрушительной архитектуры последних двух десятилетий, он делает долгую паузу. «Что ж, — отвечает он, — каким бы ни был ответ на этот вопрос, я думаю, вам нужно хотя бы попробовать.»
Современные монстры Москвы
1. Аэропорт Шереметьево, Терминал 2
Унылая, тусклая обувная коробка здания, это была витрина аэропорта, построенная к Олимпиаде 1980 года. В аэропорту ведутся ремонтные работы и новые терминалы были добавлены. Но Терминал 2, столь же удручающий изнутри, как и снаружи, все еще работает.
2. Памятник Петру Великому
Пожалуй, самое печально известное новое строение в Москве, памятник России Царя-реформатора москвичи почти единодушно ругают.Городская легенда гласит, что статуя, расположенная вниз по реке от института «Стрелка», была первоначально статуей Христофора Колумба в подарок США по случаю 500-летия его путешествия в 1492 году.